— Всегда бы так — и деньги, и удовольствие, — чуть хрипловатым голосом отозвалась жрица любви, потом мазнула по лощеному лицу американца томным взглядом своих зеленых, волооких глазищ. Обернувшись, она пошла к выходу, чуть покачивая крутыми бедрами. — Если что заходите, мальчики! — Она прощально махнула рукой. — Адрес знаете.

Странное дело, до этого момента инженер-электронщик Эндрю Джекобс совершенно точно знал, что любит только высоких блондинок с мальчишеской фигуркой Твигги. Но от этой дебелой, крупной бабы с толстыми икрами и вызывающе рельефным задом исходил такой мощный поток сексуальности, что волна похоти просто захлестнула представителя ЦРУ. Виктор Сосновский продолжал было говорить, но затем, поняв, что его американский коллега думает совсем о другом, рассмеялся:

— Понравилась? Ладно, закончим работу, и я тебя свожу в один роскошный бордель с такими девушками!

— А можно именно с этой?

Сосновский был удивлен.

— Что, запала в душу? А я думал, на таких только черножопые и клюют. Ладно, организую тебе встречу, так и быть! Тем более что долларов у тебя полно.

Иранский «Боинг» взлетел с аэродрома уже в сумерках. Навстречу ему, косой линией подрезая курс самолета, двигался грозовой фронт. За тысячу километров от Саратова, в Персидском заливе, в кают-компании на авианосце "Джон Кеннеди" дежурный офицер протянул телеграмму адмиралу Кларку. Прочитав ее, тот бросил депешу через стол седому человеку в морской форме, но без знаков различия. Это был не кто иной, как сам директор электронной разведки США Чарльз Лепински.

— Это вам.

Прочитав телеграмму, Лепински довольно воскликнул:

— А, это даже хорошо!

В телеграмме скупо значилось: "Погода на план два".

Кроме сорока двух летчиков, в самолете летели члены правительственной делегации, семнадцать жен пилотов и десять детей. Почти все они спали, тем более что «Боинг» шел в облаках, и ничего не было видно, даже звезд. Сплошную облачность обещали до самого Тегерана, но опытные летчики были уверены, что сумеют посадить самолет на родной аэродром. Они не знали, что их навигационные приборы отчаянно врут. На некотором расстоянии за ними шел российский Ил-76 АВАКС с традиционной круглой тарелкой фазовой антенны на корпусе. Он сопровождал «Боинг» до середины Каспия, потом передал иранский самолет вылетевшему с базы в Турции американскому «Боингу-767» АВАКС.

Это была ювелирная работа. Постепенно, километр за километром иранский самолет забирал все больше вправо, неминуемо отдаляясь от родного аэродрома. Уже в два часа ночи на борту самолета проснулся трехлетний парнишка. С недоумением осмотревшись по сторонам, он, нетерпеливо дернув мать за руку, зашептал ей на ухо, отчаянно мешая персидские и русские слова.

— Мам, я писать хочу!

— Ну пошли, пошли, — сказала мать, поднимаясь и растирая на ходу заспанное лицо. Ее муж, проснувшись, только поднял голову, посмотрел им вслед. Зевнув, иранец поднял шторку и выглянул наружу. По-прежнему ничего не было видно, самолет шел в сплошном «молоке», превратившем ночь в серую, киселееобразную субстанцию. Он уже хотел закрыть шторку, когда внезапно увидел проявившиеся совсем рядом, параллельно курсу «Боинга» габаритные огни самолета. Без сомнения, это был МиГ-29, уж его-то огни и их расположение иранский пилот не мог спутать ни с чьими другими.

"Что он тут делает?" — удивился иранец, с беспокойством наблюдая за маневрами самолета сопровождения. А тот покачал крыльями и исчез в сером вареве непогоды.

Новоиспеченный летчик-истребитель не знал, что этот же вопрос уже десять минут занимает все руководство иракских ПВО. Самолет-нарушитель, вторгшийся с севера, упрямо летел в глубь территории Ирака, не отвечая на запросы с земли и не реагируя на огни поднятых в воздух перехватчиков. Судя по курсу, самолет следовал точно на Багдад.

— Кто бы это ни был, мы должны выполнить свой долг перед страной, — сказал командующий ПВО и оглянулся по сторонам. Офицеры в одинаковых оливковых мундирах и черных беретах согласно кивнули головой. Прошептав первые слова молитвы, генерал провел ладонями по лицу и уже твердым голосом продиктовал в микрофон:

— Шестой, нарушителя уничтожить!

Через тридцать секунд первая ракета разнесла борт «Боинга», а вторая отрубила ему левое крыло. Уже в падающих обломках самолета взорвалась и та небольшая коробочка, пристроенная на борт с помощью любвеобильной Вали. Сама она в этот момент мирно спала в своей постели, и снился ей как раз тот самый смешной, до чертиков темпераментный потный парнишка в странной армейской форме салатного цвета.

Уничтожение мирного самолета, да к тому же с женщинами и детьми на борту, вызвало громадный конфликт между Ираном и Ираком, через неделю переросший в открытое военное столкновение. Снова на границе между двумя странами загрохотали пушки, армии, уже готовые выступить на общего врага ислама, начали уничтожать друг друга.

В свое время при личной встрече с Маккреди Сизов долго не соглашался способствовать американцам в задуманной им операции.

— Ты пойми, мы их обучили, мы за них отвечаем! — твердил он президенту.

— Но ради общего дела!

— Да не надо мне это! Подумаешь, потреплют твоих жидов, не велика потеря! А если у нас перестанут готовить летчиков, значит, перестанут покупать и самолеты.

— Ну хорошо, мы сделаем так, что никто ничего не заподозрит.

— Ерунда! Так не бывает.

В конце концов за содействие в операции Сизов выбил из своего американского коллеги кредит в два миллиарда долларов. Такой оказалась цена восьмидесяти двух человеческих жизней.

В это же время девять американских летчиков-инструкторов под разными предлогами были отозваны из Аравии в США и больше уже в Эр-Рияд не вернулись. Десятый заупрямился. Родных в Штатах у него не было, а в Аравии ему нравилось. Циммерман решил, что не стоит ввязываться в дискуссию с инструктором, а тем более натравливать на него своих людей. Он переслал личное дело летчика коллегам в «Моссад». Через неделю упрямца нашли в своем номере с простреленной головой, что очень походило на самоубийство.

Директор ЦРУ Майкл Циммерман внешне походил на протестантского пастора мормонской ветви, высокий, худой, с длинным благообразным лицом скряги и ханжи. Он и одевался похоже, в неизменный черный пиджак строгого английского покроя с классическом черным галстуком. Вместе с тем это был очень живой и остроумный человек, имеющий своеобразную манеру общения, основанную на контрасте внешней невозмутимости и черного юмора. Но сегодня Циммерману было не до шуток. Задача, которую предстояло решить его ведомству, представлялась самой сложной за последние годы.

— Как же нам подобраться к этому недоношенному пакистанскому Наполеону? — сказал Циммерман, рассматривая большую фотографию генерала Ага уль-Хака. Фил Олби, начальник отдела стратегических разработок, правая рука и глава мозгового штаба ЦРУ, лишь пожал плечами. Пять человек из его отдела, группа специалистов по Ближнему Востоку, так же молчали.

— Давайте еще раз подумаем, что мы сможем сделать, — со вздохом решил Циммерман. — Политическая и экономическая ситуация в Пакистане такова, что о перевороте не стоит и мечтать.

— Да, положение в стране более чем стабильно. Экономика, финансы — все в норме. Среди генералитета сейчас никто не претендует на его кресло, — подтвердил Олби.

— Он что, в самом деле такой страшный человек? — спросила сорокапятилетняя Кэтрин Оппенгеймер, единственная женщина в этой группе. В штат она попала не так давно, лишь год назад, поменяв кресло ученого-востоковеда на жесткий стул аналитика ЦРУ. — Внешне он даже очень ничего. Этакий восточный Кларк Гейбл.

— Типично женский взгляд на проблему, — пробормотал себе под нос Олби, но потом продолжил уже серьезно: — Увы, мы получили его стратегические разработки на будущую войну с Израилем, наши генералы проанализировали их и пришли в ужас. Этот тип не остановится ни перед чем. В случае неудачи основного прорыва генерал хочет применить тактическое ядерное оружие. Пока против этого выступают другие, в основном египетский маршал Дауд Амир. Но Ага уль-Хак очень волевой человек, он всегда добивается своего. До сих пор он начинает день по графику Форт-Брега — зарядка, десятикилометровый кросс, полоса препятствий. А ведь ему уже сорок семь.