– Я и есть твоя жена, – сказала Жанна и посмотрела так невинно, что мои расспросы на фоне этого взгляда выглядели сплошной глупостью. Как будто то, что oна моя жена, такая же прописная истина, как и то, что я живу на Земле, Земля вращается вокруг Солнца, а Солнце восходит на востоке. Лапидарная аксиома. – Ты не рад?
– Ужасно рад, – сказал я. – Вот сейчас встану на голову и начну болтать ногами, визжа от полноты чувств. А потом выбегу на улицу с ликующими воплями и даже…
Я осекся, увидев, что она плачет, и по щекам ручейками течет размытая косметика. И растерялся – не видел такого и не знал, что делать. Из-за своей ослепляющей красоты она показалась мне сначала холодной статуей, как женщины из романов Ефремова, я и думать мог, что она способна плакать, как обыкновенная девчонка. Рассматривал ее как персонаж то ли кошмара, то ли цветного фантастического сна, чуть ли не еще одну роскошную вещь.
Она все плакала, я взял ее за плечи, прижал к себе.
– Думаешь, мне легко? – спросила она сквозь слезы. – Ты хоть у себя дома… Мне уйти, да?
– Не надо, – сказал я. – Оставайся. Делай что хочешь, только не плачь, не люблю я таких сцен… Ну что ты, в самом деле?
Она успокоилась понемногу, взяла протянутый мной платок и стала вытирать расплывшуюся краску.
– Слушай, Жанна, – сказал я. – Все-таки можешь ты мне хоть что-нибудь объяснить?
– Потом, – сказала она. – Все я понимаю, но и ты пойми, нельзя мне…
– Нельзя, так нельзя, – вздохнул я. – Иди умойся.
Без косметики она выглядела еще моложе и красивее, и мне окончательно стало ясно, что, как бы там дальше ни сложилось, никуда мне от нее не деться…
– Мы пойдем куда-нибудь? – спросила Жанна.
– Куда?
– Ну, где у вас развлекаются?
– Ах, вот как? – сказал я. – «У вас»? Это подразумевает, что есть еще и «у нас»? И вы, голубушка, оттуда?
Она молчала, и ее глаза стали испуганными – я снова вторгался в тy область, где действовали неизвестные запреты, наложенные неизвестно кем.
Зазвонил телефон – прежде его не было, он появился вместе с остальной роскошью, и никто из моих знакомых не мог бы звонить… Сообразив это, я схватил трубку:
– Песков слушает.
– Чем занимаешься, Песков? – спросил мужской голос, незнакомый и уверенный.
– А вам какое дело?
– Интересуюсь, – спокойно сказал незнакомец. – Сидишь, поди, таращишься на свой интерьер и места не можешь найти? Жанна-то пришла?
– Кто вы? – спросил я.
– Собрат по счастью. Зовут меня Виктор, что на вымершем языке означает «победитель». Как жизнь, Боря? Всем доволен?
– Ваша работа? – спросил я напрямик.
– Да нет, что ты. Мы – тутошние… Жанна пришла?
– Да, – сказал я.
– Прекрасно. Одевайся-ка ты попараднее, берика ты ля белль Жанну и приезжай-ка ты в «Русскую тройку». Столик мы для тебя заказали.
– А если у меня настроения нет? – спросил я.
– Ну, не кокетничай. Собирайся и приезжай, очень уж нам хочется на тебя посмотреть. Мы тут…
Голос отдалился, явственно слышно было, как разговаривают двое: «Витенька, ну дай я с ним поговорю…» «Я и сам могу». – «Нет, дай я, а то ты со своей иронией…» – «Да куда он денется, он же от любопытства на стену лезет…» – «Нет, дай уж я, свой человек как-никак мягче нужно». – «Держи, аллах с тобой…»
– Боря? – спросил тот, второй голос. – Витя у нас зубоскал, он всегда вот так, с подковырками. Правда, приезжайте в «Тройку», только скажите на входе, что вы Песков, мы их предупредили. Столик мы заказали, а сами за другим будем. Вы уж не обижайтесь, нам хочется на вас со стороны взглянуть. Приезжайте, мы вас ждем.
Засим трубку повесили.
– Вот так, – сказал я Жанне. – Одевайся как на прием к королеве, и едем туда, где у нас развлекаются. Добрая душа постаралась, заказала столик.
Она ушла переодеваться. Я надел один из подаренных костюмов и пошел смотреться в зеркало. Поправил умопомрачительный галстук, сделал светское, как мне казалось, лицо и тихонько сказал отражению светским голосом:
– Бокал мартини, леди? Вы чудесно выглядите, я, право… Как часто делаете плезир? Такая жара была, такой сюксе…
Окончив светские упражнения, открыл секретер и набил бумажник. Уголовники на своем жаргоне называют деньги капустой, и в моем случае они правы – в таком количестве деньги уже не выглядят ценным мерилом стоимости. Куча радужных бумажек. Капуста…
Жанна выглядела на шесть с плюсом – голубое с ребром вечернее платье, бриллианты на шее, в ушах, на пальцах…
Поворачивая ключ в замке, я ощутил минутное колебание. Странное ощущение, нехорошая мысль – что если, покуда мы будем развлекаться, какой-нибудь мазурик откроет замок? Вот уж похозяйничает… Очень неприятна мысль. Никогда прежде такая не посещала. Не сразу она меня оставила.
…Я галантно распахнул дверцу, подал Жанне pуку. В ресторане громко играла музыка, в окнах мелькали танцующие, перед дверью толпились желающие попасть внутрь, но швейцар, который мог бы сойти за генерала, будь на нем меньше галунов, не пускал. Попасть в «Pусскую тройку» даже в это относительно раннее время непросто, ресторан модный. Мы уверенно подошли к двери, я заметил своего шефа с супругой, томящихся в толпе жаждущих, и у меня возникло злорадное желание отвести душу.
– Игорь Сергеевич, и вы здесь? – спросил я. – Недаром говорят, что только гора с горой не сходится, а человек…
Шеф взглянул на меня и… Он был достаточно воспитанным, чтобы не разевать рот, но ему страшно хотелось это сделать, и я его вполне понимал. Вряд ли он думал увидеть меня здесь в таком костюме и с такой дамой. Никак не ожидал.
– Борис Петрович? – спросил он почти ровным голосом, и я понял, что он овладел собой, но в голове у него, понятное дело, полный сумбур. – Какими судьбами? Вот не ожидал…
Я не сомневался, что он не ожидал. Я сказал, исходя светскостью:
– Да вот, понимаете ли, жена вытащила развеять. Как-никак отпуск…
– Чья голубая «Волга» с краю? – зычно вопросил крупный мужчина в фуражке таксиста.
– Моя, – сказал я, косясь на шефа – он уже мог владеть лицом. – Отгони, – попросил таксист, – а то проехать не могу.
Когда я вернулся, шеф, немного уже оправившись, игриво спросил:
– Почему же вы никогда не говорили, что женаты? Прятали такую прелестную жену, крепостник вы, право…
Мы вежливо посмеялись.
– Собственно, мы поженились буквально на днях, – сказал я. – Однако что же мы стоим? Пойдемте?
– Но ведь не пробиться…
– Ничего, – сказал я уверенно. – Что-нибудь придумаем.
Шеф попробовал было отпустить какой-то комплимент Жанне, но его супруга пронзительно взглянула на него, и он увял. Давно уже циркулируют слухи, что шеф в дополнение к прочим достоинствам еще и устоявшийся подкаблучник, и после этой мимолетной немой сцены я окончательно уверился, что слухи были насквозь правдивы. Квазигенерал браво загородил подступы, но я веско сказал:
– Я Песков.
Судя по его реакции, неизвестные, заказавшие мне столик, дали ему на лапу весьма и весьма… Был вызван метрдотель, каковой быстро провел нас к столику, очень удачно выбранному теми же неизвестными – на виду и вместе с тем не в самой гуще и достаточно далеко от эстрады. Предупредительный официант возник, как чертик из коробочки.
Я взглянул на шефа, тщетно пытавшегося сохранять светскую невозмутимость, и стал развлекаться, небрежно зачитывая официанту названия самых дорогих и престижных яств. На всю компанию. Шефу я объяснил, что сегодня у меня большой праздник, событие едва ли не эпохального значения, и потому они с супругой – мои гости. По закону гор, так сказать. Ошеломленный шеф не сопротивлялся.
Я попытался взглянуть на все его глазами.
У него есть сотрудник – молодой специалист, щеголяющий обычно в джинсах индийского производства, или костюмчиках из магазина «Елочка», а наша «Елочка», несмотря на схожесть ботанического названия, отнюдь не московская «Березка». На работу сей молодой человек ездит демократично – на автобусе, хотя, как поговаривают, собирается покупать мопед. Живет в государственной однокомнатной квартире, обставленной продукцией местных мебельщиков. Дяди-министра или тети-завмага нет. Ярлык на меня давно наклеен.