В какой-то мере ИНП был родственником Проекта, собратом по горестям, и Панарин относился к «адской кухне» с дружеским пониманием – увечный поймет увечного, и вместе им легче переносить немилость судьбы…
– Здорово, – сказал Панарин.
– Привет, – обернулся Кузьменко. – Обновляешь эполеты?
– Ага. Чем это ты тут занимаешься?
Незнакомые приборы всегда выглядят загадочно, но эти были вообще ни на что не похожи, создавалось даже впечатление, что друг с другом они не вяжутся, не сводятся в единый комплекс. Зачем-то мигали лампочки, что-то показывали индикаторные полосы, медленно вращалась решетчатая антенна, выползала испещренная таинственными зигзагами лента, и ничего нельзя было понять.
– Воду в ступе толку, – сказал Кузьменко. – Но, похоже, водички мне свежей подлили…
– Это как?
– Новые результаты. Любопытные. То ли погорит гипотеза одного нашего парня, то ли наводки от работающего поблизости видеофона.
– А это что? – Панарин кивнул на антеннку.
– Новое излучение. И не спрашивай, какое – мы сами ни кванта не понимаем, даже в том, что оно есть, не уверены. Я доходчиво излагаю?
– Прямо-таки на лету схватываю, – сказал Панарин с дружеским участием. – Жизнь у нас, как я смотрю, веселая – собрались адепты трех видов серой магии – мы, вы и «шлиманы» – и соревнуемся в невезении.
– Четырех.
– Ах да, еще и преподобные, – вспомнил Панарин. – Четыре мушкетера, у которых нет даже своего кардинала Ришелье, на котором можно сорвать злобушку… Я слышал, у «шлиманов» какие-то новости?
– Вряд ли, ходят грустные. – Он склонился к одному из приборов и с полминуты был само напряжение. Нажал кнопку, антеннка перестала вращаться, но рядом с ней выдвинулись две подрагивающие спирали. – Тим, ты мне нужен как раз в качестве новоиспеченного начальства. Я хочу устроить на корабль один безобидный прибор. И провести кое-какие исследования во время эксперимента. Есть же сравнительно рутинные полеты. И положение о побочных исследованиях.
– Пожалуйста, – сказал Панарин. – Предъяви разрешение и валяй.
– А кто нам его выдаст? Адской-то кухне?
– М-да, ситуация…
– Понимаешь, мне очень нужно. Очень.
– Понимаю, – сказал Панарин. – И поделать ничего не могу. Параграфы.
Кузьменко отчаянно вздохнул.
– Ладно, хиромант, – сказал Панарин. – Брезжит комбинация. Твой прибор нужно будет подключать к системам корабля?
– Ни боже мой! – воскликнул Кузьменко с надеждой. – Вот он, совсем маленький, я его в руках держать буду…
– Уже лучше, – сказал Панарин. – Видишь ли, в разрешении, выдаваемом репортерам Глобовидения, пишется просто: «Разрешается участие в полете для производства съемок», но количество «принимающих участие» не указывается, подразумевается, что это и так ясно. Соображаешь? Ничего я не нарушаю, всего лишь использую имеющие место прорехи в параграфах. Камеру за репортером носить сможешь?
– Еще как!
– Вот и отлично.
– Ну, спасибо, милостивец… Однако ее еще и уговорить надо?
– Она человек свой, – сказал Панарин. – Я постараюсь.
– Ты ведь с ней вчера ушел из «Приюта»?
– Да так… – сказал Панарин как можно безразличнее, но Кузьменко все равно на него не смотрел, уткнулся в свой прибор, тот, что с антеннами.
– Тим, выполнишь еще одну просьбу?
– Смотря какую.
– Отойди метров на десять, постой там и вернись, хорошо?
Тон был серьезным. Кто их знает, его «черные ящики». Панарин прилежно отсчитал двадцать развалистых шагов, остановился, оглянулся – Кузьменко лихорадочно соединял два соседних прибора блестящим кольчатым кабелем.
– Можно? – негромко крикнул Панарин.
– Можно! – откликнулся Кузьменко, он не обернулся и оторвался от прибора, лишь когда Панарин подошел. – Ну да, так и есть. Не от видеофона наводки, а от тебя.
– Это как?
– Так, – Кузьменко с жесткой откровенностью глянул ему в глаза. – У тебя с этой феей какие-нибудь сложности? Заботит тебя что-нибудь?
– С чего ты взял? – сказал Панарин.
– А это он взял, а не я. Вот этот, – он кивнул на прибор с антеннами. – Шумишь ты, как спасательная капсула…
– Иди ты.
– Тим, это очень важно, я не из любопытства. Грызет тебя что-нибудь касаемо ее?
– Да, – неохотно сказал Панарин. – Грызет. Доволен?
– Доволен.
– Ты хочешь сказать, что этот скворечник читает мои мысли? – Панарину захотелось отодвинуться, и он чертыхнулся про себя.
– Ну, до этого мы еще не дошли, и неизвестно, когда дойдем, просто… Ты ведь отличишь инфракрасное излучение от радиоволн, если будешь располагать соответствующей аппаратурой? Эта машинка всего-навсего порядка на два сложнее кибермедика. Раздумья о производственных проблемах и размышления о сложностях личных дел имеют различную длину волны, что ли. Понятно, назвать объект прибор не в состоянии – это я сам делаю выводы, собирая сплетни нашей маленькой деревни.
– Интересно, – сказал Панарин, ощущая острое желание немедленно испытать прибор на прочность посредством чего-нибудь тяжелого. – А что говорят биофизики?
Кузьменко грустно усмехнулся:
– Если ты пойдешь с этим к кому-нибудь из биофизиков, он тебя, не дослушав, спустит с лестницы и запустит вдогонку томом кого-нибудь из их классиков…
– Но если ему продемонстрировать?
– Как ты ему продемонстрируешь? Этот чертов граммофон на Земле работать отказывался, а здесь работает как часы. И это не единственная сложность… Наша с вами судьба, Тим, схожа не только внешней стороной. Мы постоянно наталкиваемся на сенсационные результаты, но подвести под них теорию, свести в систему не можем. А без теории и системы все остается мозаикой впечатляющих фокусов. Толкаемся вслепую, ищем новые пути…
Он замолчал. Молчал и Панарин. Из-за ближайшей палатки вышел и направился к ним человек – женщина в старомодном платье, как показалось сначала, но походка была мужская, и Панарин сообразил, что это священник.
«Этим-то что здесь нужно?» – подумал он растерянно и попытался вспомнить книги и фильмы, способные подсказать, как с экзотическим гостем обращаться. В голове крутилась бесполезная чепуха, окрошка из протопопа Аввакума, князь-папы Зотова и вовсе уж ни к селу ни к городу пришедшего на ум капуцина из какого-то приключенческого фильма.
Священник остановился перед ними, вежливо поклонился – благообразный, седой, с умным лицом. Шевельнулось прямо-таки детское желание потрогать его за бороду – настоящая ли? – настолько нереальным он выглядел, не соответствовал веку и месту.
– Я имею честь обращаться к командору Панарину?
– Да, – сказал Панарин. – Чем могу служить?
– Арсений Николаевич Жезлов, руководитель группы. Мне хотелось бы согласовать с вами сроки нашего эксперимента.
Он протянул бумаги. Разрешение Технического управления на эксперименты в зоне полигона Проекта. Спецификация экспериментов – ничем не примечательный по характеристикам полет с довольно расплывчато указанной целью: исследование аномальных областей пространства конфигурации К-3. Панарин проставил в бланке числа, по которым полигон был свободен, и «Апостол Павел» мог выделывать там все, что заблагорассудится. Расписался в положенном месте и вернул бумаги.
– Когда вы назначите день полета, придется оформить еще один документ, – предупредил он.
– Благодарю, мне это известно.
– Если не секрет, чем вы намерены там заниматься? – не удержался от вопроса Панарин.
– Тем же, что и вы – постижением истины. Только у вас истина именуется природой, а у нас – богом.
– И вы думаете, что здесь вам к нему ближе? – не подумав ляпнул Панарин. – Простите, если я…
– В вашем вопросе нет ничего от колкости, – ничуть не обидевшись, сказал Жезлов. – В свое время церковные круги вели широкую дискуссию о том, в какой же точке Вселенной Господь, говоря мирским языком, имеет место постоянного жительства.
– И где же? – с любопытством спросил Панарин.
– После долгих дебатов пришли к выводу, что угадывать намерения Господа и его пристрастие к определенным областям пространства человеку не дано.