Колледж Питмана находился в старом необычном здании. Некогда здесь размещалась больница, от которой все еще сохранились огромные старые лифты, используемые когда-то для перевозки пациентов в операционную. Снаружи, на местами начавшей крошиться кирпичной стене, висели такие же древние и довольно уродливые часы, впрочем очень любимые как преподавателями, так и студентами.

Колледж был расположен в самом сердце Лондона. Перед ним находился маленький парк, так что студентам было где прожевать сэндвичи во время ланча, когда, конечно, позволяла погода.

Ник привез Абигейл в своей машине, но ярко-красная дорогая модель привлекает внимание, и не всегда доброжелательное, во внезапном озарении поняла Абигейл. Те, кто, возможно, будет ее товарищами по курсу, приедут на автобусе и метро.

— Завтра я доберусь сюда сама, — твердо сказала Абигейл, отстегивая ремень безопасности, и, вылезая из машины, оглянулась на Ника.

Он был одет в строгий черный костюм, в то время как на ней были потертые джинсы и видавшая виды куртка, которые Абигейл ухитрилась где-то раскопать и которые, по ее убеждению, более подходили студентке. Его волосы все еще были слегка влажными после душа, и ей очень хотелось поправить ему галстук.

— И как же ты это сделаешь? — произнес Ник, находя и вручая ей карандаш, который она уронила в машине.

— На автобусе, конечно, или на метро, — сообщила она ему. — Способом, каким большинство людей передвигаются по Лондону.

— Отвозить тебя — совсем не проблема…

— Я не должна выделяться, Ник, — упрямо повторила она. — Надо приспособиться. Это важно, если я хочу преуспеть.

Он медленно улыбнулся.

— У меня такое чувство, что ты преуспеешь.

О да! Абигейл уже решила, что будет очень преуспевающей. Прошлой ночью она лежала в постели с открытыми глазами и о многом размышляла.

Самое странное было то, что она ни в малейшей степени не чувствовала себя несчастной, превратившись из чрезвычайно богатой женщины в, образно говоря, нищенку. Ведь все зависит от того, обнаружила Абигейл, как к этому относиться. Она же смотрела на случившееся как на приключение, как на возможность начать все заново и что-то сделать в жизни. И Абигейл поклялась, что докажет Нику, сколь многого может достичь, и, что еще более важно, проявит свои способности.

— Если это то, чего ты хочешь… — вздохнул Ник, все еще улыбаясь.

— Хочу!

Конечно, позже, стоя на автобусной остановке под хлещущим дождем, отягощенная кипой новых учебников, Абигейл явно досадовала, мечтая о тепле в роскошной, обитой изнутри кожей машине Ника.

Но к тому времени, когда она доехала домой, вошла в пустой дом, приняла душ и переоделась, а затем приготовила чай, она почувствовала себя в миллион раз лучше и уселась за кухонным столом попрактиковаться на клавиатуре электрической пишущей машинки, которую Ник заботливо установил там.

— Умение печатать, — сказала Абигейл сама себе, подражая словам своего руководителя на курсах, дело практики. — Она старательно распределила пальцы по клавиатуре.

Ник приехал домой часом позже и нашел ее сидящей с закрытыми глазами, снова и снова печатающей учебные тексты. Ее медовые волосы, только что вымытые, блестели, разлетевшись по всей спине.

Он улыбнулся, заметив заварной чайник, стоящий перед нею.

— Что-нибудь осталось? — спросил он, опуская на пол черный кожаный кейс.

— Чай уже остыл. Я заварю свежий. — Абигейл спокойно встала, но тут же почувствовала себя неловко. Не слишком ли обрисовывают бедра ее потертые джинсы? Или васильковый свитерок с длинными рукавами слишком притягивает взгляд к ее груди? И не выдаст ли Ник какую-нибудь очередную остроту по поводу приготовления чая?

Но Ник сидел молча, лишь наблюдая за ней. Если он и заметил разительную перемену в ее отношении к домашним делам, то был достаточно тактичен, чтобы не сказать ничего, кроме довольно лаконичного:

— Ммм… Это было бы неплохо. — И затем с небрежной грацией он растянулся в кресле, следя за ее движениями, явно очарованный тем, как Абигейл осваивается в новой кухне.

После этого все ее печатание пошло к чертям!

Невозможно было сконцентрироваться из-за сидящего тут и потягивающего чай Ника — по его спокойному, но непроницаемому смуглому лицу невозможно было понять, о чем он думает.

Он почти с удовольствием следил за тем, как она хлопала ладонью по кухонному столу, сердясь оттого, что все еще ошибается при печатании.

— Может быть, хватит на сегодня? — предложил он. — От тебя не требуется просиживать по полночи за работой, ты же знаешь.

Ее губы сложились в решительную линию.

— Я хочу быть отличницей.

— И я рад это слышать. Но даже очень честолюбивые ученики должны когда-то есть. — Он посмотрел на свои ручные часы. — Я голоден, а ты?

Абигейл скорчила гримаску.

— Я тоже, но…

— Ммм?

Она откинулась назад на жестком кухонном стуле.

— Ты как-то сказал, что научишь меня готовить…

— И?..

— Ну, я действительно очень хочу учиться, Ник…

— В чем же дело?

— После целого дня сидения в классе я не знаю, смогу ли взять еще один урок прямо сейчас.

— Это хорошо, — ответил он, — потому что и я не смогу дать его. У меня на работе был тяжелый день.

— Тогда что-нибудь вроде сэндвичей?

Он поморщился.

— Так легко ты не отделаешься.

— Но я не умею готовить!

— Пока! — серьезно подтвердил он и выдернул с полки позади себя толстую книгу. — Я знаю, что не умеешь. Так что можешь сделать то, что умеешь. Он улыбнулся, заметив озадаченное выражение на ее лице, и вручил ей телефонный справочник. — Ты можешь позвонить и заказать готовую еду.

Впервые за все то время, что она себя помнила, в жизни Абигейл появились размеренность и режим.

Даже школа-интернат, которую она посещала в детстве, была «прогрессивной»: поощрялось «самовыражение» учеников любым способом, который они сами же и выбирали. Это было худшим из всех возможных вариантов для такой девушки, как Абигейл. Эксцентричное детство прошло, остался подросток, нуждающийся в нежном, но и уверенном обращении и хотя бы в какой-то стабильности.

Теперь у нее все это было. И она наслаждалась!

Вставая очень рано, она любила садиться по утрам в автобус. Добираться до колледжа на автобусе оказалось намного дольше, чем на метро, так как он всегда попадал в пробки на забитых улицах города, но Абигейл получала удовольствие оттого, что сидела на верхнем этаже автобуса и смотрела, как вокруг разгорается лондонское утро.

Она работала упорнее, чем кто-либо на ее курсе, и успехов добилась намного больших.

Вечера же превратились в нечто восхитительное, по образцу того первого вечера. Они ели заказанный в ресторане ужин, потом смотрели видео или читали. И Абигейл очень хотелось, чтобы Ник снова ее поцеловал, но он не предпринимал никаких попыток.

Наступил четверг, и, как всегда, вечером Ник приехал домой. С его черных волос стекали капли дождя.

— Меня тошнит от готовой еды, — заявил он, ставя свой зонт у вешалки.

Абигейл вопрошающе подняла взгляд от учебника, радуясь возможности оторваться от довольно скучного «Английского для офиса».

— И?..

— И я заказал столик на семь тридцать. Немного рановато, я знаю, но мы же не можем теперь допустить, чтобы страдала твоя учеба, правда? Так что иди и подготовься, Абби.

Абигейл с открытым ртом смотрела на него. Она будет ужинать с Ником в ресторане! От волнения перехватило дыхание. Но это же не какой-нибудь праздник, отчаянно сказала она себе. Это только ужин.

— Хорошо, — согласилась она и поспешила в свою спальню переодеться, кляня себя за поспешное согласие — должно быть, он теперь считает се величайшей размазней из всех, какие только есть.

Почти все, что было в ее гардеробе, Абигейл сразу же отвергла. Орландо любил, чтобы она носила вызывающие платья, но теперь… Нику не понравится ни один из ее туалетов — этих экстравагантных кусочков прошлого.