Тут, наверное, надо объяснить. Дело в том, что каждый «советский» мотоцикл имеет свой неповторимый характер — одному, чтобы он быстро завелся, достаточно приоткрыть заслонку воздушного фильтра, другому — приподнять обогатители, третьему не хватает и того, и другого, ему, например, надо еще «подкачать» бензинчику: то есть, не включая зажигания, несколько раз топнуть ногой по кику.

Каждый мотоциклист привыкает к своему мотоциклу, и часто не может завести чужой сразу, — тут нужна взаимная привычка, достижение некоего соглашения между железом и человеком, иначе никуда не уедешь. Каждый из нас привык к своему мотоциклу и не мог быстро завести чужой. Есть еще один нюанс — если с самого начала порядок «завода» изменить: к примеру, нужно было только приоткрыть заслонку воздушного фильтра, а вы вместо этого накачали в камеру сгорания бензин, и теперь вы пытаетесь исправить положение, открыв заслонку, то у вас ничего не выйдет, вы будете долго стоять и топать, пока залитые бензином свечи не решат, что наконец-то весь лишний бензин испарился и не дадут долгожданную искру.

Алексей злился, а я была готова заснуть прямо на дороге.

Когда мы миновали Култук, пошел сильный дождь. На железнодорожном переезде перед Слюдянкой я то ли неудачно тормознула, то ли не вовремя переключилась — заднее колесо съюзило на идущих наискось блестящих рельсах, сиденье само словно выскользнуло из-под меня, и мотоцикл ушел куда-то в сторону. Я успела выставить ногу и осталась стоять на скользком деревянном пореберьи переезда, а мотоцикл, упав на бок, пролетел через рельсы и замер, опершись на дугу, как павший вороной конь, блестя своими лаковыми боками.

И не успел еще затихнуть лязг падения, как рядом в воздухе, словно её нарисовали, возникла здоровущая, рослая тетка в железнодорожной жилетке и принялась базлать на весь притихший от дождя простор:

— А ну убирайте на хер свой мотопед, щас состав пойдет, с ума посходили?

Быстро убрать с переезда мотоцикл я не могла, — силенок не хватало, Алексей уехал вперед, чтобы поставить там мотоцикл и вернуться назад. Так что тетке надо было немного подождать. Но не успела я опомниться, как чьи-то сильные руки подхватили и меня, и мотоцикл, и осторожно перенесли куда-то вперед и там поставили все на асфальт и даже поинтересовались:

— С тобой все в порядке, сестренка?

Это были незнакомые ребята из «Волги», они ехали сзади и видели мое неудачное падение. Я поблагодарила их, потом подбежал Алексей и мы откатили мотоциклы дальше, к закусочной. Пока заводились, через переезд прошел длинный, как год, состав, груженый углем и лесом. Значит, тетка базлала не зря.

Когда мы прибыли в Слюдянку, я была в полуобморочном состоянии, как будто еще раз сходила на пик Любви. Все-таки двести километров по серпантину… Я хотела спать, спать и еще раз спать, и больше меня не интересовало ничего. Я хотела ехать дальше и никак не могла понять, почему мы должны заезжать к незнакомому байкеру по прозвищу Доцент. Но Алексей и Виктор так свирепо на меня посмотрели, что мне пришлось уступить.

— Ты его просто не помнишь, он приезжал на закрытие в прошлом году, — сказал Алексей. — Будет некрасиво, если мы к нему не заедем. Да и дождь переждать надо.

Он жаждал мужского общества, а я этого не понимала.

Перед двухэтажным домом стояло несколько мотоциклов. В темной квартире Доцента пахло перегаром, вчерашним винегретом и табаком. Сам он оказался светлоголовым, очень славным молодым мужчиной. Алексей и Виктор сразу же ушли куда-то вглубь квартиры по заваленному одеждой коридору здороваться с ребятами из Турунтаева.

Я устало села на крашеный табурет в грязноватой, бедно обставленной кухне и головой прислонилась к холодной стене. Глаза закрывались сами собой.

— Да ты вообще никакая от усталости, — сказал внимательный Доцент.

Я кивнула и в двух словах объяснила, почему.

— Помоги мне, пожалуйста, — попросил он. — Там куча голодных мужиков, сейчас они встанут, жрать захотят, пожарь котлет, вот тут целая пачка.

Я стояла возле плиты на чужой кухне в полном одиночестве, жарила котлеты для нетрезвых турунтаевцев, которые приехали в Слюдянку еще вчера и успели отдохнуть и выспаться, и падала с ног от усталости. Потом от плиты меня прогнал Доцент, он сказал, чтобы я шла в комнату. Там, сидя прямо на полу, смотрели телевизор полутрезвые байкеры из Бурятии. Я думала о том, каким ветром меня сюда занесло, и что я вообще здесь делаю?

Потом все, наконец, высыпали на улицу. Дождевые облака снесло в сторону неугомонным байкальским ветерком, а из-за низких желтоватых сопок показалось голубое небо. Доцент, который никуда не ехал, так как у него накануне «по-пьянке» отобрали права, посмотрел вверх и сказал:

— Сегодня дождя больше не будет.

— Ему можно верить! — захохотал Андрей Зверев. — Барометр! Твой? — он заинтересовался моим мотоциклом, прыгнул на него, выжал тормоз и несколько раз качнул вилку. — А вилка-то не работает! — обрадовался он. — Ну что это такое?

Видишь? — он качнул еще раз, я посмотрела. Действительно, вообще-то вилка работала, но плохо.

Зверев пересел на свой мотоцикл, который еще в прошлом году мне казался верхом совершенства. Сейчас я видела, что модный бак «каплей» покрашен чуть ли не кисточкой, заднее крыло проржавело, поворотники были от другого мотоцикла, да и двигатель не плохо было бы отмыть от масла. Зато вилка у него работала. Зверев это сразу же продемонстрировал. Пока я рассматривала свою вилку и соображала, что к чему, рядом со Зверевым появилась женщина. Она была толстой, бесформенной и черноволосой, у неё было широкое лицо землистого цвета, и узкие злые глаза.

— А ну-ка, иди сюда! — властно скомандовала она и вытащила Зверева из седла, ревниво поглядывая в мою сторону.

— Кто это? — тихо спросила я у Алексея.

— А, это — Звериха, Матрена Зверева, жена Андрея.

Я покосилась на Звериху, а она в ответ зыркнула в мою сторону. Да уж, попадись такой…

Мы долго ждали, пока все проснуться, оденутся, сойдут вниз, и распинают свои такие же сонные мотоциклы. Я висела на руле и думала, что сойду с ума от ожидания. Я очень надеялась, что все мы сразу же поедем в Байкальск, но не тут-то было! Все очень большой и довольно вонючей толпой — от мотоциклов тянуло выхлопом несгоревшего масла, от водителей разило перегаром, — поехали куда-то еще. Остановились на чистой светлой широкой улице возле деревенского дома, калитка распахнулась, и оттуда вышел Белецкий. Он был при полном параде, — в своей новенькой серой косухе с символикой знаменитой американской шестьдесят шестой трассы, на шее повязана бандана с красно-синим байкерским флагом, образ завершали щегольские джинсы-клеши и отделанные металлическими бляшками сапоги-казаки.

Он выкатил из гаража отполированную «Ямаху», на заднем брызговике которой был прикреплен большой золотистый орел.

Я чуть не засмеялась. Так вот в чем была задумка! А теперь они вдвоем со Зверевым поведут колонну в Байкальск!

— Может, поедем потихоньку? — спросила я Алексея, но он не отреагировал, словно завороженный байкерским коллективизмом. Он был как в трансе, его глаза ничего не выражали, и понять, о чем он думает, было невозможно, одновременно с этим он был сильно возбужден. Он просто отмахнулся от меня.

Около часу мы топтались у палисадника, кого-то ждали, подъезжали местные ребята на «Явах» в кожаных куртках и джинсах с клепками по всем швам, потом снова уезжали, потом появлялись снова. Улица то и дело наполнялась ревом, и мне стало жаль местных жителей. Они-то тут причем? Потом, когда солнце уже перевалило за полдень, все вдруг засобирались, мотоциклы взвыли, и вдруг снова наступила тишина. Я заглушила свой мотоцикл и оглянулась. Ну, что на этот раз? Выяснилось, что кто-то из ребят обронил в траву ключ зажигания. Добрых полчаса двадцать здоровых, затянутых в кожу мужиков в тридцатиградусную жару топтались по травке и искали ключ. Когда они его нашли, я была готова плюнуть на все и уехать домой, даже если мне для этого пришлось бы оставить здесь Алексея. Но, назвался груздем, полезай в кузов…