Весной выяснилось, что Анне Валентиновне предстоит ехать в Россию — сначала под Белгород, где уже начал строиться переселенческий поселок, а затем в Калужскую область, в район Тарусы. Она должна была все внимательно осмотреть, войти во все тонкости, выяснить соотношение плюсов и минусов и, вернувшись, толком доложить. По итогам этого обследования Марина с Валерой предполагали решить, куда именно следует двигаться. Сами они ехать сейчас не могли — Валерий был единственным человеком в семье, который кое-как зарабатывал деньги (ни зарплат, ни пенсий полгода уж как не платили), и его не пускали дела, а Марина боялась оставить детей.

Честно говоря, ехать Анне Валентиновне не больно-то хотелось. Весной жить стало легче — во-первых, потеплело; во-вторых, после долгого перерыва снова пустили газ и почти всегда можно было, как встарь, вскипятить чайник на плите, а не мызгаться в лоджии возле примитивного очага; в-третьих, ожил базар — теперь стреляли только по ночам, и торговцы, осмелев, мало-помалу стали появляться в рядах, предлагая баснословно дешевую по этому времени зелень; дешевизна объяснялась просто — денежный оборот в Хуррамабаде свелся практически к нулю из-за отсутствия наличности.

Однако деваться было некуда.

Накануне отъезда она поднялась этажом выше и позвонила в дверь Алексея Васильевича.

— О! — сказал он, отпирая. — Анна Валентиновна!

— Алексей Васильич, — сказала она. — Хочу вас об одолжении попросить… Я уезжаю ненадолго… То есть, я не знаю, надолго ли…

— Да что ж мы тут в дверях! — спохватился вдруг Алексей Васильевич. — Проходите!

— Нет, лучше тогда ко мне пойдемте, — предложила она. — Я вам как раз все и покажу.

Ужик, заслышав чужие шаги и голос, скользнул в свое убежище. Позже он мог и показаться на глаза пришельцу, но для начала предпочитал вести скрытое наблюдение.

— Совсем собираются, совсем… — говорила Анна Валентиновна, наливая в чайник свежую воду. — Все, уже и покупатели на обе квартиры есть, и мебель Валерий пристроил… а у меня вон чего, — она со смехом махнула рукой, — это и мебелью-то не назовешь — доски да бумага. Вам пианино-то не нужно? Или тоже собираетесь?

— Я? — удивился Алексей Васильевич. — Куда? Туда? Да вы что, Анна Валентиновна! Что я там забыл! Не-е-е-ет, это уж вы поезжайте сами… письма будем друг другу писать! — и засмеялся, довольный шуткой.

— Да я и сама бы никуда не ехала, — призналась она. — Куда черт несет на старости лет? Ну, дочь — это понятно: она молодая, ей надо, у нее дети; а я зачем?.. А с другой стороны — куда я без них? Внуки… нет, придется, что поделаешь… Сейчас вот на разведку меня посылают, — усмехнулась она. — Доверили.

— Ага, — кивнул Алексей Васильевич. — Рекогносцировка, значит… Понимаю.

— Кладите варенье, Алексей Васильич… вот айвовое… это я еще до войны варила… и видите — совсем не засахарилось! А вот клубничное… И сколько времени я буду там болтаться — один бог знает. Хочу еще к сестре в Самару заехать… посмотреть, что там… вот какое дело…

— Да-а-а, — вздохнул Алексей Васильевич, накладывая в розетку айвовое. Он облизал ложку и почмокал.

— А у меня тут живет уж… — сказала Анна Валентиновна.

— Кто уж тут живет? — не понял Алексей Васильевич.

— Да не кто уж, а просто уж! — рассмеялась она. — Уж! Ну земноводное такое! Или кто они там?

— Уж? — удивился тот. — Где?

— А вон! Видите? Дырочка между плинтусами… он там прячется… но вообще-то он прямо здесь и живет, в кухне… Мы с ним сдружились. Да он ручной совсем, я его Ужиком зову.

— Интересно, — сказал Алексей Васильевич. — Первый раз слышу, чтоб в квартире жили ужи!.. Я ведь старый полевой волк, Анна Валентиновна! Я полжизни в горах провел… нечисти этой навидался! Бр-р-р-р! — Он поморщился и зачерпнул еще варенья.

— Да какой же нечисти! — возразила она. — Уж! Безвредное существо!

— Ну, уж — это еще куда ни шло, — с сомнением сказал Алексей Васильевич. — Да ведь если б только ужи попадались! Уж этот — ерунда, действительно… одно слово — желтопузик… («Почему желтопузик?» — удивилась Анна Валентиновна, но промолчала.) А там ведь кроме них чего только нет! Гюрза! Кобра! У-у-у-ужас! Я однажды…

Алексей Васильевич вдруг расхохотался.

— Случай такой был… где-то под Ляхшем мы стояли… ну, все как обычно — маршрут за маршрутом, каждый день по жарище… И вот в одном из маршрутов убил я гюрзу… Огромная! Я на лошади — а она поперек тропы переползает! Как шланг! Во! Во какая! И так медленно — нет ей конца! Я ни головы не вижу, ни хвоста! Из одних кустов — через тропу — в другие! Сорвал ружье — трах! Ее дробью буквально пополам!.. Потом измерили — чуть ли не два метра чудище!

— Кошмар! — сказала Анна Валентиновна, зябко передернувшись.

— Вот… И, разумеется, весь день я под впечатлением — все мне мерещится, что еще одна… Вечером вернулись в лагерь, поужинали, легли спать… Просыпаемся утром… солнце! Камералка! В маршрут не идти! Река шумит! Благодать!.. Вылезаю я из спального мешка… потягиваюсь… позевываю… прохладой от реки тянет!.. Солнце еще только-только пики осветило… Сую ногу в сапог — так прямо, босую… умыться пойти… сую вторую — и вдруг под пяткой!..

Анна Валентиновна негромко вскрикнула и закрыла рот ладонью.

— Чувствую — ледяное что-то! Змея!.. Что делать? Ногу вытаскивать — так ведь успеет ужалить! успеет, сволочь!.. И тогда я изо всей силы пяткой вниз, вниз! раздавить! опередить мне ее надо было!..

Алексей Васильевич снова захохотал.

— Часы-ы-ы! — выговорил он в конце концов. — Часы я случайно туда опустил перед сном! Хорошие были часы — «Слава»!.. И я их пяткой-то — не поверите! — с перепугу всмя-я-я-тку!.. Стекло растрескалось, осколки — в механизм… все к черту развалилось!

Качая головой, Анна Валентиновна подлила ему чаю.

— А вы говорите — уж! — назидательно заметил Алексей Васильевич. — Разные ужи-то бывают.

— Мой совершенно смирный, — успокоила она его. — Я, собственно, о чем хотела попросить… Там вон у него блюдечко стоит с водой. Я оставлю вам ключ. Вы раз в три, в четыре дня подливайте ему водички… хорошо?

— Да какой разговор! — ответил Алексей Васильевич, переводя взгляд туда, куда показывала Анна Валентиновна.

Ужик спокойно лежал возле своей щели, свернувшись, как всегда, полукольцом.

— Ё-е-е-е-е-е-о-о-о-о-о-о! — завопил вдруг геолог, прыжком срываясь со стула и увлекая за собой Анну Валентиновну.

Напуганный шумом, Ужик, словно струя переливающейся узорчатой ртути, стремительно скользнул в щель.

— Эфа! — кричал Алексей Васильевич, выталкивая ее в коридор. — Это же эфа, дура! Эфа! Это эфа, а не уж!..

Геолог требовал, чтобы ему дали возможность немедленно заколотить фанеркой ту прореху в плинтусах, куда ускользнула ядовитая гадина.

— А лучше всего ее выманить и убить! — громко объяснял он, возмущенно глядя на Анну Валентиновну. — Вы что! А если кто-нибудь пойдет в подвал! И его цапнет эфа! Это же не шутки! Это же за двадцать минут перекинуться можно!..

— Нечего в подвале делать, — отвечала она. — Что делать в подвале? Совершенно нечего! И не мотайте мне нервы, Алексей Васильич! Во-первых, вы могли перепутать!

— Я? Перепутать? — сардонически хохотал Алексей Васильевич. — Вы смеетесь? Я эту гадость за километр узнаю! Я однажды иду по склону — склон такой неприятный, осыпной… жарища!..

— Ах, да надоели мне ваши жуткие истории! — восклицала Анна Валентиновна, хватаясь за виски. — Прекратите! И не позволю я там ничего заколачивать!.. И ключа я вам не дам!

Но билет был, поезд не ждал, и в конце концов она уехала в совершенно расстроенных чувствах, уповая лишь на то, что еду себе Ужик в подвале найдет всегда, а если будет нужно, отыщет и воду, которая в том же подвале вечно сочится из проржавевших труб.

Поезд тащился по зеленым, еще не выгорелым степям, грязный вагон мотало на рельсах так, словно он вот-вот должен был пойти под откос. Стекла были по преимуществу выбиты, а окна в купе кое-как заткнуты вонючими матрасами. Огромная рябая земля летела из-под колес, мельком показывая всю свою нищету и тяготу; безумолчно плакал простуженный ребенок, тянуло вонью из туалета, и тяжело, с мрачным уханьем налетали встречные составы… С ней ехала семья татар, перебиравшихся в Бугульму к родственникам. Сама-то она путешествовала налегке, с одним чемоданом, а купе было битком набито татарскими тюками. Поезд пыхтел от границы к границе, и тюки то и дело приходилось распаковывать, чтобы предъявить эвакуируемые пожитки таможенникам сопредельных государств. А государств, да границ, да таможен на их пути оказалось столько, что Анна Валентиновна, вынужденная следить за этой утомительной деятельностью, в конце концов сбилась со счету…