Линдсей согласно кивнула и медленно поднялась по пяти широким мраморным ступеням в большую комнату. Агнес, много лет прибиравшая раз в неделю квартиру Райана, относилась к своим обязанностям с присущей, датчанкам аккуратностью. Воздух и доме еще сохранил запах мастики для натирки полов и лимонного масла.

У дальней стены глыбился большой мраморный камин, по обе стороны от него стояли книжные шкафы — от пола до потолка. На соседней стене виднелось еще больше книг — сотни изданий по архитектуре с подробными указателями содержания и технические справочники. Мебель была тяжелой, темной, добротной, кое-где новая, кое-где старая, до боли знакомая.

В этом доме мало что изменилось. И все же изменения были. Совсем незначительные, но Линдсей заметила их. Появился новый роскошный обюссонский ковер из шерсти с замысловатым рисунком в приглушенных зеленовато-желтых тонах. В застекленном шкафу с подсветкой напротив камина стояли терракотовые статуэтки. То тут, то там притягивали взгляд загадочные фигурки, видимо привезенные с Востока. Еще одну стену украшала коллекция африканских ритуальных масок — безмолвное, жутковатое, созданное руками неизвестного мастера напоминание о суровых, таинственных обрядах.

Линдсей нахмурилась. Изменения в доме Райана походили на изъяны в гобелене со сложным рисунком, они были незначительны, не сразу бросались в глаза, зато будили фантазию, заставляя дорисовывать в воображении недостающий узор, пусть он и не всегда совпадал с оригиналом. Непонятное раздражение охватило Линдсей. Все еще хмурясь, она оглянулась на Райана. Он стоял у двери и наблюдал за ней.

И вдруг она поняла, почему, встретившись с ней, он был сбит с толку и раздосадован, обнаружив в ней изменения, которые не ожидал увидеть.

— «Дюбонне» со льдом и лимонным соком? Линдсей неожиданно улыбнулась, беспокойство прошло.

— Да, спасибо. У тебя хорошая память. Он направился к бару, который был устроен между двумя высокими стеклами, окантованными свинцом, бросил на ходу пиджак на спинку стула и ослабил галстук. Внизу за окном на горбатой клинкерной мостовой показалась машина, ее крошечные скошенные стекла сверкали точно драгоценные камни.

Линдсей подошла к латунному столику, на котором располагалась коллекция разноцветных камней и сверкающих граненых кристаллов. Она взяла необработанный кусок янтаря.

— Я и не думала, что ты так увлекаешься геологией.

— Это сувениры, — тихо ответил Райан, он подошел к Линдсей и встал рядом с ней. — Янтарь из Литвы, кристаллы кальцита из Камберленда в Англии. А этот хризолит — из Новой Зеландии.

Он протянул Линдсей стакан, она приняла его и положила янтарь на место.

— Африканское искусство. Остатки материальной культуры древнего человека Южной Америки. С тех пор как я в последний раз видела тебя, ты превратился в настоящего историка.

Райан поставил стакан на широкую полку камина и присел на корточки у очага.

— Я уже не тот, каким был, Линдсей.

«И я уже не та», — чуть не призналась она, но вовремя остановилась. Райан возился с растопкой и спичками, а Линдсей задумчиво смотрела ему в спину. Предупреждение? — подумала она. Или констатация факта?

«Ты ведешь себя как ревнивая жена, — раздраженно напомнила себе Линдсей, утопая в мягком диване. — Райана не было три года. Естественно, он тоже должен был измениться».

Она задумчиво поигрывала льдом в стакане. Они вернулись в город несколько часов назад, опьяненные солнцем, свежим воздухом и друг другом. Как и в прежние времена, пообедали омарами с шампанским, потом пошли выпить еще в одно место, потанцевали.

Отзвуки прошлого.

В тысячный раз за сегодняшний день Линдсей разглядывала мужественный, резко очерченный профиль Райана, удивляясь тому, что он и вправду здесь, рядом. Сколько раз она страстно желала, чтобы эти такие родные руки обняли ее. Как она мечтала услышать его густой, раскатистый смех, его хрипловатый голос, которым он нашептывал по ночам ее имя.

А теперь мечты стали явью, и в это верилось с трудом. Она вздохнула, сбросила вечерние туфли и положила ноги на край кофейного столика, скрестив колени. Ты дура, с отвращением сказала она себе. Три года назад он уехал от тебя, даже не попрощавшись, но не прошло и недели, как он вернулся в Бостон, и ты снова в его объятиях.

Она нетерпеливо тряхнула головой, не отдавая себе вполне отчета в том, что же произошло сегодня днем. Все случилось так неожиданно — сначала ее охватил веселый смех, потом нахлынула неодолимая страсть, — до сих пор она не могла прийти в себя. Что произошло, то произошло, вот и все. К чему анализировать их отношения, доискиваться до причин.

Пожалуй, гораздо лучше примириться с содеянным и прогнать наваждение, печально сказала она себе. За три года любовь к Райану умерла, но осталось безумное физическое влечение. И ее убеждение в том, что одно невозможно без другого, оказалось еще одной разбитой романтической иллюзией.

-..хочешь поехать на Кейп на уик-энд? Мы можем снять домик на побережье у дюн, как…

— Нет, — почти отрезала она. — Одно дело — потерять день, другое целую неделю. У меня завтра много работы, Райан. Извини.

Райан, помедлив, кивнул, его лицо посуровело. Он подбросил щепок в потрескивающий огонь.

— Лин, черт побери, я не имею права спрашивать, у тебя был кто-нибудь? Что-нибудь серьезное?

Линдсей, как ни странно, ожидала подобного вопроса, хотя ее поразило то, что он скорее позабавил, чем рассердил ее.

— Нет, — тихо ответила она. — После твоего отъезда я с головой окунулась в работу, и мне ни на что не хватало времени, просто не до этого было.

Линдсей солгала в очередной раз. У нее было сколько угодно возможностей устроить свою жизнь. Но всякий раз она вспоминала о Райане и отказывалась что-либо менять для себя.

Она подумала об интеллигентном профессоре-правоведе из Гарварда, с которым встретилась два года назад. Она почти убедила себя в том, что любит его. И даже теперь Линдсей как бы воочию видела перед собой его искаженное болью лицо, когда сказала ему, что не может выйти за него замуж, и отказала во встречах.

Она прогнала воспоминания и взглянула на Райана.

— А у тебя? — (Черт побери, зачем она задала этот вопрос?) — Можешь не отвечать, — быстро добавила Линдсей, надеясь, что он примет ее великодушное предложение и сменит тему разговора.

— Один раз.

Он улыбнулся чуть горько и печально. Потом громко вздохнул и неуклюже развалился перед огнем камина, опершись на локоть.

— Это случилось в Новой Зеландии, примерно год назад. Я решил, что мне надо раз и навсегда выбросить тебя из своей жизни. Я убедил себя, будто люблю Карлу.

Он нахмурился, словно это воспоминание причиняло ему боль.

— Понятно, — коротко откликнулась Линдсей.

Господи, почему это ненужное ей признание, слова мужчины, которого она не любила, заставляют ее страдать?

— Однажды мы поехали на вечеринку. Я выпил немного больше обычного и рассказал Карле о зеленоглазой, рыжеволосой девушке-архитекторе, которую оставил в Бостоне. Она с пониманием отнеслась к моему признанию, сказала, что если я не вернусь к тебе, то буду таким дураком, каких она еще не встречала. На следующее утро она улетела в Гонконг.

Они помолчали. Линдсей вдруг почему-то стала расправлять узкие, гофрированные складки на подоле ее дымчато-серого вечернего платья.

— Может, изменишь свои планы на завтра?

Райан склонил голову набок.

Она покачала головой и отставила стакан.

— Завтрашний день и большую часть воскресенья я проведу с Анжелой Боровейк.

— Господи, ты никак не угомонишься.

— Помнишь, ты же сам учил меня: бизнес прежде всего.

— У тебя есть одна очень плохая привычка, любовь моя, — в самое неподходящее время напоминать о том, чему я учил тебя. — Он ласково улыбнулся, сверкнув на нее синими влекущими глазами. — В холодильнике есть мясо и бутылка импортного шампанского. Давай проведем у меня уик-энд, обнаженные…

— Господи, Райан, ты неисправим!