— Подожди, — хрипло произнес он, отпустив ее губы. — Подожди еще минуту… — Он погладил ее обнаженную ногу и со стоном притянул ее к себе на колени. Остро ощущая его, возбуждение, она срывающимся голосом повторяла его имя, то безотчетно изгибаясь у него в руках, то прижимаясь к нему бедрами.
Райан с шумом вздохнул.
— О Господи, Линдсей!
Пальцы Райана утонули в мягких складках ее шорт, он приник к ней напрягшимися бедрами.
Линдсей со стоном, еле слышно произнесла слова отказа, одурманенная солнцем и желанием, ощущением болезненной взвинченности, испепеляющего жара, который, казалось, проник в каждую клеточку ее тела. Она знала, что нужно было противиться ему, вырваться от него, освободиться от колдовских объятий нежных рук, одно прикосновение которых заставляло забыть о трех долгих годах разлуки.
Ей следовало что-то сказать. Оттолкнуть Райана, пока не поздно. Но мысли ее разбегались, разум и чувства пребывали в смятении. Не было ни прошлого, ни будущего — ничего, лишь непреодолимое, страстное влечение к стройному телу мужчины, которого она обнимала, влечение к его теплым зовущим губам и зревшее где-то глубоко в ней ответное желание, трепетный отклик на этот древний как мир мужской призыв.
Райан, охмелевший от стремления овладеть ею, что-то пробормотал охрипшим голосом и скользнул рукой под тонкую резинку ее трусиков. Она затрепетала, сразу ослабев, когда он нашел нетерпеливой рукой то тайное нежное место, которое искал. Он гладил теплую женскую плоть, пока Линдсей не начала тихо вскрикивать.
— Лин… малышка, не прогоняй меня. Я так измучился за эти последние дни, все время думал о тебе, хотел тебя…
Он вытащил ее блузку из шорт и обнял обнаженную спину Линдсей, гладя ее страстно, долго, горячо.
— Райан! — тихо вскрикнула она, скорее отдаваясь ему, нежели отталкивая, и прильнула губами к его губам, потеряв голову от неистового желания. Еще не поздно, напомнила Линдсей какая-то бодрствующая часть сознания, когда он принялся расстегивать пуговицы на блузке. Еще есть время…
Но вдруг все показалось ей незначительным. Потому что теперь она хотела лишь одного — раствориться в объятиях Райана Маккрея, неразрывно слиться с ним так, чтобы больше никогда не существовать без него.
Райан снял блузку с Линдсей, целуя ее шею и подбородок. Лифчик расстегнулся легко, и Райан внезапно и страстно засмеялся, поймав руками жаркие груди. Линдсей чуть не задохнулась, когда он стал большими пальцами ласкать ее соски. Они вдруг затвердели, и Райан застонал. Прикосновения его грубоватых рук казались Линдсей каким-то фантастическим эротическим массажем. Она откинула голову, зажав в кулаке волосы Райана, а он провел губами по ее плечу, точно обдав его пламенем.
Она гибко изогнула спину, предлагая себя, и он жадно принял ее, лаская напрягшийся до боли сосок, потом отпустил его, соблазнившись другим округлым бутоном, венчавшим ее грудь.
— О малышка! — вырвался у него сдавленный крик мольбы и тут же прервался — он овладел ее губами.
Линдсей вся отдалась порыву в ответном поцелуе, нетерпеливо стремясь найти его язык. Она почувствовала, как по телу Райана пробежала страстная дрожь, и услышала его стон. Она задрала рубашку Райана, а он прошептал какие-то восхитительно откровенные слова любви, пройдясь дерзким кончиком языка по изгибу ее верхней губы. Нетерпеливыми руками Линдсей расстегнула пряжку на его ремне, потом молнию, и ее пальцы погрузились в волосы на животе Райана.
Райан напрягся от этого дразнящего прикосновения и простонал:
— Не уходи теперь! О Господи, Лин, ласкай меня! Я твой!
Она охотно ответила на этот жаркий призыв и стала гладить его сильными нежными пальцами. Райан выгнул спину, слегка откинул голову назад, и ее взгляду открылось напряженное, подрагивающее от волнения горло.
— Лин, милая! — радостно воскликнул он и с наслаждением устремился в ее объятья, порывисто сжав руками ее талию.
Райан сорвал с себя рубашку, и она принялась гладить его мускулистую грудь. Линдсей сжала губами крохотный мужской сосок, чувствуя, как он твердеет у нее во рту. Лихорадочно, с присвистом дыша, Райан начал искать застежку ее шорт. Линдсей вернулась, и он скользнул руками под вдруг ставший свободным пояс. Он потянул его вниз и обнажил нежные, соблазнительно округлые ягодицы.
Райан застонал, приподнимая; ее и лаская согретое солнечным теплом тело.
— Малышка, прошла целая вечность с тех пор, как я держал тебя, такую пылкую, в своих объятьях. — Он уткнулся в ее ухо, осыпая Линдсей горячими влажными поцелуями. — Ты хочешь меня, Лин. Я знаю, ты хочешь меня.
— Да! — скорее прорыдала, чем произнесла, она и припала к нему, краем сознания понимая, что его неистовый зов отнюдь не порождение сиюминутной страсти, он вобрал в себя и прошлое, и настоящее, но не стала задумываться над этим. — Люби меня, Райан! Люби меня…
Он с восторгом прокричал что-то в ответ и, опустившись на колени, в один миг стянул с нее шорты и трусики. Он целовал нежный живот, лаская языком впадину пупка. Затем ласково, настойчиво раздвинул ей ноги и стал гладить их, осыпая поцелуями.
Линдсей пролепетала заветное имя, а он принялся осторожно массировать круговыми движениями снизу вверх ее бедра, а потом прошелся по ним жаркими губами.
Но вот Райан чуть дотронулся до нее кончиком языка, и это чудесное, пьянящее прикосновение дарило столько неги, что Линдсей тихо вскрикнула. Она, ослабев, подалась к нему, а он, запыхавшись, радостно смеясь, поднял се на руки, ловко уложил в пряную траву и приник к Линдсей, раздвинув коленями податливые ноги.
— О Лин, — прошептал он, уткнувшись лицом в ее шею. — Я никогда не думал, что могу скучать по кому-нибудь так, как скучал по тебе! Словно я потерял часть самого себя. Словно куда-то делась часть моей жизни…
— Теперь я с тобой, — нежно прошептала Линдсей, прижимаясь к нему губами. — Райан, я здесь.
Трех прошедших лет точно не было вовсе. Они не чувствовали ни стыда, ни неловкости, ни неудобства, словно давным-давно привыкли друг к другу. Два тела сплелись воедино, такие близкие и знакомые. Это походило скорее на воссоединение душ, чем на воссоединение плоти.
Уверенно и нежно Райан, как опытный поводырь, вел ее к блаженному финалу. Он разбудил все, что так долго спало в ней, даря заветные радости и заранее зная, каким будет ответ, беспрестанно в изнеможении произнося ее имя, словно какое-то колдовское заклинание. Они предавались любви истово, с наслаждением, забыв про всякие запреты и условности, придуманные людьми, будто тепло солнечного света, благоухание примятой их телами травы и влажной земли смели все преграды. Они не замечали ничего вокруг, точно остались одни в целом мире, обреченные на доставляющие неизъяснимое наслаждение восхитительные ритмические движения, древние, как окружающие холмы.
Извечные приливы и отливы любви накатывали, отступали и возникали вновь, устремляясь неспешными, нежными волнами к чудесному заветному берегу, сулящему наконец освобождение от непрестанного бега. До Линдсей доносился порой ее собственный голос, и она недоумевала, неужели это она может так резко, так часто вскрикивать. Райан что-то шептал, мышцы спины вздрагивали под ее ладонями. Он возносил ее, бездыханную, на край чувственной бездны, но не позволял упасть вниз, поддерживая ее, пока она снова не теряла голову от нестерпимого блаженства. Она извивалась в его руках, вскрикивала, точно захлебываясь в рыданиях, слышала, как он то и дело подбадривает ее срывающимся голосом.
— Райан!..
— Скоро, — сдавленно выкрикнул он. — Подожди немного, Лин. Я хочу, чтобы это длилось вечно. Я вообще не хочу, чтобы ты когда-нибудь…
— О Райан! — Это был то ли вопль протеста, то ли мольба о пощаде, она скользила под ним, полузакрыв глаза, но наблюдая за Райаном, зная, что он не спускает с нее взгляда. Она помнила, какое наслаждение доставляло ему смотреть, как она страстно, бесстыдно отвечает на его любовь.
— Боже мой, Линдсей!..
