– В этот кинжале сосредоточена великая магическая сила – заклятие против чар последователей проклятого Сета наложил сам Раэн из Танасула – великий мудрец, живший около пяти столетий назад. Не смотри на простоту клинка, ибо за ней скрывается великая мощь магов. Кофиец неохотно расставался с этой вещью, но он отдал ее мне за одну услугу.

“Интересно, за какую такую услугу кофийский посол мог расплатиться с зуагиром столь “дорогим” кинжалом?” – Конан, поморщившись, взял оружие в руки и оценивающе оглядел его. Что ни говори, но сталь была действительно великолепна – легкая, гибкая и отлично отточенная. Может быть, и скрывалась в кинжале некая магическая сила, но сейчас она не выплескивалась наружу. Это было даже хорошо – киммериец недолюбливал магию, будь она белой, черной или же любой другой.

– На что он мне? – буркнул варвар, возвращая оружие шейху. – Я привык полагаться на меч и свою голову, а не на магические штучки. Забери обратно.

– Не заберу, – уперся Джагул. – Джавиды используют темную, чуждую людям магию. Ты же сам сказал, что вход в подземелье затягивала огненная сеть! Прими мой подарок!

– Ладно уж, – махнул рукой Конан. – Давай сюда твою игрушку.

Варвар пристегнул ножны к поясу, недовольный тем, что пять тысяч золотых вдруг превратились в никчемный ножик. В бою он обычно употреблял меч, который приходилось держать двумя руками, а работать двуручным мечом и дагой было бы крайне затруднительно…

– Рассвет еще не скоро, – сказал Конан, – волшебная паутина исчезнет только с первыми лучами солнца, и сейчас проникнуть в подземелье невозможно. Не думаю, что даже твой волшебный, – это слово он произнес с ноткой презрения в голосе, – кинжал сумеет ее рассечь… Я пошел спать.

Равнодушно развернувшись, киммериец покинул зал, оставив шейха и его челядь обсуждать его бесцеремонность и неучтивость, столь присущие всем варварским народам.

Это был голос Самила…

По мнению Конана, он сидел в узком проходе, ведущем в огромный подземный зал, уже довольно долго, наблюдая за двумя десятками джавидов, расположившихся под сводами бывшего обиталища песчаного раваха. Они долго переговаривались на своем гортанном наречии, которого киммериец не знал, и вдруг из темного туннеля, уходящего в глубины под песками, появился человек, сопровождаемый двумя карликами. Он заговорил по-турански, и Конан тот час же узнал его. Бывший начальник стражи и был тем, кто позволил джавидам беспрепятственно проникнуть в гарем дворца Джагула…

“Вот ублюдок! – выругался про себя Конан. – А я-то еще утром думал, куда же смылся мой раб!”

Так оно и было. Проснувшись на рассвете, киммериец первым делом отправился ко дворцовому казначею за причитающейся ему мздой и покинул покои хранителя сокровищ только тогда, когда пять мешочков, туго набитых империалами Турана, приятной тяжестью оттянули его пояс. Затем он отправился на конюшню и с вызывающей неспешностью выбрал себе великолепного гирканийского скакуна буланой масти. Эти животные ценились за свою выносливость и покладистый нрав, могли переходить большие расстояния без отдыха и отличались неприхотливостью в еде. Ну, а кроме того, лошади гирканийцев без особого труда привыкали к новому хозяину, и едва Конан подошел к выбранному жеребцу, как тот вытянул шею и ткнулся мягкими губами в его ладонь в поисках угощения.

– Ему бы еще седло и сбрую, – повернулся варвар к конюху, и последний немедленно принес требуемое снаряжение, ибо шейх приказал выполнять любые желания и прихоти гостя. Взнуздав и оседлав коня, а так же упрятав в седельной сумке кожаные кошели с золотом, Конан подозвал конюха и сказал:

– Он должен быть готов к моему приходу. А прийти я могу в любой момент.

– Слушаюсь, – отозвался конюх.

Киммериец предполагал, что утащившие Мирдани джавиды уже успели переправить ее если не к заказывавшему похищение, то хотя бы к его слугам или посредникам. Поговорив с шейхом, варвар выяснил, что поблизости нет ни одного оазиса, где могут спрятать Мирдани, и поэтому, скорее всего, путь похитителей лежит к Султанапуру. Напасть на след дочери шейха он рассчитывал еще до полудня. Но нельзя было упускать из виду возможность того, что джавиды могут попросту спрятать девушку в своем подземелье и потребовать выкуп у шейха в золоте. Однако Джагул отверг подобную возможность, будучи уверенным, что возлюбленное дитя пало жертвой интриг завистников шейха из рода людей. Кроме того, старый зуагир сказал Конану, что ни один джавид не посмел бы даже подойти к стенам Султанапура, ибо воины эмира нещадно истребляли их, справедливо почитая за опасных и вредных тварей.

Конан неторопливо и обильно позавтракал, чем вызвал яростное, но скрытое негодование шейха, рассчитывавшего, что киммериец с первым лучом утреннего света ринется на поиски Мирдани. Собравшись, Конан уложил свои вещи возле конюшни, а потом под неусыпным надзором Джагула отправился в сад к зарослям жасмина, среди которых он обнаружил минувшей ночью черный провал, затянутый светящейся паутиной. Как и подсказывали ему опыт и знания, полученные от некоторых встреченных ранее знатоков магии, простенькое охранное заклинание, посвященное Сету, рассеялось, едва забрезжил рассвет, и проход был свободен. Но Конан прекрасно знал, что глубоко под землей, куда не проникает ни единый солнечный луч, можно встретить подобную преграду даже днем. Открытую дыру прохода охраняли пятеро стражей, вооруженных пиками – Конан в душе посмеялся над “предусмотрительностью” того, кто занял место Самила. Варвар был уверен – теперь карлики не появятся в пределах оазиса Баргэми еще очень много дней.

– А ну-ка пропустите! – гаркнул Конан, отталкивая стражников, которые, впрочем, беспрекословно расступились, с уважением поглядывая на рослого чужестранца, собравшегося спуститься в подземелье раваха. По требованию Конана, ему была выдана веревка, и он, привязав один ее конец к извилистым и крепким стволам кустов жасмина, а другой намотав на руку, стал спускаться по наклонному ходу в темноту, придерживая небольшой фонарик, висевший на шее на кожаном ремешке. Без света в туннелях раваха делать было нечего, и сейчас следовало благодарить одного из придворных, у которого завалялся среди прочих безделушек необычный сувенир – маленький кхитайский фонарик, представлявший собой слюдяной куб, в который вставлялась свеча. Коснувшись ногами пола, Конан бросил веревочный моток на пол и отправился вглубь подземелья.

Киммериец долго шел по широкому округлому проходу, достаточно высокому, чтобы не касаться головой потолка – надо полагать, что живший здесь некогда равах был довольно крупным. В стороны отходили многочисленные ответвления, и если б толстый слой пыли, скопившейся в брошенных песчаным червем подземельях, не был усеян следами джавидов, то можно было бы легко заблудиться в темных лабиринтах. Острый слух северянина тоже не дал бы ему заплутать в путанице подземных ходов, благо Конан различал в отдалении неясные голоса карликов, явно собравшихся в одном месте. Джагул сказал правду: некоторые из ходов были обработаны людьми. Красноватый, плотно склеенный чем-то прозрачным, песок кое-где устилался плитками, острые углы были сглажены, а на стенах виднелась копоть от факелов.

“Здесь где-то должен быть ход в сокровищницу шейха… – подумал киммериец, оглядываясь. – Ну, да ладно, оставим посещение этого, безусловно, замечательного места на следующий раз, если таковой случится”.

Туннель шел под уклон. Через две сотни шагов Конан заметил, что четко отпечатавшиеся в пыли следы джавидов повернули в один из узких боковых коридоров. Ощутив в воздухе знакомое напряжение, он пригнулся, обнажил меч и осторожно начал пробираться по забирающему влево проходу. Варвар не зря доверял своим чувствам. Вскоре он обнаружил, что путь загородила точно такая же паутинка, как и виденная ночью – джавиды даже в собственных подземельях соблюдали предельную осторожность. Кроме того, Конан заметил разобранную карликами каменную кладку, перегораживавшую выход из обследованных людьми шейха туннелей. Синеватый свет магической преграды заливал коридор, делая все вокруг каким-то неестественным, неживым, словно принадлежащим чужому миру – миру призраков и демонов. Даже смуглая кожа на руках киммерийца начала поблескивать трупным оттенком.