Неспешно продвигаясь по ночному городу, Гидеон дал волю бродившим в голове мыслям. Он думал о неисчислимых преступлениях и нарушениях закона, которые совершались сейчас, именно в эту минуту, может быть, где-то совсем рядом с ним, но будут обнаружены только утром, если вообще найдут их следы. На спуске с одного из мостов он наткнулся на полицейский кордон. Полицейские опрашивали двух водителей. Гидеон с улыбкой подумал, что никто не сможет проскочить через ячейки расставленных ими кругом сетей. Уже тысячи водителей были остановлены вот таким же образом, сотни автобусов обысканы. Был в полном разгаре вечный поиск иголки в стогу сена. Но в утешение себе он мог сказать, что сегодня вечером одну такую иголку все же нашли.

Гидеон пересек Темзу по мосту Лэмбет и проехал перед зданием Скотланд-Ярда. Рация молчала, но едва ли это продлится долго. Эпплби не преминет позаботиться о том, чтобы держать его в курсе событий.

Он вновь, не без определенного философствования, подумал о всех тех преступлениях, которые совершаются в большом городе, на тех самых улицах, по которым он в этот момент проезжает. Но то большое облегчение, которое пришло к нему после того, как им удалось вовремя спасти ребенка Харрисов, привело Гидеона в столь благоприятное расположение духа, что в конечном счете он прогнал прочь от себя все эти гнетущие мысли.

И тем не менее его профессиональный инстинкт срабатывал безошибочно. Ибо насилие и смерть крались в те минуты буквально в двух шагах от него.

Среди тех, кто видел проезжавшую машину Гидеона, кто все ещё прятался в спасительную тень, пока она не рассеется, был и Бродяга. Он по-прежнему подвергался опасности, находясь внутри заброшенной вокруг него удавки.

А среди женщин, которых Гидеон, проезжая, не заметил, была и миссис Майк (Нетта) Пенн, которая совсем ещё недавно проживала в доме номер 2 на Лэссистер-стрит И если звоня в Скотланд-Ярд, она была не более, чем взволнована и обеспокоена, то в тот миг, когда машина Гидеона прошелестела колесами всего в ста метрах от подвала, куда её заточили, связанную, она была в полном смысле парализована от ужаса.

Долго, очень долго, она разыскивала мужа. У неё так и не хватило мужества безапелляционно заявить об этом полиции, но в глубине души она была уверена, что её мужа, её горячо любимого Майкла, убили. Она полагала, что достаточно ей убедить Скотланд-Ярд начать его разыскивать, как они тут же обнаружат истину, будь он доброй или же, наисквернейшей из всех возможной.

Этой мглистой ночью, звоня в Ярд, она попросила соединить её лично с Гидеоном потому, что неоднократно встречала его фамилию в газетах, а к тому времени ей обрыдло все время разговаривать с неизвестными ей, скрывавшимися за анонимными голосами, лицами, какими-то безвестными полицейскими, безразличными подчиненными, которые — это было очевидно — считали, что она делает много шума из ничего.

Незадолго до своего исчезновения Майкл не раз намекал ей, что недалек тот час, когда их жизнь в корне изменится. Он утверждал, что вскоре они «разбогатеют». Она видела вполне очевидную связь между тем, что он пропал и этим его обещанием скорого благосостояния. Но она даже и в мыслях не допускала, что Майкл когда-либо её бросит и была абсолютно уверена, что представиться ему малейшая возможность — и он непременно ей позвонил бы или черкнул бы пару слов.

Значит — его уже нет в живых!

Этой ночью, прежде чем отправиться звонить главному инспектору Скотланд-Ярда, Нетта заходила на квартиру, где они раньше проживали, и встречалась там с четой хозяев этих меблирашек, чтобы лишний раз спросить у них, не было ли для неё письма или звонка… от Майкла. Нет, заявили они, ничего такого не поступало.

Риккер, толстяк средних лет, которого она всегда недолюбливала, был в этот раз груб и недоброжелателен, как, впрочем, и его вечно неопрятная женушка. Сама не понимая почему, выходя от них, она им брякнула, что намерена позвонить по телефону самому Гидеону. А затем, покинув их, направилась в телефонную будку, что находилась на углу улицы.

Она как раз ожидала, как заверила телефонистка, что её вот-вот соединят с Гидеоном, когда из тумана неожиданно вынырнул коренастый силуэт Риккера. Тот распахнул дверь, вырвал из рук Нетты трубку и хрюкнул:

— Ну, все, хватит! Пошли!

И вот сейчас, скованная ужасом, в глубине подвального помещения, она обрела уверенность, что это они убили её Майкла и что сейчас готовились разделаться и с ней самой.

Дом был совсем небольшой, с тонкими стенками, дрожавшими от проходивших мимо автобусов и машин. Он был стар и построен, собственно говоря, над этим глубоким добротным подвалом, освещавшимся лишь малюсеньким, едва пропускавшим наружный свет оконцем. Оно выходило на улицу, и пробиравшийся мимо пешеход вполне мог бы услышать, что там, в подземелье, происходит, если бы куча клеток для домашней птицы и просто ящиков практически не закупоривала его.

Нетта сидела связанная на кухонной табуретки посередине помещения, и веревка пребольно впивалась ей в руки и ноги. С потолка свисала единственная лампочка, но по воле случая свет от неё падал прямо в глаза молодой женщине, вызывая резь, ослепляя её и вызывая постоянное желание зажмуриться. Только она отчаянно боялась сделать это, опасаясь, что сразу же шлепнется в обморок и не услышит возможного прихода Риккера.

Она потеряла всякий счет времени, не знала, сколько часов или минут уже находится в этом подвале.

Ей все виделась изначальная картина: грубо распахнутая дверь в будку, свирепо вцепившаяся в неё лапа Риккера, объявший её в тот момент ужас, затем — наброшенный на лицо шарф и то, как её грубо волочили обратно до номера 11. Улица в ночном тумане была безлюдной, и её с силой впихнули в тот же самый дом, где в двух замызганных комнатушках на втором этаже ещё совсем недавно проживала вместе с Майклом. И была тогда счастлива… А сейчас…

Риккер — следом шла его жена — заставил её спуститься вниз. И они бросили её здесь одну, словно на дне колодца. Ее поразила сразу обступившая со всех сторон тишина. Покрытые известью стены выглядели толстенными, а одна из них была недавно отштукатурена. На полу валялся цемент. В углу лежала куча кокса.

А затем начался допрос, сначала — муж, потом — жена. Вопросы до одурения повторялись: "Была ли она уже в полиции? Сколько раз? Что она им рассказала? Почему именно в полицию?

Сколько раз?

Зачем?

Что сказала?

Они без устали сменяли друг друга, повторяя одно и тоже — муж жестко, жена — невыносимо плаксивым и противным тоном. Нетту больше страшила эта серая и сухощавая бабенка, чем грубый, плохо выбритый мужчина — обрубок в шерстяном свитере, дышавший на её дешевой сивухой.

— Зачем?

— Что сказал?

Сначала, плохо соображая из-за нахлынувшего жуткого страха, Нетта отвечала правду, повторяя её несчетное количество раз. да, она ходила в полицию раз шести или семь, точно уж и не помнила сколько. Да, она сделала там заявление о пропаже Майкла, высказав уверенность, что с ним что-то случилось. И она не переставала повторять в полиции, что никогда и на зи что на свете Майк её бы не бросил. Ведь они так любили, так обожали друг друга.

И то была сущая правда. Она закрывала глаза, и тут же перед ней возникал образ мужа — с его несколько приплюснутым носом, вечно смеющимися глазами, постоянной полуулыбкой на устах, немного вьющимися светлыми волосами и такими нежными руками.

— Почему и зачем?

— Что сказала?

— Сколько раз?

— Да я только об этом и твержу вам, — наконец, не выдержав, вскричала она. — Вновь и вновь повторяю! Почему вам так приспичело все это выяснить?

Они ничего на это не ответили. Просто вышли, оставив её в подвале, связанной на табурете, но слепящим резким светом лампочки без абажура, со слезившимися глазами и онемевшим телом.

Поначалу Нетта, естественно, испытывала страх. Более того, то был панический бессознательный ужас, какой-то смутный испуг, охвативший болью все существо. Но теперь этот страх обрел вполне конкретное имя.