Это они убили Майка, и готовились сделать то же самое с ней.

Разумеется, она не могла быть в этом полностью уверена, но чувствовала, что не ошибается. И они оба были в смятении. Это было заметно невооруженным глазом. Они опасались того, что она могла наговорить в полиции, но бедняжка ровным образом ничего там не сказала, абсолютно ничего! Да она и в жизни бы никогда не подумала, что Риккеры хотя бы каким-то образом были причастны к исчезновению Майкла. В тот день он, как обычно, отправился утром на работу, и в течение многих недель с тех пор она жила воспоминаниями о его последних, брошенных ей с порога слов: он пообещал, что скоро, очень скоро они смогут покинуть эти омерзительные меблирашки и пеерехать в настоящий дом, который будет принадлежать только им. Однажды, но…

Но Майкл после этого так и не вернулся.

В тот день Нетта пошла после обеда навестить свою мать, жившую от неё неподалеку, на Хорли-стрит. Она вернулась домой только в семь вечера, надеясь уже застать Майкла, но там он уже больше так и не появился.

Она позвонила на работу. Ей ответили, что Майкл ушел в обычное время. И все. И на работу он тоже до сих пор так ни разу и не вышел.

Когда Риккеры вдруг заявили, что ей следует оставить меблированные комнаты, она ужаснулась, тут же подумав, что отныне МВайкл не будет знать, где он сможет её разыскать. Поэтому она переехала к своей матери, которая была в курсе всего, что произошло. Нетта пошла работать. Потянулись один за другим мрачные и хмурые дни. Раз в неделю она регулярно появлялась на Лессистер-стрит справиться, нет ли для неё писем или каких-либо новостей от Майкла, не вернулся ли он, случаем, на старое место. Риккеры знали, где она теперь проживала, но у Нетты создавалось впечатление, что они недолюбливают её и уж во всяком случае писем пересылать ей не будут.

Сидя сейчас в ледяном погребе, она прокручивала в голове события последних недель, вздрагивая от холода и страха. Время от времени её голова в изнеможении бессильно опускалась на грудь, но она мгновенно вздрагивала и обезумевшим взглядом ощупывала пространство вокруг себя. Ибо больше всего в этот момент она боялась одного — заснуть, чтобы никогда больше не проснуться.

На первом этаже в темной крошечной кухоньке, где ютились один-единственный стол и несколько табуреток, да с трудом были втиснуты электрическая плита с невзрачным буфетом, Риккеры тянули горькую, он виски, она — джин. В углу примостился новенький телевизор. Во времена, когда в доме проживали Нетта и Майкл Пенн, его не было. А на нижней полке буфета парадно выстроилось сейчас семь бутылок виски. А до того, как Пенны не «съехали» с квартиры, дай бог там было обнаружить одну и то наполовину опорожненную.

Риккеры угрюмо молчали, не обращая даже внимания на телевизор. Хватит и того, что он наполнял комнату каким-то шумом — этого им было вполне достаточно. Время от времени миссис Риккер, однако, брюзжала:

— Ах, что же теперь с ней делать?

И ни разу муж не удостоил её ответом.

И вдруг в самый разгар семейного вечера кто-то громко и повелительно заколотил в дверь, да так, что Риккера хватила дрожь, а его жена обеспокоенно съежилась на табуретке. Стук повторился. Риккер, поднявшись, велел супруге не двигаться и покинул кухню, плотно прикрыв за собой дверь. Его жена, как пить дать, брякнулась бы в обморок при виде возникшего на пороге полисмена, но муж хладнокровно ответил на все заданные ему вопросы. Да, вот уже несколько месяцев, как Пенн покинул свою жену, а миссис Пенн съехала несколько недель тому назад. Почему? Не могла оплатить жилье. Знал ли, почему Пенн оставил жену? Да, Боже мой, все та же изъезженная пластинка: ну надоела она, должно быть, ему. Видел ли он с тех пор Пенна? Нет, ни разу.

Нет, нет, нет, нет.

Полицейский удалился, похоже, вполне удовлетворенный, а Риккер, вернувшись в кухню, налил себе виски.

— Кто… кто это был, Рикки?

— Тебя это не касается.

— Рикки, кто это был?

— Заткни пасть.

— Рикки, это… не полиция?

Он заглотал довольно большой глоток виски. Жена встала и, обойдя стол, чтобы оказаться подальше от его волосатых и полных скрытой жестокой угрозы рук, округлила от страха глаза. Затем её рот непроизвольно открылся, губы раздвинулись, обнажив белые ровные зубы молодой женщины на старческом лице.

— Рикки, так это был легавый?

— Да заглохнешь ты, наконец?

— Рикки, хочу знать, кто это был. Не фараон ли? И чего он хотел? Что…

— Я уже сказал тебе: заткни пасть! — скрипнул зубами Рикки, пытаясь наградить её оплеухой. — Ну да ладно. Да, приходил тут один легавый, задавал всякие там вопросы. Ну и что из того? Его интересовало, живет ли она все ещё здесь, и я ответил, что нет. Разве это не правда, не так ли? И что? Чего зря волноваться-то?

Женщина, казалось, на глазах постарела сразу лет на десять.

— Послушай, а почему… С какой стати, как ты думаешь, он приперся, а?

— Ты же знаешь, что она была в полиции.

— Ты думаешь… Считаешь, что она им что-то такое рассказала?

— Я же уже сказал тебе. Она ни о чем не имеет понятия, так, спрашивается, чего это она может разболтать легавым? Она просто беспокоилась, что исчез Пенн, вот и все. Ах, если бы она только не начала совать нос в мои дела…

Риккер замолк, не отдавая себе отчета в том, что его последняя фраза, отличалась чудовищной абсурдностью. Затянувшееся молчание, наконец, решилась нарушить жена.

— Что… как ты с ней поступишь?

— Как и с ним, а ты что думала? Но рисковать я не намерен. Не хочу, чтобы легавые заявились, застав меря в разгар работы.

Снова нависла гробовая тишина, а затем:

— Рикки… Она же нам ничего плохого не сделала. Ты не…

— Если она будет продолжать донимать полицию, то все это кончится тем, что нас обоих повесят, — вот, что они нам сделают. А теперь заткни свое хлебало, ты мне начинаешь действовать на нервы.

— Рикки…

— Рикки… скажи…

— Рикки…

— Боже ты мой! На сегодня я уж достаточно насмотрелся на тебя. Пойду лучше прогуляюсь.

Рикки напялил тяжелое пальто и вышел в густой туман. В ближайшей «пабе» <$F — В данном случае н, очной бар (Прим. переводчика).> он слышал, что по улицам Лондона сегодня идет охота на человека. одного из посетителей расспросили, а затем обыскали на одной из станций метро, другого — в автобусе на Вестминстерском мосту. Говорили о какой-то истории с пропавшим ребенком и что-то ещё насчет одной молодой особы.

Вернувшись домой, Риккер вновь попал под обстрел тревожных вопросов супруги.

— Когда ты этим займешься?

— А чего спешить-то?

— Что… как ты это…

— Как и в прошлый раз. Дам по кумполу — так она отключится и ни в чем не разберется. А потом суну её в нишу в стене и заложу кирпичами, как и муженька. Дело нехитрое. Ну что, будут ещё опросы?

— Послушай… ты ведь не сделаешь ей больно? Обещай!

На сей раз она его достала, и он успел ей хорошенько врезать, прежде чем жена увернулась. Он встряхнул её как перезревшую грушу, а затем швырнул в угол. Она покатилась по полу. Риккер же налил себе ещё виски, а потом направился в сторону подвала.

Гидеон, проехав всего в ста метрах от этого неказистого домишка на Лессистер-стрит, продолжал свой путь, вполне умиротворенный, до Ист Энда, где назревала потасовка между двумя группировками хулиганья. Он пересек Сити и его погрузившиеся в темноту здания, проехал мимо огромного приземистого Банка Англии, Биржи с её греческими колоннами, где гораздо более опасные и свирепые акулы опустошали кошельки вполне достойных граждан от их накоплений. Туман к этому моменту рассеялся почти целиком.