Попросту говоря: красный батальон имени Парижской коммуны был послан в Маньчжурию именно с целью террора. И, как полагал Павел Романович, эта идея вовсе не являлась пустой или вздорной. Если опубликовать эти снимки… Да, возмущения будет немало – однако еще больше окажется страха. А страх куда эффективнее любого оратора.)
Но судьба (не в первый раз уже за последние дни) оказалась благосклонна к Дохтурову. Ему удалось бежать, а с ним вместе спаслись от злой смерти Агранцев (тот самый штаб-ротмистр) и упомянутая мадемуазель. Остальным пленникам не повезло. Однако погибли они не так, как планировал комиссар: кто-то ночью свернул всем им шеи.
Точь-в-точь как давеча в «Харбинском Метрополе».
А потом уж форменный роман приключился – впору по нему фильму снимать: Павел Романович в компании с ротмистром и госпожой Дроздовой, поплутав по тайге, выбрались наконец к ветке железной дороги, где их подобрал бронепоезд с говорящим именем «Справедливый». Бронепоезд шел из ремонтных мастерских Харбина, направляясь на северо-запад.
Там была Чита, там был атаман Семин. И там же – красные цепи, за последнее время все ж проредившие атаманово войско. Собственно, «Справедливый» был его частью – входил боевой единицей в состав атаманского бронедивизиона. Командовал «Справедливым» некто есаул Вербицкий.
Все хорошо, если б не одно обстоятельство: с каждой минутой они неумолимо удалялись от Харбина.
Впрочем, для ротмистра это не имело значения: он намеревался далее присоединиться к войскам атамана. Мадемуазель Дроздова, хотя и переживала за матушку (та наверняка с ума сходила от беспокойства), возвращаться в Харбин тоже не торопилась.
Но для самого Павла Романовича этот маршрут был в крайней степени нежелателен. Дело в том, что на пропавшем «Самсоне» остался журнал, в котором Дохтуров вел записи своих изысканий. Изыскания те касались особенного лекарства – лауданума, более известного как панацея. У Павла Романовича имелись все основания полагать, что упомянутый лауданум тайно хранится где-то в Маньчжурии.
Впервые в существовании этого снадобья доктор убедился случайно, еще в Санкт-Петербурге (впрочем, как известно, ничто на свете не бывает совершенно случайным). А затем, после ссылки в Сибирь (после несчастного случая, приведшего к гибели пациентки[2]), лишенный права на врачебную практику, занялся восточной медициной. Вот тут и пришла к нему догадка, перешедшая позднее в уверенность: родина панацеи – Китай. И сам великий Парацельс привез ее из этих краев – а вовсе не создал сам.
Год за годом Павел Романович приближался к заветной цели. Результаты исследований скрупулезно заносились в журнал. Этот журнал (запечатанный в специальный влагостойкий футляр) надежно хранился в саквояже. А с саквояжем своим Дохтуров не расставался.
И вот теперь, по злой воле рока, этот саквояж лежит на дне Сунгари! Правда, оставалась надежда, что будет назначено следствие, пароход обследуют водолазы. Тогда, при некотором везении (плюс «барашек в бумажке» для речного начальства), есть надежда вернуть утраченное. Но для этого нужно срочно возвратиться в Харбин!
Однако командир «Справедливого» помочь в этом не мог: имел указание следовать на всех парах. У него, кстати, была своя корысть: Вербицкий намеревался залучить Павла Романовича к себе в поездную команду – потому что врача на «Справедливом» давно уже не имелось.
Иными словами, Дохтуров стал временным пленником бронепоезда. Предполагалось ехать всем вместе до Цицикара (где «Справедливый» должен взять воду для парового котла), а там пересесть на встречный экспресс.
С ним и вернуться в Харбин.
Но вышла история: стало известно, что Цицикар захвачен красным отрядом. И навстречу «Справедливому» большевики запустили брандер – паровоз с вагоном, до краев начиненным взрывчаткой.
Ситуация сложилась острейшая. Вдобавок (это уж Вербицкий рассказал по секрету) на Харбин от Читы шел литерный поезд с золотом, предназначенным для японской дипмиссии. Принадлежало то золото атаману Семину и назначалось в уплату за оружие и боеприпасы. А сейчас этот литерный шел прямехонько в лапы большевикам!
Вербицкий сказал: даже страшно подумать, что станет с атамановым войском, если золото к японцам не попадет. Но, ввиду брандера, бронепоезд не мог помочь.
И тут ротмистр, человек очень бывалый, вызвался верхами следовать в Цицикар – с тем чтобы как-то предупредить литерный. Вербицкий с ним согласился и даже дал трех коней. Так и отправились: ротмистр, Дохтуров и госпожа Дроздова. Ее брать не хотели, но мадемуазель наотрез отказалась оставаться на бронепоезде. После приключения с пароходом «Самсон» настаивать было бы просто жестоко.
Добрались до Цицикара без происшествий. Но в город втроем не пошли – слишком опасно. Мадемуазель Дроздову оставили дожидаться в лесу, а Дохтуров и ротмистр отправились дальше.
И тут обнаружилось замечательное обстоятельство: Цицикар захватили те самые большевики, что давеча потопили «Самсон». Попадать к ним в плен во второй раз было смерти подобно; но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает.
Итог: штаб-ротмистр тяжелейшим образом ранен (по всему – смертельно, в этом Павел Романович практически не сомневался), предупредить литерный не удалось. Все, что смог сделать Дохтуров, – устроить Агранцева в китайской фанзе, а затем разыскать и привести сюда Дроздову. Правда, без лекарств и квалифицированного ухода это все мало что значило.
Однако большевикам тоже не очень-то повезло: с ходу захватить «золотой» поезд они не смогли. Казаки конвоя (правда, немногочисленного) самых прытких перещелкали из винтовок, и красные партизаны перешли к позиционной войне. Это было им совсем не с руки: время-то играло против бойцов батальона Парижской коммуны. Вот-вот могли подойти крупные силы противника.
Однако в городке большевики нашли броневик. Эта машина (с новым именем «Товарищ Марат») совершенно изменила соотношение сил. Теперь ситуация стала напоминать известный конфликт Голиафа с Давидом – притом что у последнего сейчас не было его знаменитой пращи.
Вот тут-то Павел Романович и оказал атаману услугу. За годы, проведенные в ссылке, он пристрастился к охоте и сделался великолепным стрелком; теперь же, вооружившись винтовкой, подкараулил блиндированный автомобиль и точнейшим образом вогнал ему пулю прямиком в бронещель.
Закончилось все полной викторией. Красные поспешно покинули Цицикар, а вскоре сюда прибыл сам атамана Семин. После чего Павел Романович на короткое время сделался героем и общим любимцем.
Спустя короткое время на станцию прибыл и «Справедливый» – атаки брандера ему удалось избежать. И вот там, на перроне, Павел Романович увидал человека, о котором почти забыл и которого меньше всего ожидал теперь встретить: Сопова Клавдия Симеоновича. И не одного – с сюрпризом: в руках титулярный советник держал докторский саквояж и корзину с котом.
* * *
Теперь они шли безмолвно. Впереди – Павел Романович с саквояжем в руке. Чуть позади резво катился Сопов. Похоже, таежные скитания ему на пользу пошли – он более не пыхтел, да и вообще выглядел куда свежее, чем при первой их встрече. А иные еще сомневаются в целительных свойствах свежего воздуха и разумного моциона!
Тут Клавдий Симеонович догнал своего более молодого спутника. Пошли рядом, плечо к плечу.
– Что ж не полюбопытствуете относительно содержимого саквояжика? А ну как пропало что? Или речною водицей подпортило?
– Я так полагаю, вы уже и сами полюбопытствовали, – сказал Павел Романович. – Однако сетований по поводу возможных утрат не слышу. Следовательно, все в полном порядке.
Клавдий Симеонович фыркнул.
– Грешен, заглянул я в ваш саквояжик. Да и как было не посмотреть? Вдруг чепуха какая? Тогда и тащить без надобности. А так гляжу: ученые записи. Значит, работал человек, трудился. Грех бросить. Вот и доставил в лучшем виде.
