— Если бы знала, тебе не пришлось бы попусту тратить время и силы.

Пьер накрывает ладонью руку Жюльетты, которая нервно передвигает по оцинкованному прилавку белую сахарницу. Он подносит ее пальцы к губам, наслаждаясь мягкостью кожи. Жюльетта бросает испуганный взгляд на подавальщицу и молодых людей, но кому интересны изголодавшиеся по нежности старики? И она гладит Пьера по поредевшим волосам, ласкает его затылок, проводит пальцами по лицу. Впервые с далеких лет их юности она чувствует непреодолимое желание прикасаться к этому мужчине, целовать его. Неизбежность расставания заставляет ее действовать немедленно, отбросив в сторону все сомнения и осторожность. Она хочет человека, рядом с которым уже две недели живет как почтенная компаньонка, разглядев за чертами постаревшего лица ожившую надежду. Внезапно она ощущает себя двадцатилетней, по ее лону разливается жар, лицо разгорается румянцем. Она подносит руки к щекам, раздираемая смущением и восторгом. Ее сердцу тесно в груди, оно бьется слишком быстро и слишком сильно, грозя остановиться в любую минуту. Что толкает ее в объятия Пьера — страх потерять сознание или порыв чувств?

Они выходят, тесно прижавшись друг к другу, покачиваясь, как пьяные.

Я больше его не оставлю, я наконец нашла свое место. Разведусь, буду жить здесь. Да, я остаюсь в Венеции.

— Что ты сказала? — шепчет ей на ухо Пьер.

— Я раздумала уезжать.

— А я бы тебя и не отпустил. Я люблю тебя, Жюльетта.

«Я люблю тебя, Жюльетта». Никто никогда не шептал мне на ухо этих слов, открывающих двери в счастье. Даже Луи. Делая предложение, он взывал к моему здравому смыслу, но не к чувствам. В то время мне и впрямь некуда было деваться, вот я и не устояла перед искушением заиметь собственный дом. Меня не смущало, что придется делить его с кем-то еще, Луи был не худшим из мужчин. Слабым, слегка ограниченным, но вполне приличным человеком. Но если бы я только могла вообразить, что кто-нибудь скажет мне «Жюльетта, я тебя люблю», то подождала бы. Возможно, ждать пришлось бы долго, возможно, до сегодняшнего дня. Быть любимой в моем возрасте, когда женщине уже нечего предложить возлюбленному, еще прекраснее, чем в молодости.

Пьер ведет Жюльетту по улочкам Венеции. Он держит ее за талию и направляет с ловкостью гондольера. Налево, направо, еще раз направо — и вот они снова «дома». Пальцы у него слегка дрожат, когда он вставляет ключ в скважину, но по лестнице он помогает ей подняться со всем пылом молодого влюбленного. Квартира пуста, Джульетта и Анна отправились на прогулку. Пьер закрывает дверь, запирает ее на все засовы. Они остались одни над городом, в полумраке спальни, куда через ставни пробивается одинокий солнечный луч.

Джелаба Жюльетты увядшим цветком лежит на полу у ее ног, и Пьер восхищенно созерцает свою любовь, ее заштопанное, изношенное тело, которое лучше любого дневника может поведать ему о прошлом этой женщины. Шрам от аппендицита, складки кожи на животе после беременности, согнувшиеся плечи — их слишком редко целовали, сгорбившаяся от груза дел и забот спина.

— Ты великолепна и так трогательна!

И заледеневшая от стыда за впечатавшиеся в ее плоть свидетельства пережитых поражений Жюльетта расцветает под взглядом Пьера.

Неужели это я расстегиваю его рубашку и помогаю раздеться, не отводя глаз? Что за роль я тут играю, я, ничего не знающая о наслаждении? Женщина, которую ни один мужчина, даже Луи, никогда не видел полностью обнаженной? Никто не учил меня этим движениям, и все-таки я их знаю. Это почти так же легко, как дышать.

Жюльетта закрывает глаза, она боится встретиться лицом к лицу с реальностью, ей страшно увидеть смешного голого старика вместо прекрасного принца из своей мечты. «Оставьте мне мои мечты!» — молча умоляет она. Потом прижимается к нему, и они опускаются на белоснежные простыни. Теперь она не открывает глаз, чтобы выпить до капельки эту новую страсть, подарок, полученный от судьбы на закате дней.

— Знаешь, Жюльетта, там, в кафе… я хотел спросить…

— Я знаю. Мой ответ — да.

Жюльетта больше не звонит Бабетте. Поэтому Бабетта сама звонит Жюльетте. Но всегда с работы. Сначала звонила каждую неделю, чтобы узнать, как дела у Анны, но после выговора шефа ей приходится соблюдать осторожность. Бабетта не подавала признаков жизни три недели, и Жюльетта попросту забыла бы о существовании дочери, если бы зять не бомбардировал ее угрожающими посланиями с требованиями отдать ему девочку. Сам он, что ли, будет заниматься дочерью? И подтирать за ней? Я впустую трачу время, твердя им, что никогда не вернусь, они не верят. Иначе уже давно прыгнули бы в самолет и забрали Анну.

На прошлой неделе малышка приболела. Пьер пригласил своего друга доктора, и тот сказал, что у девочки слабое сердце и долго она не протянет. Он посоветовал нам уехать во Францию, но зачем, скажите на милость? Здесь она счастлива. И даже делает успехи. Кто сказал, что во Франции она протянет дольше? Наверняка я знаю одно: там ее жизнь будет хуже.

Не стану утверждать, что намеренно удерживаю девочку в Венеции, но, если мы уедем домой, они без меня не управятся и сделают все, чтобы помешать мне вернуться сюда. Моя Бабетта неплохой человек, но свой интерес всегда блюдет. Она будет выступать от имени всех, возьмет на себя роль оракула, так что за мной последнее слово точно не останется.

Вчера Жюльетта наконец решилась позвонить Луи. По разговору она поняла, что муж не так уж и расстроен отъездом Бабетты. Дочь была не способна жить по заведенному в доме распорядку, и теперь Луи смог наконец вернуться к милым его сердцу привычкам. Жюльетта опасалась упреков, а встретила почти трогательное непонимание. Неужто Луи напрочь забыл свои прошлые грешки и искренне верит, что Жюльетта не возвращается, потому что не хочет огорчать любезного хозяина? Он сообщил, что у него все хорошо и дом она найдет в полном порядке, а может, будет еще и приятно удивлена. Ее отсутствие — большая удача, можно подновить кухню. Пусть Жюльетта не волнуется — он покрасит ее в тот же цвет, она ведь терпеть не может перемен. Жюльетта не переносит запаха краски, вот он и решил воспользоваться случаем. Еще чуть-чуть — и Луи примется умолять меня не возвращаться слишком скоро, чтобы он успел все закончить. Луи не задал ни одного вопроса о Пьере, не спросил, что она успела посмотреть в Венеции, волновало его только качество итальянских блюд — ведь Жюльетта привыкла к доброй бретонской кухне.

Он по мне не скучает. Сорок лет прожито в браке — а он не спрашивает, когда я вернусь! Похоже, я значу для мужа куда меньше устоявшихся рамок его маленького уютного мирка. Не придирайся, Жюльетта! Или ты хотела, чтобы Луи закатил тебе сцену ревности и повел себя как муж, не мыслящий жизни без старушки-жены? Никаких сомнений — Луи созрел для вдовства!

— Ах да, совсем забыл! — вдруг произносит он.

Сердце у Жюльетты забилось учащенно. Она надеялась, но и опасалась услышать от Луи слова упрека и понять, что старый муж все еще чуточку дорожит ею.

— В метеосводках они уже три дня обещают дожди в Бретани. Ни за что не догадаешься, какая у нас погода!

Жюльетта с трудом удержалась от того, чтобы не швырнуть трубку на рычаг, — такой невыносимой показалась ей мысль о лучике солнца, осветившем победу Луи.

За что я себя наказала? Ведь это было именно наказание — я никогда не любила свою мать настолько, чтобы пожертвовать ради нее молодостью и свободой. Или, вернее, тем, что от них осталось после двух лет унылого брака и беспокойного сна: на свое несчастье, я вышла замуж за храпуна.