Пьер — сама деликатность — вышел, оставив Жюльетту осваиваться, чтобы она могла уложить измученную поездкой Анну. Забавно, но даже в этих незнакомых стенах к ней возвращаются привычные жесты. Ее руки точны и умелы, их спокойствие постепенно передается всему телу. Жюльетта чувствует облегчение от того, что ей отвели отдельную комнату. Она не решилась заговорить об этом до отъезда, но боялась, что ей придется делить постель с Пьером. О, ее былой возлюбленный не совершил ни единого faux pas, но ведь эта совместная поездка в Венецию напоминает безумный шаг из их молодости, только с отсрочкой исполнения. Правда, в те времена она бы не стала так сильно рисковать, чтобы потом спать в разных комнатах, это уж точно!

— Джульетта скоро придет. И мы сможем отправиться на прогулку.

— Кто такая Джульетта?

— Наш ангел-хранитель. Она будет заниматься Анной и домом. Она очень хорошо готовит, сама увидишь.

— Но… Я не могу оставить Анну с незнакомой женщиной!

— Я ее хорошо знаю. Кстати, незнакомые люди ничем не хуже тех, кого мы знаем.

— Анна нуждается в особом уходе. Только я умею о ней заботиться.

— Ты приехала в Венецию не для того, чтобы играть роль сиделки!

— Я не играю! Я и есть сиделка!

Голос Жюльетты срывается на жалобный крик, она вот-вот заплачет.

— Ты сама сказала, что ее случай безнадежен. Ты ничем не поможешь девочке, Жюльетта. Ей не станет ни лучше, ни хуже, если кто-то другой возьмет на себя заботы о ней. Джульетта очень милая и добрая, не волнуйся. А ты сможешь наконец отдохнуть.

Жюльетта и хотела бы поспорить, но знает, что Пьер прав. Или он разглядел за ее стремлением к самопожертвованию попытку заслужить прощение за безумную венецианскую эскападу? Эта женщина так долго забывала о себе, обслуживая других, что просто разучилась получать удовольствие и быть беззаботной.

Жюльетта спрашивает себя, чем заполнить время, если ей не позволяют хлопотать вокруг Пьера и Анны. Она чувствует себя опустошенной, бесполезной и как робот следует за Пьером вниз по улице, пока молодая пухлозадая итальянка стережет сон ее внучки.

Они бредут наугад по этому городу, где нет машин. Не разговаривают, не прикасаются друг к другу. Жюльетта упорно не поднимает глаз и видит лишь мощенные булыжником улицы да ступени мостов.

— Надеюсь, ты не дуешься на меня, — суховато бросает Пьер.

Она резко останавливается и с удивлением смотрит на него. А он изменился. Светлый костюм, белая рубашка, панама. Прихорошился-должно быть, ради нее. Жюльетта наконец улыбается и решается взять его за руку. Она хотела бы объяснить, что ей необходимо время, но ее взгляд уносится вдаль, в небо над его головой, на фоне которого красуется фасад эпохи Возрождения. Ей снова не хватает слов, но она их больше не ищет, упиваясь совершенно новым для себя созерцанием красоты.

Они заходят в кафе «Флориан». Жюльетта не торопится сесть за столик — это место не для нее. Деревянные панели, зеркала, музыка, бархат обивки — она боится нарушить гармонию своими неловкими жестами и одеждой женщины, пытающейся выглядеть элегантно, но всего лишь пытающейся. Как будто изяществу можно научиться!

Цены в меню обозначены в лирах. Господь милосердный! Мало мне было мучений с новыми франками!

Зачем выбрасывать деньги на ветер? Перед уходом я выпила стакан воды из-под крана.

Пьер, кстати, тоже. Пусть не рассчитывает, что я стану платить с ним пополам за бессмысленные вещи!

— Два капучино! — бросает Пьер официанту. — Уверен, ты в жизни не пила ничего вкуснее, — добавляет он, обращаясь к Жюльетте.

Тысячи лир за неизвестный напиток! Наверное, я лишилась здравого смысла! Как Бабетта, покупающая минералку, хотя водопроводная вода ничего не стоит. Невольно начинаешь думать, что людям просто-напросто нравится швырять деньги на ветер.

Жюльетта недоверчиво нюхает воздушную пену в своей чашке.

— Только не говори, что никогда такого не пила.

— Это кофе?

— Да. Со взбитым молоком и щепоткой какао.

— Я пью только цикорий.

— Никогда не поздно вернуться на правильный путь, — с ноткой раздражения замечает Пьер. — Полагаю, ты приехала сюда не для того, чтобы следовать нелепым стариковским привычкам!

Вот, значит, как я выгляжу в его глазах! Вполне вероятно, он уже жалеет, что связался с такой жалкой особой! Неужели он думал, что несколько новых платьев снова превратят меня в Жюжю?

А как поступила бы на моем месте Жюжю?

— Ты правда не хочешь попробовать?

Голос Пьера смягчился. Ему не терпится разделить удовольствие с Жюльеттой. Но природная застенчивость не дает ей насладиться сладким мигом близости. Она все-таки решается пригубить кофе — не потому, что хочет пить, но из простой вежливости. Новый вкус сразу очаровывает ее, она закрывает глаза, смакует капучино и переводит дух, только поставив пустую чашку на блюдце.

— Похоже, тебе понравилось! Жюльетта благодарно кивает.

— Я был уверен, что ты сумеешь оценить прелести жизни. Тебе просто не хватает практики, но я это исправлю!

Пьер бросает на столик несколько купюр и увлекает Жюльетту на улицу. Она не успела предложить ему денег, но его это мало волнует. Он шагает так быстро, что Жюльетта едва поспевает за ним на своих бедных варикознах ногах, и вдруг застывает на месте.

— Смотри! — с детской радостью восклицает он.

— Это… о…

Жюльетта видит все как в тумане, она потрясена: оказывается, Кампаниле действительно существует. Анна должна это увидеть!

— Ну конечно! Можно объехать всю Венецию в инвалидном кресле, почти все главные мосты оборудованы подъемниками. Мы покажем Анне каждый уголок Светлейшей.

Жюльетта не успевает порадоваться словам Пьера и его энтузиазму: он вновь хватает ее за руку и тащит за собой, спешит показать ей фонтан на площади Сан-Марко, подарить окутанный туманом бело-охряный фасад церкви Сан-Джорджо Маджоре, мост Вздохов и гондолы с туристами. Он почти бежит. Жюльетта ошеломлена скользящими по воде лодками и певучей итальянской речью, но не осмеливается протестовать, не желая, чтобы ее снова обозвали жалкой старушонкой. Она увидит всю Венецию целиком, улицу за улицей, если понадобится, посетит все музеи, поразится прохладе всех соборов, выпьет сотни чашек капучино и забудет о цикории, если только Пьеру будет время от времени казаться, что рука об руку с ним идет Жюжю.

В конце концов Пьер сдается первым и замедляет шаг.

— Увы, мне уже не двадцать…

Он побледнел, на висках проступила испарина.

— Хочешь присесть? — спрашивает Жюльетта, и к беспокойству в ее голосе примешиваются торжествующие нотки превосходства.

— Ни за что! Старость только того и ждет, чтобы мы проявили слабину. Нельзя сдаваться, мерзавка слишком хитра. Лучше всего делать вид, что не замечаешь ее. Не подчиняться, не соответствовать общепринятому образу почтенного старца. Понимаешь?

— Думаю, да.

— Тогда поцелуй меня!

Времени на размышления у нее нет. На глазах у изумленных туристов, наплевав на ее благопристойный вид, Пьер наконец обнимает Жюльетту и целует ее — совсем как тогда, в молодости, на бель-ильском пляже.