Вдруг в комнату стремительно ворвался пожилой человечек в поношенном мятом костюме.

— Это правда? Ночной сторож нашел на ярмарке настоящую мумию? — Он быстро вытащил из кармана карандаш и записную книжку.

— Скорее, имена свидетелей!

— Тише, Миллер, посидите пока в сторонке, — урезонил его лейтенант Фрайго.

— Но читатели должны немедленно получить информацию! — Лайэм узнал Джереми Миллера, знаменитого репортера «Чикаго ивнинг пост». — А как же свобода печати? — вскинулся тот.

Фрайго проводил Лайэма в комнату, где собрались уже другие члены Общества: Росситер, Кэннингхэм и Мэнсфилд. Женщин не было, а Лайэм надеялся увидеть Орелию. Нелепая, безумная надежда — увидеть женщину, которая бросится к любимому человеку, узнав, что ему, возможно, угрожает опасность.

Все собрались вокруг стола, на котором лежало забинтованное льняными бинтами тело. Кроме членов Общества, был мужчина, незнакомый Лайэму, в плотной защитной накидке с прорезями для рук. Лайэм подошел к столу со смешанным чувством ужаса и любопытства; очевидно, все присутствующие испытывали то же самое. Под льняными бинтами с иероглифическими надписями угадывались формы человеческого тела.

Прозвучал вопрос:

— Так это действительно настоящая мумия?

— Да, — подтвердил Кэннингхэм со своей насмешливой улыбкой, — настоящая, ручаюсь за это. А можете вообразить себе, как перепугался бедняга сторож, увидев мумии на полу? Он решил, что они оживают и выскакивают по ночам из саркофагов!

«Но если настоящая, — думал Лайэм, который был уверен, что Кэннингхэм и Росситер, согласно кивающий головой — подлинные знатоки этого дела, — то как все же объяснить подобную фантасмагорию? Кто-то выкрал труп из морга или купил его у служителя, чтобы поупражняться в искусстве мумификации, а потом зачем-то подкинул мумию в ярмарочный павильон? Какая дикая мысль…»

Раздался голос Росситера:

— Тело не могли украсть из морга, потому что для завершения работы над мумией нужно семьдесят дней. За последние два месяца не поступало никаких сведений об исчезновении тел из городских моргов. Значит, семьдесят дней назад эта женщина была еще жива, и скорее всего, произошло убийство…

— Это женское тело? — воскликнул репортер.

— Мумия новая, запах ароматических масел и других средств для бальзамирования еще очень крепкий, — заметил Росситер. — Сделана превосходно, искуснейшим мастером, с соблюдением всех правил. Великолепная работа, не правда ли джентльмены?

Лайэма покоробило неуместное восхищение Росситера. Он увидел, что Фрайго и человек в накидке — это был следователь, ведущий дела о насильственной смерти, обменялись странными взглядами. Уж не подумали ли они, что восторгающийся качеством мумифицирования Росситер — и есть мастерский исполнитель страшного дела?

Лайэм вгляделся в лица своих коллег по Обществу: восторг знатока на лице Росситера, обычная саркастическая улыбка Кэннингхэма, съежившийся Мэнсфилд.

— А где же Квигли? — спросил он.

— Неизвестно, — пожал плечами Мэнсфилд.

— Дома его нет. Странное место — этот дом. Выжившая из ума старуха-экономка говорит, что и жены там нету, — подтвердил Росситер.

Лайэм вспомнил ядовитое замечание Квигли о том, что женщины хороши, когда они превращены в мумии с забинтованным ртом… Вспомнил, что жена Квигли не присутствовала ни на одном заседании Общества.

— Так что же, Квигли — подозреваемый? — спросил Лайэм лейтенанта.

— Кто знает? — ответил тот и полез зачем-то в карман. Выражение лица Фрайго стало каким-то странным, и Лайэм с неприятным чувством задал второй вопрос: — Если не Квигли, тогда кто же?

— Ну хотя бы вы, — ответил Фрайго.

— Я? На каком основании?

Фрайго показал Лайэму на своей ладони блестящую золотую запонку с круглым изумрудом и инициалами Лайэма.

— Это моя запонка. Где вы ее нашли?

— В саркофаге, около мумии, — ответил Фрайго с победоносной улыбкой. — Так-то вот, мистер О'Рурк.

В ГОРОДКЕ УВЕСЕЛЕНИЙ НАЙДЕНА МУМИЯ,

ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО БЫЛА УБИТА И МУМИФИЦИРОВАНА МЕСТНАЯ ДЕВУШКА.

— Неужели это правда, тетя Федра? — воскликнула Орелия, читая газетные заголовки. — Какой ужас!

Они уже слышали о происшествии и о том, что членов Общества допрашивали в полиции, но свежую газету Фред принес только что. Это была «Чикаго ивнинг пост».

— Что же все-таки произошло? — спросила Федра, неохотно ковыряя вилкой кусочек цыпленка на тарелке.

Орелия прочитала:

— По иероглифическим надписям на льняных бинтах, в которые была обернута мумия, прочитанным доктором Кэннингхэмом, было установлено имя молодой женщины: Хэлли Пэппес, судомойка на одном из кораблей мистера Сэмюэля Аперса. Пропала три месяца назад. — Орелия пробежала глазами следующий абзац и сказала дрогнувшим голосом:— Тетя Федра, здесь написано, что она была сирота, и поэтому никто ее не разыскивал… такой же случай, как с бедняжкой Джиной, работавшей у Файоны.

Женщины взглянули друг на друга с одной и. той же мыслью: да, Джину могла постигнуть та же судьба. Орелия продолжала читать и вдруг вскрикнула:

— Главный подозреваемый — Лайэм О'Рурк!

— Боже мой! Он арестован? — разволновалась Федра.

— Нет. Но вызывали на допрос и взяли подписку о невыезде.

— Почему его заподозрили?

— Запонка Лайэма с инициалами и зеленым изумрудом— была найдена в саркофаге.

Орелия вспомнила, как Лайэм уронил запонки на ковер, как она нашла одну из них… Это было в ту, последнюю ночь, когда они занимались любовью.

— Что ж это такое? — прошептала Федра. — Бедный Син. Он, наверное, с ума сходит от беспокойства.

— И я тоже.

Орелия не верила, что Лайэм мог быть убийцей, хотя и сердилась на его неразумную ревность. Ну, а она сама — вела ли себя разумно? Наверное, тетя Федра все-таки была права, когда сказала про нее, что она бывает вспыльчива, а иногда и злопамятна. Вот, например, надо было бы отнести Файоне статью в «Чикаго ивнинг пост» — прочитав ее, та, конечно, обратится в полицию, чтобы выяснить судьбу Джины. Но давно Орелия поклялась, что ноги ее больше не будет в доме Файоны. Не настало ли время смягчиться?

И Орелия спросила тетку:

— Ты сказала мне, что сделала иллюстрации, которые заказали тебе для благотворительногр базара?

— Да.

— Тогда давай я их отнесу.

Федра посмотрела на нее понимающе.

— Очень мило с твоей стороны, дорогая. Ты же знаешь, как я буду рада, если ты и Файона помиритесь.

Придя на Саус Мичиган-авеню, в Ряд Миллионеров, она увидела Файону на террасе с газетой в руках. В светло-желтом платье на фоне цветущего сада Файона выглядела прелестно. «Чикаго ивнинг пост» был развернут на статье об убийстве.

— Орелия, — сказала она невыразительным тоном.

— Я принесла тебе иллюстрации от тети Федры.

Файона взяла пакет и положила на вышитую подушку рядом с собой.

— Она попросила тебя их занести?

— Нет, я сама вызвалась.

— А почему?

Раньше Орелия ответила бы небрежно:

— Мне было по пути, — или что-нибудь в этом роде. Но теперь она сказала: — Потому что ты моя сестра, и несмотря на наши различия — а тетя Федра считает, что причина ссор — наше сходство, — я тебя люблю.

— Ах, Ора, — вздохнула Файона, — и обняла сестру. — Я ведь тоже тебя люблю. — Она помолчала и спросила: — Как ты думаешь, от кого мы с тобой унаследовали свое упрямство — от матери или от отца?

— От обоих, наверное.

Файона кивнула в знак согласия и сказала:

— Мне жаль, что ты обижалась на мои замечания. Я хотела тебе только хорошего.

Орелия поняла, что в устах Файоны это извинение.

— Давай не будем больше обострять наших отношений.

— Решено. — Файона показала на газетный заголовок:— Ты читала, что всех членов этого Общества, в котором участвовала тетя Федра, допрашивали в связи с убийством? А твой работодатель — главный подозреваемый!