– За Малькольма Бэнкрофта, – эхом откликнулись все присутствующие. На этот раз Мэдди с радостью присоединилась к тосту и улыбнулась своему хозяину.

– А также за Мэдлин Уиллитс, ее теплую заботу о моем дяде и терпимость к раздражающему приезжему в Лэнгли. – Уэрфилд тепло улыбнулся ей. – За Мэдди! – Куинлан поднял бокал, и его глаза, пока он пил вино, продолжали смотреть, на нее.

– О Боже, – прошептала Мэдди, и по ее жилам растеклось тепло.

Все-таки, очевидно, мистер Бэнкрофт был прав. Она никогда не думала, что сын герцога из замка Хайбэрроу примет ее антагонизм за желание привлечь интерес к своей особе. Если она и поощряла его, это было неумышленно. Конечно, неумышленно, – но по тому, как продолжало трепетать ее тело от каждого его взгляда и выражения лица, – все было возможно.

Мэдди смотрела на Куина и думала, когда же она перестала ненавидеть его? И что ей теперь делать?

Куин не мог отвести от нее глаз.

В Сомерсете был достаточно приятный выбор молодых леди. Некоторые из них были одеты по последней лондонской и парижской моде и действительно прелестно выглядели. Короткие кудряшки, казалось, были писком моды даже здесь.

И среди присутствующих выделялась Мэдди Уиллитс: с длинными рыжеватыми волосами и легкими прядями, выскользнувшими из-под серебряной ленты, в платье темно-красного винного цвета, какие носили два года назад, но которое прелестно оттеняло ее серые глаза. Элегантность и привычная легкость, с которой она танцевала, вызывали у него желание обнять ее и прижать к себе. Она совершенно не вписывалась в это сельское окружение, точно так же, как он не подходил Лэнгли. Или, по крайней мере, так, как она хотела, чтобы он думал, что не подходит Лэнгли.

К моменту, когда окончился обед, Куин устал от того, что все отмечали грациозный жест его руки, когда он подносил вилку ко рту, и изысканный поворот его запястья, когда он выпивал глоток вина. Если бы его препарировали в анатомическом классе медицинской школы, это было бы менее утомительно. По крайней мере, тогда он был бы мертв и не должен был выслушивать комментарии о себе.

После обеда он танцевал кадриль с Патрицией Дардинейл, главным образом потому, что миссис Фаулер пыталась весь вечер держать их на расстоянии друг от друга.

– Вы очень хорошо танцуете, – одобрительно заметил он. Дочери Фаулеров обеспечили ему синяки на лодыжках и дважды наступили на ногу.

Голубые глаза из-под темных загнутых ресниц взглянули на него и улыбнулись.

– Благодарю вас, милорд. Моя гувернантка нанята в Лондоне.

– Вы – достойная ученица.

Маркиз оглядел зал в поисках своей вынужденной соседки по дому и наконец увидел ее среди других групп танцующих. У Мэдди не было недостатка в партнерах весь вечер, но она всегда умудрялась оказаться или в другой паре танцоров, или в дальнем конце линии от него. Кадриль была вторым ее танцем с Джоном Рамзи.

– Как долго вы собираетесь пробыть в Сомерсете, милорд? – спросила мисс Дардинейл, когда он снова приблизился к ней.

– Я планировал уехать в конце недели, но, возможно, немного задержусь, чтобы увидеть окончание работ над новой ирригационной системой.

– О да, – кивнула она. – Уже год, как папа, сквайр Джон и Мэдди пытаются провести воду к нашим восточным пастбищам. Думаю, они наконец нашли выход.

Куин снова взглянул на ужасно раздражавшую его женщину.

– Мисс Уиллитс, кажется, хорошо разбирается в математике. – «Очевидно, она – Леонардо да Винчи из Сомерсета».

– Мама пыталась уговорить ее оставить мистера Бэнкрофта и стать моей гувернанткой, – призналась Патриция. – Она категорически отказалась, но дважды в неделю приходит учить меня латыни. – Алебастровый лоб слегка нахмурился, затем скова разгладился. – Это очень трудно. – Она улыбнулась. – Я предпочитаю французский. Он гораздо романтичнее, как вы считаете?

Куин посмотрел на нее отсутствующим взглядом.

– Согласен.

Итак, компаньонка его дяди говорила по-французски, писала на латыни и знала Шекспира настолько хорошо, что могла, цитировать по памяти, а также содержала в порядке бухгалтерские книги и занималась ирригационной системой.

– Здесь в Сомерсете когда-нибудь играют вальс? – спросил он свою партнершу.

– Да, конечно. – Патриция оглянулась, затем наклонилась к нему ближе, когда они переплели локти. – Сомневаюсь, что миссис Фаулер сегодня закажет вальс. Лидия очень неуклюжа в нем. – Она хихикнула.

Но он не собирался вальсировать с Лидией.

Как только кадриль закончилась, он подошел к хозяйке дома.

– Миссис Фаулер, могу я обратиться с просьбой к оркестрантам?

– Конечно, милорд. Они знают все самые модные мелодии и танцы. Нам не терпится услышать, что популярно сейчас в Лондоне.

– Отлично. – Куин повернулся к музыкантам. – Вы могли бы сыграть вальс?

Скрипач кивнул:

– С удовольствием, милорд. Какой-то конкретный?

– Нет, любой. – Куин повернулся и увидел, что множество девушек устремились к нему.

– Мисс Уиллитс? – позвал он, надеясь, что она не слышала его просьбу о вальсе и не сбежала.

Через мгновение она вышла из-за кресла дяди Малькольма.

– Да, милорд?

– Вы обещали повальсировать со мной, насколько я помню, – солгал он, не чувствуя ни малейшего угрызения совести. – Вы не откажетесь сделать это сейчас?

Она с раздражением смотрела на него, понимая, что, если она начнет возражать, толпа ополчится против нее.

– Конечно, милорд, это большая честь для меня.

– Благодарю.

Маркиз приблизился к Мэдди и взял ее за руку. За ее раздраженным видом он почувствовал смятение и неуверенность, что было все же лучше, чем открытая враждебность. Большим пальцем он ощущал бешеный пульс – показатель ее чувств, – который она не в силах была контролировать. Заиграла музыка, и он повел ее на середину зала.

– Начнем? – прошептал он.

– Я вас ненавижу, – прошептала девушка в ответ, вкладывая свою руку в его и позволяя ему другой рукой обнять ее за талию.

Куин улыбнулся:

– И почему же?

Они скользили в вальсе. Как он и подозревал, она танцевала великолепно, что наряду с другими ее способностями делало ее самой талантливой и самой очаровательной гувернанткой, компаньонкой и любовницей из всех, с кем ему довелось встречаться. Она оглядела комнату, и, следуя за ее взглядом, он запоздало понял, что они были единственной танцующей парой. Несомненно, все остальные гости приняли его просьбу о вальсе как королевский приказ. Что ж, его это вполне устраивало.

– Вам не следовало танцевать со мной, милорд, – сказала она, стараясь не встречаться с ним взглядом.

Куин подумал, как далеко надо оттолкнуть ее, прежде чем она возобновит свои попытки причинить ему телесные повреждения.

– Я могу танцевать, с кем захочу, – ответил он. – Я – маркиз Уэрфилд.

Мэдди прищурилась.

– Но вам это ничего не стоило. Вы ожидаете, что меня можно поразить тем, что вы носите отличную одежду и разъезжаете в красивых экипажах?

Ему очень хотелось, чтобы она перестала упоминать о его проклятом фраке. Если она узнает, что он посылал за ним в Уэрфилд, то сживет со свету своими придирками.

– Нет.

– И не думайте, что мне неизвестно, что вы посылали за своей прекрасной одеждой в Уэрфилд. Четырехдневное путешествие за фраком и парой сапог.

Проклятие!

– Если бы доставить вам удовольствие было не столь сложно, я не поступил бы так, – парировал он.

– Мне не так уж трудно угодить. И вы сделали это, чтобы польстить своему самолюбию.

– Я сделал это из чувства самосохранения. – Приведенная в смятение и готовая напасть, Мэдди, казалось, забыла, сколько людей наблюдали за ними. Бесстыдно воспользовавшись преимуществом, он притянул ее гибкое тело ближе к себе.

– Итак, Мэдди, почему вы меня ненавидите?

Она смотрела на его галстук.

– Какое вам дело до моих чувств, милорд?

– Я не прекращу допытываться, дайте же мне ответ.