Утренняя вахта, два сорок восемь. Казалось, все в ангаре замерло в ожидании старта. Я не мог слышать, что происходит за бортом, но, полагаю, тишина там стояла мертвая.

Утренняя вахта, три ноль-ноль. Я осмотрелся по сторонам: насколько я мог видеть, все причалы опустели.

— Что, Синди, заводимся? — спросил я, повернувшись налево.

При этих словах на мостике тоже воцарилась тишина, словно все слушали наш с ней диалог.

— Завожу, шкипер, — отозвалась Робинсон чуть охрипшим голосом и положила палец на светившуюся багровым светом кнопку «ВКЛ» у себя на пульте.

— Запустить правый генератор! — скомандовал я.

Робинсон коснулась пальцами кнопки, и та послушно сменила цвет сначала на желтый, а потом и на зеленый.

— Запуск правого генератора, — эхом отозвалась она.

— Все ли чисто по правому борту? — спросил я — скорее по привычке, нежели по необходимости. Я и сам прекрасно знал, что на причале пусто.

— По правому все чисто, — отозвалась она.

— Тогда поехали! — произнес я с возбуждением, которое за годы, что я провел в космосе, так и не перестало охватывать меня перед стартом. Я включил управление первым генератором в правом понтоне. Когда автоматика завершила тысячу и одну операцию проверки систем, я перевел сектор гравиэнергии в положение «ХОЛОСТОЙ ХОД», а управление тягой на «НЕЙТРАЛЬ». Потом чуть двинул вперед рычаг подачи энергии, щелкнул тумблером питания в положение «ПЕРВИЧНАЯ» и «АВТОНОМНАЯ», а потом щелкнул переключателем гравиэнергии и прикоснулся пальцами к трем из пяти пусковых кнопок. Цифры на дисплее показывали положенный нормой уровень нагрузки в девяносто один, квардогенератор был готов к запуску! Я надавил педаль стартера. Разрядник правого понтона чихнул раз, другой, третий… и могучий механизм заработал, тряхнув весь корабль и окутав причал облаком искрящихся гравитонов.

— Огня вроде не видно, — пошутила расплывшаяся в ухмылке до ушей Робинсон. Что ж, пока все шло как положено.

— Приятно слышать, — крикнул я, перекрывая рычание генератора, почти сразу же сменившееся низким басовитым рокотом. Я покачал головой. Ох уж эти механики — с ними нелегко, но без них еще хуже. Приходится, тытьподери, терпеть.

Остальные пять генераторов завелись с той же легкостью, и я невольно рассмеялся. Саммерс, поди, помер бы, увидев, во что мы превратили его службу технического обеспечения за каких-то несколько недель.

Причал снова заполнился взявшимися словно ниоткуда швартовыми командами в серебряных защитных скафандрах и тяжелых рукавицах. Они закрывали последние люки, убирали кабели и прочищали оптические клюзы.

— Всем постам приготовиться, — скомандовал я по внутренней связи. — Переключаемся на искусственную гравитацию. — Я затаил дыхание… щелкнул тумблером… и мой завтрак остался при мне. Ура! — Швартовая команда! — продолжал я. — Отдать носовые и кормовые!

Швартовые лучи мигнули и исчезли, и я осторожно двинул ручки регулировки тяги вперед, отводя корабль от стенки, в главный канал. Прямо по курсу, за открытыми створками ворот, которые я совсем недавно чуть не взорвал, стоял ослепительно ясный день. Вот уже третьи сути подряд Гадор светил необычно ярко для этого времени года. За кормой выстраивались в колонну пятнадцать других «Огней».

Утренняя вахта, три ноль-девять. Шестьсот четырнадцатая эскадрилья выстроилась за мной попарно, изготовившись к взлету в девятнадцатом векторе. Слева, поодаль блестела влажной от брызг обшивкой восьмерка «Непокорных». На мой взгляд, все казалось готовым. Я покосился на свой хроноиндикатор и поерзал в кресле…

Утренняя вахта, три десять. За воротами ангара взмыла в воздух белая ракета, и одновременно с этим на моем пульте вспыхнул зеленый огонек. Я подал сектор гравиэнергии вперед до отказа и двинулся вдоль взлетной полосы. Быстрый взгляд назад показал, что все двадцать четыре наших корабля разгоняются вместе с нами в плотном строю.

Когда скорость почти сравнялась с взлетной, мой НК-19 заскользил над самыми верхушками волн. Потом фонтаны брызг и пены по обе стороны от боковых понтонов исчезли, сменившись переливающимся сиянием — мы взлетели!

Заложив крутой вираж, все двадцать четыре корабля вихрем пронеслись над базой. Я даже успел разглядеть, как люди задирают головы на грохот. Некоторые из них махали нам вслед. Несколько мгновений, пока мы неслись над гражданским портом и вспомогательными службами базы, я гадал, смотрит ли на нас Клавдия. Не набирая высоту, чуть выше городских крыш, мы продолжали нестись с грохотом, от которого люди застывали на месте, а все окна в Аталанте, я уверен, дребезжали на пределе своей прочности. А потом мы обогнули холм и снова понеслись над морем, над волнами в белых барашках, вдоль плавно изгибающегося золотого пляжа. Чуть дальше от берега виднелось какое-то покачивающееся на волнах суденышко, возможно, спасательный катер. Его окружала россыпь белых чаек. Далекий горизонт терялся в голубой дымке. Еще через пару тиков я получил разрешение набирать высоту и задрал нос корабля почти вертикально вверх, почти мгновенно оказавшись в десяти тысячах иралов над землей, где выровнял машину и повел ее по кругу в ожидании, пока остальные корабли выстроятся и сориентируются по моему «Огню» — после этого мы могли при необходимости лететь и вслепую. А затем, ровно в три двадцать, я снова поставил свою машину свечкой, уводя ее прочь от планеты, в бездонную черноту космоса.

Еще через несколько циклов мы разогнались до скорости света и повернули в сторону цели, навстречу врагу. Славно ощущать себя снова в седле… скорее славно, чем наоборот.

Все, кому когда-либо приходилось писать о войне — или хотя бы пытаться делать это, — рано или поздно отмечают то, что краткие мгновения всепоглощающего страха перемежаются с долгими периодами беспросветной скуки. Наш перелет к От'нару не являлся в этом отношении исключением — во всяком случае, в том, что касалось скуки. Вглядываясь поочередно то в экран системы обнаружения, то в гиперэкраны в поисках вражеских кораблей, я никак не мог отделаться от совершенно посторонних мыслей…

— Э… госпожа администратор, — вмешался в наш разговор официант. — Вас… э… просит к телефону мистер Нестерио. — Голос этого чертова официанта продолжал звучать в моих ушах и теперь, спустя несколько дней, так же отчетливо, как если бы он стоял за спинкой моего кресла. Вряд ли что-нибудь могло нарушить очарование того вечера так же необратимо, как этот голос. Пунцовый румянец почти мгновенно сполз с лица Клавдии, глаза широко открылись, и взгляд их сделался настороженным — она снова являла собой образец деловой женщины. Раздавив сигарету в пепельнице, она бросила на меня извиняющийся взгляд и спокойно кивнула.

— Спасибо, стюард, — произнесла она негромко, почти шепотом. — Я поговорю отсюда.

Я дернулся было выйти из-за стола, чтобы не мешать ей, но она сделала мне знак остаться. Когда официант принес ей трубку, она нажала на кнопку, но шар голографического дисплея остался темным. Нестерио — воистину, джентльмен из джентльменов — деликатно вел разговор в режиме «сугубо лично». Должно быть, она ожидала этого. Они обменялись всего несколькими словами на непонятном мне местном диалекте, а потом Клавдия дала отбой и огорченно улыбнулась мне.

— Он спрашивает, не помогу ли я ему с проведением местного галацианского праздника у него в кабаре, — объяснила она, устало отодвигая от себя трубку голофона. — Я пообещала ему, что приду.

— Конечно, — кивнул я за неимением слов умнее. — Он знает, что ты здесь со мной? Она пожала плечами.

— Не знаю, — вздохнула она, потом чуть раздраженно фыркнула. — Возможно, это ему и не приходило в голову. — На мгновение она зажмурилась и положила свою руку мне на ладонь. — Может, это и к лучшему, — добавила она, и голос ее чуть дрогнул. — Впрочем, прямо сейчас мне чертовски трудно себя в этом убедить…

Через несколько циклов я снова стоял на ступенях штаба, глядя на исчезающие в темноте красные огни ее глайдера. Однако даже сейчас, восемь дней спустя, я так и не разобрался, что я ощутил тогда: облегчение или досаду. Возможно, и то, и другое разом.