Однако Джонни и Дот не знали самого страшного: за годы вера в Библию сошла с Криса, словно короста с затянувшейся раны. Христос, по-прежнему живший в его сердце, перерос постулаты Священного Писания, это Божество решительно не вписывалось в рамки одной системы. Разве подобные мысли приличествуют смиренному христианину? Молодой человек перестал ходить в церковь, однако не мог признаться родителям, что разочарован и в религии. С надоевшей женой на буксире он метался по стране, гонимый верой, которая, потеряв смысл, форму и название, мучила соблазном увидеть скрытый тьмой Лик. Крис превратился в изгнанника, не способного справиться с безобиднейшими бытовыми проблемами, найти достойную работу, занять место в обществе, а золотой свет догмы уже погас. Парень чувствовал, что стоит у самой границы гостеприимного, безопасного лона — лона церкви. Всего-то требовалось вернуться в него. Но Крис опоздал: он везде стал чужим.

Пиппа жадно ловила каждое слово молодого человека. Закончив рассказ, Крис принялся за тосты.

— Ну, что думаете? — спросил он.

— Ничего.

— Нет, нет, говорите!

— Ты кажешься таким умным, очень жаль… Жаль, что никак не можешь найти дело по душе. Сразу бы полегчало…

Господи, зачем она это брякнула?! Слушая историю жизни Криса, Пиппа столько всего почувствовала: понимание, тревогу, восхищение, — но стоило открыть рот, по обыкновению представила себя меркантильной домохозяйкой.

Крис откинулся на спинку стула и взглянул на Пиппу. В глазах пугающим калейдоскопом промелькнули удивление, боль и гнев.

— Ясно, — процедил он, — спасибо за совет.

— Мне не хотелось тебя обидеть, извини!

— Знаешь… Возвращайся-ка лучше в свой тесный мирок, в норку, которую себе вырыла. Уверен, несмотря на все проблемы, ты там очень счастлива.

Пиппа вскочила, прижав к груди сумочку. Сердце бешено стучало. Крис, как ни в чем не бывало, ел тост.

— Знаешь, а ты вправду кретин! — выпалила она.

— Я предупреждал! — Склонившись над тарелкой, парень собрал остатки картофеля. — До встречи в государстве старых пердунов! — бодро проговорил он, кусая поджаристый ломтик.

У двери Пиппа обернулась, в полном замешательстве посмотрела на парня и, мелко дрожа, бросилась к машине. Сев в салон, она засмеялась, да так, что на глазах выступили слезы.

Вернувшись домой, она приготовила Гербу греческую питту со шпинатом, аккуратно переложив слоеное тесто смесью шпината и феты, затем налила себе большой стакан гранатового сока, вышла во двор и устроилась в кресле. Половина второго, с минуты на минуту придет Герб. Взгляд Пиппы метнулся к дому Надо — желтый пикап стоял на подъездной аллее. Вот парадная дверь открылась, Крис спустился по ступенькам и сел за руль. Странный парень! Пиппа никогда таких не встречала: неприятный, но есть в нем что-то трогательное. В тот момент, когда Крис Надо завел мотор, на плечо Пиппы легла ладонь, и она вздрогнула от неожиданности.

— Думала, это престарелый грабитель? — спросил Герб.

— Нет, просто думала.

— Извини, что утром был не в духе.

— Ничего страшного.

— Такая жара! — посетовал Герб. — Схожу в душ, а потом можно обедать.

Быстрее поставить питту в духовку и заправить салат! Стол лучше накрыть на веранде.

— А ты есть не хочешь?

— Я поздно позавтракала. С Крисом… Сыном Дот, помнишь?

— С полуфабрикатом?

— Угу. Мы встретились в круглосуточном магазине, и он пригласил на завтрак.

— Странно! — хмыкнул Герб.

— Крис сказал, что он кретин.

— А сама как считаешь?

— Скорее, он маниакально честен, и это делает его весьма неприятным. Герб…

— Да?

— У меня опять было…

— Что именно?

— Лунатизм, вчера ночью я даже села за руль.

— Господи!

— Проснулась в круглосуточном магазине, Крис там работает в ночную смену. По правде, так мы и познакомились…

— Ни разу не слышал, чтобы во сне водили машину. Разве это возможно?

— Вероятно, у меня особенный случай.

— Тебе лучше показаться специалисту.

Судя по контингенту в приемной, доктор Шульц принимал исключительно пожилых. Его пациенты были как на подбор: либо на ходунках, либо с палочкой, либо в широких белых брюках. Эластичные ремни, панталоны, мягкие теннисные туфли, рубашки и блузки пастельных тонов. Пиппу мутило от слова «панталоны»! Кто решил, что старики должны так одеваться? Пиппа с негодованием оглядела сидящих в соседних креслах. Она злилась на них за то, что дожили до никчемного «овощного» возраста, за то, что стали жутко медлительны. Если честно, старость вызывала у нее отвращение. А ведь Герб еще не совсем стар. Пока нет… Вернее, стар, но держится молодцом: ни дряблого рта, ни по-детски бессмысленных глаз, ни скованности в движениях. Пиппа содрогалась при мысли, что безжалостное время проглотит ее мужа. Нет, нет, она знала, что будет и любить, и ухаживать, но постепенно, в зависимости от того, как долго Герб протянет в немощном состоянии, забудет его силу, непобедимость, даже его иронию. Господи, ну и ужас! Самой Пиппе слишком долго жить не хотелось. Ну, в разумных пределах, чтобы встретить старость, но не дойти до дряхлости.

— Пиппа Ли! — позвала медсестра.

Доктор Шульц буквально источал бодрость и энергию. Лысина блестела, белки глаз сверкали. Под плотно сидящими брюками бугрились икроножные мышцы — сложением он напоминал спортсмена, гребца, например. Как же ему удается поддерживать такую прекрасную форму при ежедневном общении с развалинами-пациентами? Вероятно, он вампир, высасывающий из них остатки сил и молодости. Доктор задавал стандартные вопросы. Дата рождения? От чего умерла ваша мать? От того, что сердце остановилось, вот от чего. От того, что перепила каликов. Нет, это лучше опустить. А отец? От аневризмы.

В семье были раковые больные? Тетя Триш. Бедная тетя Триш! Пиппа вскинула голову. На задворках сознания возникла какая-то мысль. Какая именно, она пока не понимала, но явно неприятная. Мысль терзала сознание, заставляла ерзать, поминутно прочищать горло, качать головой — что угодно, только бы не думать… О чем? Что ее беспокоит?

— Итак, миссис Ли, чем могу быть полезен?

Пиппа вздрогнула, сообразив, что немного отвлеклась, а доктор выжидающе на нее смотрит.

— Ах да… — улыбнулась она. — У меня… у меня лунатизм.

Неловко сжимая тоненькую серебряную ручку в крупной ладони, доктор Шульц внес запись в карточку. Его почерк напоминал кривые зубы: мелкие с наклоном влево буковки жались одна к другой.

— Когда это началось?

— Около месяца назад.

— Какие медикаменты принимаете?

— Никаких. Таблетки вообще не пью, даже витамины предпочитаю в жидкой форме.

Доктор взглянул на нее с явным удивлением:

— А раньше нечто подобное случалось?

— Было пару раз, в детстве. Только сейчас… Сейчас во сне я готовлю, курю, чего обычно не делаю, ну, почти не делаю, а еще вожу машину! До круглосуточного магазина доехала… Мне снилось, как я гуляю по моллу, вижу испражняющегося в цветочный горшок льва, убираю за ним и… И мина превратилась в крупную картофелину, которую я взяла из контейнера. Сначала подумала: лунатизм у мужа, но когда поставили камеру, оказалось… — Пиппа заговорила громче, эмоциональнее, даже веселее, словно рассказывая анекдот гостям, хотя сама понятия не имела, почему так себя ведет. — Оказалось, что у меня!

Доктор Шульц задумался:

— Некоторые мои пациенты страдают двигательными нарушениями во сне. Обычно они связаны с особенностями медикаментозного лечения или… прогрессирующим слабоумием, что в вашем случае явно исключается. М-м-м, не возражаете, если я задам личный вопрос?

— Конечно нет.

— Может, вы из-за чего-то нервничаете, испытываете сильный стресс?

На глазах тут же выступили слезы, и Пиппа раздраженно их смахнула:

— Не знаю…

Услужливая память воскресила пляж в день гибели Джиджи: гранатовые пятна на белом платье, полоску лазурного неба, бутылочно-зеленую воду, волны на песке. Не хочет она туда возвращаться, не желает!