тронутом, диком мире. И меня сюда занесло. Выдер-

жу ли?

Опять меня замутило. Вспомнил про уху, и стало

гадко: в ней плавали разваренные головы, плавники,

а мы хлебали, хрустели головами. Не надо было мне

столько есть… Да, я в школе брал первые места на со-

ревнованиях, а тут оказалось, что я просто малявка.

Вот Леньке дай в руки ружье да ржавый крючок и пу-

сти его на год, на два в тайгу — и он проживет, ничего

ему не страшно; мир для него — дом родной, и строй-

ка для него — игрушка. А я…

От заходящего солнца Ангара отливала лиловым,

зеленым, золотилась. Это было фантастично. Большие

рыбины играли, бултыхались то там, то тут. Над соп-

133

ками огненными крыльями раскинулись вечерние об-

лака. И чем краше становилось вокруг, тем тревожнее

бежали мои мысли.

— Ленька, вставай, пошли, пошли домой!

— Что с тобой?

— Ничего. Пошли домой.

— Да на тебе лица нет! Что случилось?

— Да ничего же! Тошнит…

— Ну-у… Ухи объелся. Погоди, бычков подловим

и пойдем.

— Не хочу бычков! Идем сейчас же! — Я сказал

это таким неожиданно капризным тоном, что самому

стало стыдно, а Ленька захлопал глазами.

Мы пошли через луг к сопкам. На этом лугу росли

мириады фиалок. Меня морозило, мутило, и вдруг ди-

кая резь в животе заставила согнуться.

— Что? — спросил Ленька.

— Давай нарвем фиалок…

— Девушкам? Да? — обрадовался Ленька.— Вот

это придумал!

Он, ничего не подозревая, рвал фиалки целыми пуч-

ками. У меня фиолетовые круги плыли перед глазами,

но я держался. Шли медленно и к закату солнца до-

брались до склона. Здесь новый приступ боли и тошно-

ты заставил меня отбросить букет прочь и присесть на

камень.

Ленька перепугался, засуетился, что-то говорил, а

я заорал:

— Иди вперед! Я отдохну. Иди вперед, говорю!

Он деликатно пошел вперед, поднялся по склону, с

минуту маячил его силуэт с удочками на фоне темнею-

щего неба и исчез.

Я, обессилевший, весь в холодном поту, немного от-

дышавшись, пополз за ним. Ленька сидел, поджидая

меня, в траве. Отсюда открывался, как и с портального

134

крана, необозримый вид на серебристую ленту Анга-

ры, на необъятные вечерние дали, покрытые тайгой

сопки.

— Ленька, Ленька! — сказал я, задыхаясь.— До-

стань мне денег! Я уеду в Москву. Я вышлю тебе отту-

да, клянусь, честное слово!

— Ах, ты! — прошептал Ленька.— Да что же с то-

бой? Толик, да что ты?

— Достань мне денег, прошу тебя, умоляю тебя!

Я уеду сегодня, сейчас же, я не могу так больше, я не

могу! Я домой хочу!

— Ну-ну… Да не надо, успокойся! Это тебе бычки…

— Выбрось их, я не могу их видеть!

Он взглянул на меня и послушно бросил связку

бычков в траву.

— Ленька, мне нужны деньги! Ленька, Ленечка,

голубчик! Двести рублей на общий билет, иначе я пеш-

ком побегу. Я не гожусь, я пропаду. К черту! К черту!

Двести рублей!

Ленька облапил меня за плечи ласково и неуклю-

же.

— Толик, родной!.. Да ведь денег-то… нет. Нет де-

нег. Ни у кого нет. Достать нельзя… Потерпи. Ты пере-

силь себя. Ах ты боже мой! Держись, пересиль. Пони-

маешь? Тебе плохо, а ты упрись. Ну, поругайся…

Слышь, хочешь — ударь меня? Бей! Ну, бей! Не бойся,

мне ничего!

Он уже не знал, как вести себя, что сказать мне, ка-

призному, избалованному дитяти, как ответить на та-

кую выходку.

— Ты же пойми: уехать — это можно. Получишь

аванс, на вокзал — да и дома. Да только дашь себе по-

блажку раз — всю жизнь поедешь на поблажках, ставь

крест! Идем лучше домой, возьми себя в руки. Эх, не

надо было тебе бычков есть! Пошли… Заработаешь де-

135

нег, отпуск возьмешь — съездишь. Хочешь, вместе со-

бирать будем? Мне не надо! Ну что же ты, не на Моск-

ве весь свет клином сошелся!

Я плохо слушал, что он еще говорил. Тошнота не-

много прошла. Я встал, отыскал в траве бычков, молча

сунул связку Леньке, отобрал у него половину удочек

и, кусая губы, пошел.

Леонид уделил мне половину своих фиалок, и мы

положили два букетика на Приморской, под дверью с

табличкой «4», тихо, по-воровски прошмыгнув в кори-

дор.

ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ

В эту ночь я шел на работу медленно и тяжело.

Впервые мне было абсолютно безразлично, что де-

лать и как. Хотелось только, чтобы смена поскорее

прошла.

Представьте себе горы развороченной земли, усеян-

ной щепками, бревнами, и среди них высокую наклон-

ную деревянную стену. Она внутри пустая, туда мы за-

ливаем бетон. Это после водослива мы строим берего-

вую стенку, набережную. С одной стороны ее будет

сквер, с другой — забурлят воды, вырываясь из турбин

станции. Нет, не пустая стена, а, конечно, заполненная

арматурой. Тесно там, комбинезоны цепляются за крю-

чья, повернуться негде, провод вибратора путается, све-

та прожектора недостаточно.

Николай наверху открывает бадью и валит, а я при-

нимаю машины внизу у крана. Сюда портальный не

достает, пригнали паровую «Шкоду». Как он сюда

прилез на своих широких, стертых и покалеченных гу-

сеницах через горы земли, непонятно. Он — как двух-

этажный дом, весь обсыпан углем и пыхтит, как паро-

воз. Темно, горит зола, высыпанная из топки; машини-

136

сты то выглядывают, то скрываются в будке, чумазые

озабоченные; скрипит где-то неподалеку бульдозер да

время от времени с буханьем вырываются искры из тру-

бы крана.

Прохладно. Меня знобит и тошнит.

Чего-то мне хочется. Чего-то мне недостает. А че-

го — сам не понимаю. Но только кажется, что добудь

я это — и горы свалятся с меня, станет легко жить на

свете и радостно. Но чего? Или я болен?

Первым привез бетон старый знакомый, водитель

машины «00-77», с грустными глазами. Я обрадовался

ему, и он впервые заговорил со мной, сказал, что к нам

трудно добираться.

О, шоферы строек! По каким только ямам, холмам,

непроходимым хлябям и колдобинам вы не водите свои

истрепанные, работящие машины! Ваши самосвалы в

таком страшном виде не пустили бы даже в пригороды

Москвы. А вы умудряетесь делать сто тысяч без капи-

тального ремонта, носите резину до последнего клочка

и еще экономите! К нам сюда пройти — сам черт ногу

сломит, а «00-77» приехал и бетон не расплескал, и

только заметил, что трудно добираться.

Вторым прибыл «рвач с золотыми зубами» — этот

зато половину бетона выплеснул в пути.

— Ахо! Друзья встречаются вновь! — радостно

приветствовал он меня, не выходя из кабины.— Как

поживает сегодня твой карандаш?

— Ладно!

— А работенка сегодня никуда… Уж пару крести-

ков там проставишь законно, а?

Работа действительно не ладилась. Николай не мог

попасть бадьей в узкий раструб стены. Крановщик бра-

нился, боялся, как бы тяжелая бадья не оборвала стре-

лу. Кран натужно пыхтел, дергался, лязгал. А в дере-

вянной узкой клетке девушки убирали кабели, чтобы

137

их не заваливало, жались к стенам по углам, закрыва-

лись. И вот: грр-бух-бух-шлеп-трах! Вывалили!

Начинается вой в блоке:

— Куда тебя черт просил валить? Колька-а-а! Па-

разит! Иди теперь сам, перекидывай!

— Л-ладно! Молчать там! — с достоинством гово-

рит Николай в дыру и садится закурить.— Б-бабы! Ва-

ше дело малое: з-знай вибрировай.