ИМПЕРИЯ ГРУ
Очерки истории российской военной разведки
Во времена «холодной войны»
В мае 1945 г., после безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии, вторая мировая война в Европе закончилась. Однако отношения между бывшими союзниками трудно было назвать хорошими. Если среди рядовых солдат и офицеров армий стран-победительниц преобладали чувства доверия и благодарности друг к другу, то руководители государств «большой тройки» подобных чувств не испытывали.
Впрочем, для большинства сотрудников советской военной и политической разведок предстоящая смена ориентиров в работе не явилась неожиданностью. Как разведка НКВД-НКГБ, так и ГРУ начали собирать информацию по западно-европейским странам и США еще в разгар военных действий. Поэтому указание активизировать работу по США, которые с того времени стали считаться «главным противником», они восприняли как само собой разумеющееся. В июне 1945 г. в связи с новыми задачами была проведена очередная реорганизация советской военной разведки. Разведывательное управление (РУ) Генштаба РККА и Главное разведывательное управление (ГРУ), находившееся в непосредственном подчинении наркома обороны, объединили в Главное разведывательное управление (ГРУ) ГШ Красной Армии. Новым начальником военной разведки назначили генерал-лейтенанта Ф. Ф. Кузнецова, до этого занимавшего должность начальника РУ Генштаба.
Хотя Ф. Ф. Кузнецов и не был профессиональным военным, но за годы войны он получил необходимый опыт и сумел переориентировать военную разведку на решение новых задач. Этому в значительной мере способствовали его личные связи в высоких партийных, государственных и военных кругах. Даже предательство в сентябре 1945 г. шифровальщика канадской резидентуры ГРУ И. С. Гузенко (после его бегства была разгромлена занимавшаяся атомным и промышленным шпионажем агентурная сеть, что вынудило многих хорошо законспирированных нелегалов покинуть Северную Америку, а некоторых агентов в Западной Европе прекратить сотрудничество с советской разведкой) не сказалось на положении Ф. Ф. Кузнецова лично и авторитете военной разведки в целом.
Но уже на следующий год по инициативе В. Молотова, в то время министра иностранных дел СССР, Сталину представляют проект перестройки всей структуры советской разведки — как военной, так и политической. Для этого предполагалось объединить внешнюю разведку МГБ и ГРУ в Комитет информации (КИ), который бы осуществлял руководство всей разведывательной деятельностью за рубежом. Обосновывая свою позицию, В. Молотов ссылался на американцев — в феврале 1947 г. они создали ЦРУ, объединившее и гражданские, и военные разведслужбы. По мнению В. Молотова, в будущем это дало бы США значительные преимущества перед советской разведкой. Для обсуждения предложения Молотова создается специальная комиссия ЦК ВКП (б) во главе с А. А. Кузнецовым. В результате в марте 1947 г. Комитет информации был учрежден, а в сентябре 1947 г. в него вошли добывающие и аналитические управления ГРУ. Впрочем, в структуре военного министерства все же осталась небольшая специальная разведывательная и диверсионная служба, которую с сентября 1947 по январь 1949 г. возглавлял Н. М. Трусов.
Первым руководителем КИ (в/ч 15618) стал В. Молотов, в 1949 г. его сменил А. Вышинский, а затем Я. Малик и В. Зорин. Но поскольку они не являлись профессиональными разведчиками, всю основную работу выполняли первые заместители председателя КИ — П. В. Федоров (1946–1949), С. Р. Савченко (1949–1953) и В. С. Рясной (1953), пришедшие в КИ из органов госбезопасности.
Первыми заместителями председателя по линии военной разведки были контр-адмирал Константин Константинович Родионов и генерал-полковник Федор Федотович Кузнецов.
Заместителями председателя были в разное время генерал-майор П. М. Журавлев, полковник С. М. Федосеев, полковник А. М. Коротков, полковник А. И. Раина, генерал-майор В. М. Зарубин, генерал-лейтенант Л. В. Онянов (военная разведка).
В структуру КИ входили следующие оперативные управления:
1-е управление — Англо-американское;
2-е управление — Европейское;
3-е управление — Ближнего и Дальнего Востока;
4-е управление — нелегальной разведки;
5-е управление — научно-технической разведки;
7-е управление — шифровальное;
Управление советников в странах народной демократии.
Помимо управлений в КИ было два самостоятельных направления: «ЕМ» (эмиграция) и «СК» (советские колонии за рубежом), и шесть функциональных отделов (оперативной техники, связи и т. д.).
Хотя официально КИ находился под непосредственным руководством Совета Министров, назначение В. Молотова его первым председателем позволило Министерству иностранных дел оказывать огромное влияние на разведку за рубежом. Стремясь усилить это влияние, В. Молотов добился того, чтобы послы в ряде крупных стран были назначены так называемыми главными резидентами с предоставлением им права осуществлять руководство как политической (ранее ПГУ МГБ), так и военной (бывшее ГРУ) разведкой. Первым из них стал бывший сотрудник ИНО НКВД А. С. Панюшкин, в 1947–1951 гг. он являлся послом СССР в Вашингтоне. Но если А. Панюшкин как профессионал соответствовал новой должности, то многие другие послы были просто некомпетентны в разведывательной работе. Перебежчик И. Джирквелов, работавший в это время в Управлении КИ по Ближнему и Дальнему Востоку, в свой книге «Секретный сотрудник», вышедшей в Лондоне в 1987 г., писал:
«Реорганизация привела к большой путанице и неразберихе. Резиденты, профессиональные разведчики, шли на самые невероятные уловки, чтобы не информировать о своей работе послов, поскольку дипломаты имеют о разведке и ее методах лишь приблизительное, дилетантское представление».[1]
Таким образом новая разведывательная структура оказалась малоэффективной. П. А. Судоплатов, занимавший в то время должность начальника диверсионной службы МГБ, утверждал, что «при новой системе любые запросы о содействии от высшего военного командования или Министерства госбезопасности сначала поступали к Сталину, а затем к Молотову как к главе Комитета информации, а это, естественно увеличивало поток бюрократических бумаг и неизбежных согласований, затрудняя процесс принятия решений».[2] Что касается рядовых сотрудников разведки, то об их реакции на создание КИ можно судить по воспоминаниям сотрудника ПГУ КГБ В. Павлова:
«Объединение двух разноплановых служб — политической разведки и разведки военной — оказалось нежизненной затеей. Резкое различие в стиле работ двух составных частей новой организации быстро привело к тому, что деятельность новой разведывательной структуры оказалась малоэффективной. Наши военные коллеги долгое время не могли привыкнуть к тому, что возникающие проблемы можно с начальством обсуждать, высказывать свои оценки, расходящиеся с точкой зрения руководства. У них же все было поставленно на свой лад: начальник дает указание, подчиненный выполняет без рассуждений, не говоря уже о возражениях. Так, их планы вербовки агента звучали для нашего уха по меньшей мере странно: „Приказываю осуществить вербовку „имярек“. Далее предписывались сроки, назначались исполнители и так далее. А главное — все безапелляционно. В таких условиях нашим военным коллегам выполнять свою работу и легче, и труднее. Легче, поскольку ответственность за правильность и успех плана-приказа ложилась не только на исполнителя, но и на человека, отдавшего приказ; труднее потому, что это как бы исключало для оперативного работника возможность психологического маневра. Между тем в разведывательной деятельности приходится учитывать многие факторы, которые появляются либо постфактум, либо, в лучшем случае, в процессе выполнения операции. А это несовместимо с жесткими рамками приказа.
Нам первое время нелегко было контактировать с военными разведчиками: на наши соображения они, как правило, отвечали „так точно“, если эти соображения высказывались от имени начальства, или ожидали от нас беспрекословного принятия к исполнению установок, когда те исходили от должностных лиц, стоявших выше в табели о рангах.
Но скоро военные убедились в преимуществах нашего стиля, почувствовали свободу для проявления собственной инициативы, ощутили и реальную пользу от расширения возможностей разведывательного творчества. Когда стало известно о расформировании Комитета информации, многие из сотрудников ГРУ сокрушались по поводу того, что им придется возвращаться к прежним военным стереотипам, снова отвечать „так точно“ даже тогда, когда решение, принимаемое начальством, явно грешило ошибками. Допускаю, что и у наших военных коллег, в свою очередь, возникали критические замечания по поводу того, что у нас, сотрудников внешней разведки МГБ, не всегда было все в порядке с исполнительной дисциплиной, точностью в реализации планов и решений.
Период существования КИ был отмечен снижением уровня четкости и оперативности в решении возникавших проблем внешней разведки. Особенно, если они, эти решения, относились к компетенции руководства, которое было далеко от специфики разведывательной деятельности и многого просто не могло понять. Молотов, Вышинский, Зорин, Малик мало вникали в дела этой важной для государства структуры и передоверяли практическое руководство своим заместителям — профессионалам разведки, которые, однако, не всегда обладали нужными полномочиями.
Поэтому все мы, оперативные работники, были рады возвращению, так сказать, на исходные позиции — одни в органы госбезопасности, другие в Генштаб вооруженных сил».[3]
