— Коммандер Брим, — сказала она. — У меня сегодня выдался утомительный день (сердце его тревожно подпрыгнуло), а мой корабль отлетает в Мажор завтра утром. В силу этих обстоятельств я — как мне ни жаль — вынуждена покинуть прием раньше, чем предполагалось. — Она окинула офицеров взглядом и чуть виновато улыбнулась. — Я редко встречала столь теплый и радушный прием. Тем не менее, — добавила она, повернувшись к Бриму, — я не могу не потратить некоторое время и не откликнуться на ваше любезное приглашение посетить «Звездный огонь». Адмиралтейство не простит мне, если я упущу такую возможность.

Она заглянула ему в глаза, и он на мгновение увидел в них то же возбуждение, что раньше, в салоне лимузина.

Брим улыбнулся про себя. Вот, значит, какую «интимную обстановку» она имела в виду. «Звездный огонь»! Ну что ж, госпоже Удаче предстоит сегодня еще неплохо потрудиться — особенно в свете требования заносить имена всех посетителей в журнал посещений!

— Мадам Реддисма, — отвечал он, лихорадочно обдумывая свои дальнейшие действия в изменившейся обстановке. — Как я и обещал ранее, я… э… с нетерпением жду возможности лично сопровождать вас в экскурсии по нашему крейсеру. — Он повернулся к явно завидовавшим ему офицерам и с самым серьезным видом поклонился. — Прошу прощения, джентльмены, — сказал он. — Служба…

Этого было вполне достаточно. Взяв Реддисму под руку, он направился прямиком в гардероб.

— Я предусмотрела возможность того, что вы вызоветесь сопровождать меня, капитан, — прошептала она, пока он облачался в белую флотскую шинель. — Я уже отпустила своих фрейлин и вызвала лимузин.

Брим еще раз обдумал проблему с журналом посещений — и выкинул ее из головы в надежде придумать что-нибудь по дороге на корабль. В конце концов, капитан он или нет? Он озорно улыбнулся.

— Мадам Реддисма! — Он состроил преувеличенно серьезную мину. — Поскольку почти все на борту крейсера засекречено, почти единственным местом, которое мы сможем посетить, является капитанская каюта. Не огорчит ли вас столь ограниченная экскурсия?

Она вдруг остановилась, задумчиво посмотрела на него и нахмурилась.

— Как это ни странно, капитан, — произнесла она, выдыхая на морозном воздухе облачка пара, — возможно, огорчит. — Она сжала его руку. — Видите ли, я обнаружила, что, когда я с вами, жизнь приобретает более серьезный характер — как было это во время визита к вашим раненым звездолетчикам.

— Я не понимаю, — пробормотал Брим, вдруг смутившись. — Я думал, вы хотели…

Реддисма печально улыбнулась и посмотрела на него в упор.

— Дражайший Вилф, — сказала она. — Я была готова — мне даже не терпелось — спать с вами с самого первого нашего разговора по голофону вчера утром. Я и сейчас с нетерпением жду момента, когда мы с вами займемся любовью. Однако сегодня днем вы заставили меня поверить в то, что я имею в ваших глазах некоторую ценность не только как привлекательный половой партнер. — Она дотронулась до его руки. — Я знаю, что красива, и я каждый день благодарю Вселенную за этот дар. Но что такое красота — ее получаешь в наследство от родителей. Мне мало этого: я хочу привлекать людей и в полностью одетом виде. Понимаете ли вы это, капитан Вилф Брим из прославленного авалонского Имперского Флота? Или вы настолько озабочены своим престижем, что не замечаете неисполнившиеся чаяния других?

Брим зажмурился.

— Простите меня, — пробормотал он. — Поверьте мне, Реддисма, я сам не чужд подобным чаяниям — и огорчениям, которые им сопутствуют. — Он взял ее за руку. — Вы были восхитительны, поднимая дух раненых сегодня днем в госпитале, и вы наверняка окажете тот же эффект на изможденных техников, которые работают в разбитом машинном отделении. Бывает, — признался он, — что я думаю не мозгами, а тем, что у меня в штанах… Так вы согласны посетить со мной разбитые отсеки, прежде чем…

— Я очень хочу этого, Вилф Брим, — перебила его прекрасная собеседница. — А после этого, надеюсь, вы отведете меня в свою каюту, где мы будем наслаждаться друг другом — весь остаток ночи.

— Договорились, Реддисма, — улыбнулся Брим. — Мне почему-то кажется, что я готов ждать возможности наслаждаться такой женщиной, как вы, очень, очень долго.

— Странно, — заметила она со странным блеском в глазах. — У меня такое же ощущение насчет возможности дарить наслаждение такому мужчине, как вы.

— Тогда поехали инспектировать поврежденные отсеки, — сказал он и повел ее дальше к лимузину. Через несколько циклов они были уже в пути.

Теперь все, что ему оставалось сделать, — это каким-то образом провести ее к себе в каюту без записи в этом тытьчертовом журнале. Собственно, время прибытия на борт мало тревожило его — экскурсия в поврежденное машинное отделение послужит неплохим объяснением. Вот время убытия с борта могло стать причиной неприятностей. Особенно если кому-нибудь покажется, что это стоит почитать Мустафе!

Когда лимузин застыл на стоянке рядом с гравибассейном, темная махина крейсера, освещенная только точками аварийных огней, показалась Бриму еще больше обыкновенного. Брим вылез из салона и помог выйти Реддисме, а часовые у трапа вытянулись по стойке «смирно».

— Можешь возвращаться на корабль и отдыхать, Тутти, — сказала Реддисма рыжеволосой девице-шоферу. — Я вызову тебя, если захочу, чтобы меня забрали.

— Слушаюсь, мадам Реддисма, — ответила та, низко кланяясь, потом скользнула за руль, и массивный лимузин серым призраком растворился в темноте.

Брим сжал руку Реддисмы.

— Зрелище в разбитых отсеках будет не из приятных, — негромко предупредил он. — Впрочем, вы уже видели вещи и страшнее — сегодня днем в госпитале.

— Я готова, капитан, — спокойно отвечала она.

— Отлично, — кивнул Брим, отчаянно жалея, что не может сказать того же про себя.

Отсалютовав часовым, он пригласил ее следовать за собой вверх по трапу, лихорадочно размышляя. Увы, ни одного мало-мальски внятного повода провести Реддисму на борт без занесения в журнал не находилось. К моменту, когда они поднялись наверх, в голове у него царила полная пустота.

Теперь у него осталось только одно средство: грубая сила (более известная как «капитанское право»). Увы, в случае, если он прибег бы к этому, каждый на борту сразу понял бы, что у них с Реддисмой на уме.

А потом было уже поздно. Он сделал глубокий вдох, ободряюще улыбнулся Реддисме и приготовился с боем прорываться через входной люк, когда увидел… Он не поверил своим глазам! За столом дежурного сидел — словно на своем обычном рабочем месте — Барбюс.

— Добрый вечер, шеф, — как мог спокойнее сказал он.

— Вечер добрый, кэп, — как ни в чем не бывало отозвался Барбюс.

— Гм… Мадам Реддисма, — произнес Брим. — П-позвольте представить вам старшего торпедиста Утрилло Барбюса, спасавшего мне жизнь столько раз, что я сбился со счета. Шеф — мадам Реддисма, главная наложница Мустафы Эйрена.

Барбюс встал из-за стола и отвесил церемонный поклон.

— Мадам Реддисма, — произнес он, — я глубоко польщен.

— Я тоже, господин Барбюс, — с реверансом ответила она. Даже при ее высоком росте ей приходилось смотреть на него снизу вверх.

Глаза Брима лихорадочно шарили по столу в поисках журнала. Как, именем грязной, нечесанной бороды Вута, можно надеяться провести кого-то мимо таких людей, как Барбюс? Вот тебе и госпожа Удача!..

— Э… кэп, — вторгся в его невеселые размышления Барбюс. — Боюсь, вам с мадам Реддисмой придется нынче проходить на борт и вовсе без записи. — Он нахмурился. — Вся проклятая штуковина сломалась меньше метацикла тому назад. Вот я и сижу здесь на случай, коль кто чужой попробует проникнуть на борт. Как говорится, береженого бог бережет, сэр.

И тут до Брима дошло. Он даже зажмурился, вознося беззвучную молитву госпоже Удаче.

— Шеф, — произнес он, едва вновь обрел способность говорить. — Возможно, я никогда не смогу по достоинству отблагодарить тебя за безупречное несение вахты на этом посту.