Пувис Амхерст и его приспешники из КМГС тоже неплохо подготовились к исполнению своей роли в этом спектакле. Наскоро организованные, но превосходно скоординированные демонстрации прошли перед Императорским дворцом и Адмиралтейством в Авалоне всего через пару метациклов после того, как по КА'ППА-связи пришло первое сообщение о конфликте. Это мгновенно свело на нет все требования немедленно выполнить обязательства по договору о взаимопомощи со Флюванной. А когда сторонники договора отказались молчать, мощная фракция КМГС в Имперском Парламенте похоронила этот вопрос в бесконечных дебатах.

Для ИДК дни после опубликования требований Трианского к Флюванне стали бесконечной проверкой нервов. Было совершенно ясно, что нападение последует немедленно за объявлением войны, и напряжение в патрульных полетах достигло почти невыносимого предела. Более того, каждый раз, когда Колхаун обращался к Набобу с предложением нанести превентивный «хирургический удар» по космическому форту облачников, он получал от того отказ с одной и той же мотивировкой: «История должна знать, что первыми напали облачники».

— Что, если эту историю будут писать сами облачники? — каждый раз спрашивал Колхаун.

— Значит, так суждено, — отвечал Набоб, поднимая руки в знак окончания разговора. Так и вышло, что в момент, когда война была наконец объявлена — через девяносто семь стандартных суток после исчезновения «Рюрика», — Брим вел первую эскадрилью в патрульный полет в двух тысячах кленетов от Орду и вдалеке от проклятого форта. Молдинг вел вторую эскадрилью, прикрывая другое полушарие. Три корабля Маккензи висели на синхронной орбите над самим Мажором. Между ними с интервалом примерно в тысячу кленетов кружили над планетой, шесть эскадр допотопных судов Мустафы. Сам Колхаун, предложивший такую диспозицию по совету содескийцев, в тот день летел на «Звездной славе» Маккензи. Все корабли шли на досветовой скорости: если атака на планету станет неизбежной, вражеским судам все равно придется сбавить ход для стрельбы по «неподвижной» цели.

Незадолго до начала утренней вахты Брим наскоро перекусывал в кают-компании, когда палуба под его ногами слегка содрогнулась, и грохот генераторов сменил свою тональность — корабль набирал скорость. Мгновение спустя по всему кораблю взвыли сирены.

— Боевая тревога! Боевая тревога! Всем занять места по боевому расписанию!

Забыв про завтрак, Брим вскочил и бросился на мостик. По палубе загрохотали матросские башмаки; боевые расчеты занимали свои места, на ходу застегивая боевые скафандры и проверяя запасные баллоны с воздухом на поясе.

— Всем расчетам заняты места! Задраить переборки! Убрать освещение!

— Я принимаю управление, старпом, — бросил Брим Труссо, плюхаясь в левое пилотское кресло.

— Всегда пожалуйста, шкипер, — улыбнулась та, словно это была очередная тренировка.

У Брима мелькнула мысль, что эта миниатюрная женщина, возможно, обладает самым твердым характером на борту. Вывести ее из себя было практически невозможно. Он проверил герметичность своего шлема, запасные баллоны, потом поставил регулятор гравитации своего кресла на максимум и наскоро проверил показания приборов. Мостик за его спиной гудел перекличкой таких же проверок: машины, тяга, управление огнем, аварийные системы, связь, системы предупреждения, медицинская служба… На боковых понтонах повернулись туда-сюда и покачали стволами разлагателей башни «А» и «Б». Над его головой точно так же проверяли свои системы канониры башни «Е». Он знал, что такая же лихорадочная деятельность кипит сейчас по всему кораблю. За гиперэкранами, почти в радиусе досягаемости разлагателей, плыли по звездному небосклону какие-то подозрительные пятна.

— Смотрите, парни! Вон они! — нарушил относительную тишину на мостике один из канониров. Странно, но голос его был спокоен, словно он привык к виду близкого неприятеля. А впрочем, возможно, и привык — еще с прошлой войны. Как справедливо заметил Грейффин IV, опыт — великое дело. Спустя долю тика ударил сигнальный колокол.

Брим положил «Звездный огонь» в пологий левый вираж и поднял взгляд на гиперэкраны. Прямо на них шло не менее двадцати пяти звездолетов, сбавлявших скорость для атаки на планету. Хотя Брим не мог пока определить точно их тип, они, безусловно, были с Торонда. Неровный строй и дергающиеся шлейфы выхлопов за их кормой не давали их спутать ни с кем другим. Пока стволы разлагателей брали их на прицел, мысли Брима вертелись вокруг его чувства к Марго Эффервик. Потом, прежде, чем он успел сосредоточиться, в голове его зазвучал голос его старого инструктора из Академии: «Никогда не упускай врага из виду, мой мальчик…»

Брим выкинул из головы и то, и другое. Это просто его работа; все остальное — ерунда.

— Полную энергию на оружие! — приказал он по громкой связи.

Пока его мышцы свело ожиданием предстоящего поединка, он представил себе старшину Баранева и его бригаду машинистов у генераторов главного хода в боковых понтонах и щелкнул переключателем внутренней связи.

— Эй там, в понтонах, — передал он им. — Как только я скомандую, быстро залезайте в спасательные пузыри. И никакого героизма, ясно?

Дожидаться ответа он не стал. Он помнил слишком много людей и медведей, заживо сгоревших в радиационных пожарах. Смерть не слишком быстрая и предельно болезненная.

Все уже заняли свои боевые посты и ждали… ждали. На боевых кораблях нет пассажиров: даже персонал камбуза или писари заняли свои места в составе аварийных групп. Он подумал о Пенелопе Эстерналь, ждущей их на земле, в госпитале. Она-то давно уже готова принять первых пострадавших на этой войне. С противоположной от него стороны мостика торопливо вносил коррективы в оперативную обстановку на своем мониторе штурман. Дальше сыпали цифрами и замысловатыми формулами, отслеживая свои цели, канониры. Рядом с ним Труссо внимательно следила за каждым его движением, готовая мгновенно принять управление на себя.

— Предупреди машинное отделение. Страна, — передал он. — Мне нужен будет полный форсаж, как только я дам команду.

Медведица молча кивнула и отвернулась к своим пультам.

А потом Брим уже не думал ни о чем, кроме неприятеля. Он довернул нос крейсера навстречу вражеским кораблям и выждал еще мгновение.

— Все гравигенераторы, форсаж! — выкрикнул он, готовый начать бой.

В следующее мгновение на экране внутренней связи появилось лицо Заффтрак, но он не дал ей раскрыть рта.

— Я знаю, что говорят сейчас шеф и его парни у генераторов. Страна, — быстро сказал он, — но мне нужно все, что они могут выжать, — и БЫСТРО!

Баранев был одним из лучших машинистов Флота, но иногда он любил и жалел свои механизмы чуть сильнее, чем следовало бы.

Заффтрак исчезла с экрана, а в следующее мгновение все десять плазмогенераторов взвыли на предельно высокой ноте, палуба завибрировала от рыка адмиралтейских А-876, а звезды на боковых гиперэкранах скользнули назад и слились в смазанное пятно. Ничего, «Звездный огонь» создавался для таких перегрузок — как в релятивистском, так и в сверхсветовом режимах полета. Крейсер находился в родной стихии.

Строй вражеских кораблей развернулся веером и сменил курс, готовясь встретить их.

— Разворачиваемся влево! — передал Брим на ведомые корабли своей эскадрильи. — Набираем высоту!

Индикаторы выходной энергии на пульте у Брима показывали расчетную тягу в три тысячи стандартных единиц. Быстро приближающиеся крейсера уже можно было опознать: «Дампьеры» модели D.A. 79–11, идущие курсом на Мажор. Брим развернулся к первой группе, и весь окружающий космос, казалось, вспыхнул, когда его 406-е открыли огонь. Мгновением спустя головной «Дампьер» осветился огнями разрывов — близких, но не точных. Все же за его кормой остались таять три или четыре клубка возмущенной энергии — даже близкий разрыв залпа 406-х может оказаться смертельно опасным.

Два других «Дампьера» заложили крутой вираж, пытаясь перехватить нападавших. Лучи энергии из их 280-миллиираловых разлагателей щупальцами протянулись к «Звездному огню», но погасли у самой цели. А потом вся Вселенная превратилась для Брима в бешено вращающийся калейдоскоп черных в желтой кайме треугольников — опознавательных знаков Торонда. На скорости в половину световой Брим скорее угадывал, чем видел неприятельские корабли, пока взгляд его вдруг не сфокусировался на одном из них.