Брим отвесил ей церемонный поклон в подражание Бейяжу и, нахмурившись, вышел в коридор. Думать о собственных переживаниях было некогда — хватало дел и поважнее.

Переодетый в парадный мундир с капитанским плазмокортиком на левом боку, Брим сошел по доисторическому трапу в жаркий летний вечер. Стараниями Барбюса он насколько возможно подготовился к аудиенции у Мустафы IX Эйрена, Набоба Флюванны. Парадное одеяние состояло из остроконечной форменной шапки и синего флотского мундира с бриллиантовой звездочкой коммандера Имперского Флота. Кроме этого, оно украшалось широким серебряным поясом, золотыми пуговицами и золотой же перевязью через правое плечо. По белоснежным штанинам спускались с бедер до голенищ хромовых сапог две широкие голубые полосы. Все это довершалось изуверскими белыми перчатками (обыкновенно процесс натягивания их вызывал у него приступы бешенства). В результате он ощущал себя — впрочем, как и всегда в парадной форме, — коридорным в какой-то огромной перенаселенной гостинице. Лично он предпочитал повседневную синюю куртку, которая, согласно Уставу, болталась в почти пустой заплечной сумке.

На стоянке у гравибассейна поблескивали своими полированными боками два лимузина. На капоте одного из них, посовременнее, красовался герб Грейффина IV. Рядом с ним стояли двое — шофер в зеленой ливрее и долговязый тип в сером мундире Имперского дипломатического корпуса. В нескольких иралах парил над потемневшей от времени мостовой длинный фаэтон невообразимо давнего года выпуска — в отменном, правда, состоянии — с гордо развевающимся флювийским флагом. По обе стороны от распахнутой дверцы салона стояли навытяжку два лакея в ярко-алых мундирах — так, словно они ждали самого Набоба. Усмехнувшись про себя, Брим так и не решил, кто выглядит пышнее: лакей или он сам.

Тут по трапу спустился и сам Бейяж в сопровождении Труссо.

— Добро пожаловать в наш маленький мир, капитан, — произнес он. — Я вижу, ваше посольство сработало с обычной имперской эффективностью, так что не предлагаю подбросить вас во дворец. И потом, — он понизил голос и подмигнул Труссо, — не сомневаюсь, они намерены посвятить вас в подробности скандала вокруг этого чертова идиота, паши Радимана Корфуцци.

— Кого-кого? — не понял Брим.

— Гм, — задумчиво протянул Бейяж. — Если вы; еще ничего не слышали, может, даже лучше, если вы узнаете все от своих.

— Я все-таки не понимаю, — нахмурился Брим.

— Вы все поймете, коммандер, — вздохнул Бейяж, еще раз подмигнул Труссо и зашагал к древнему лимузину, а за ним — двое матросов с «Огня» с ворохом чемоданов и узлов — казалось, со времени, когда посол ступил на борт крейсера, их количество еще увеличилось. — Увидимся на аудиенции у Мустафы Эйрена, — бросил он через плечо.

Труссо повернулась, чтобы подняться по трапу обратно.

— Мне об этом ничего не известно, шкипер, — сказала она. — Правда, ничего. Брим усмехнулся.

— Я вам верю, старпом, — ответил он. И тут же рядом с ним оказался тип из дипкорпуса. Высокий, хрупкого сложения мужчина с узким лицом, лысеющей головой и умными, проницательными глазами, он всей своей внешностью являл собой законченный образец государственного чиновника старой закалки.

— Коммандер Брим, — обратился тот, протягивая руку и одновременно демонстрируя служебную карточку с голопортретом. — Меня зовут Салташ, Георг Салташ. Добро пожаловать в гостеприимный Мажор, как именуют его туристские брошюры. — Его лицо осветилось чуть кривоватой улыбкой. — Мы видели вашу посадку. Приятно было посмотреть, как чертовым Негроловым ублюдкам утерли нос.

— Похоже, облачники выбрали здесь самое бесцеремонное поведение, — заметил Брим, решив, что его собеседник не похож на активиста КМГС. — В другом порту им бы такое с рук не сошло. И все это время дружище Бейяж делал все, что мог, чтобы спровоцировать меня на более агрессивные действия. Любопытный тип.

— Действительно любопытный, — согласился Салташ, глядя на выруливающий со стоянки древний флювийский лимузин. — Создается впечатление, что он узнает все, что известно нам, почти одновременно с нами.

— Гм, — задумчиво протянул Брим. — Он говорил что-то насчет паши Радимана Корфуцци. Обозвал его чертовым козлом или чем-то в этом роде.

Салташ мрачно усмехнулся.

— Ага, вот вы и подобрались к делу, — сказал он. — Собственно, я здесь именно для того, чтобы рассказать вам об этом самом чертовом козле… очень, надо сказать, точное определение. — Он кивнул шоферу и полез в лимузин, дав знак Бриму садиться следом за ним. — И смысл моего присутствия здесь в том, что информация о Корфуцци носит столь деликатный характер, что ее не осмелились переслать к вам на борт даже по каналам разведки. Это, так сказать, вместо вступления.

Придерживая на боку плазмокортик, чтобы не зацепиться за дверную ручку или обшивку салона, Брим не без труда забрался в салон.

— Неужели все так серьезно? — поинтересовался он, когда дверца лимузина захлопнулась. Салташ энергично кивнул.

— Лига стремится влезть сюда руками и ногами, — сказал он, постучав по стеклу, отделявшему салон от водителя. — Во дворец, Рейнольдс.

— Слушаюсь, господин Салташ, — отвечал шофер. Массивный глайдер бесшумно взмыл в воздух и устремился из порта. Мелкие пушистые зверьки при его приближении бросались врассыпную, хоронясь за грудами ящиков и мешков. Иралов этак через тысячу узенький проезд сменился более широкой магистралью, идущей меж двух рядов приземистых, явно очень древних пакгаузов.

— Признаюсь, такое поведение облачников меня ни капельки не удивляет, — усмехнулся Брим. — Не могу представить себе, чтобы они не хотели бы получить контроль над этим сектором — учитывая, что теперь сто процентов наших ходовых кристаллов идут отсюда.

— Разумеется, разумеется, — согласился Салташ. — Но это еще мягко сказано. Видите ли, наш приятель Негрол задумал аннексировать весь доминион и теперь вышел на финишную прямую…

Пока он говорил, шофер свернул на перекрестке, и теперь их лимузин плавно несся по широкому мосту, по обеим сторонам которого теснились торговые палатки, предлагавшие добро со всех концов Галактики.

Этот мост уже запомнился Бриму, видевшему его при посадке. Немного определившись в пространстве, Брим расслабился и откинулся на подушки салонгг, пока лимузин вилял из стороны в сторону, протискиваясь в густом транспортном потоке. Спустившись с моста, улица свернула направо и устремилась к огромному, увенчанному куполом зданию.

Пока водитель сражался с уличной сумятицей, Салташ делился с Бримом информацией, полученной только этим утром от содескийских спецслужб — похоже, разведка у медведей работала практически безотказно. Согласно этой информации, паша Радиман Корфуцци — довольно-таки безмозглый, зато склонный к амурным похождениям брат флювийского правителя — вляпался в интрижку с некой красоткой, на поверку оказавшейся агентом облачников. Без особых усилий ей удалось заставить Корфуцци отчаянно возревновать ее к послу Лиги; последнего, разумеется, в этот заговор не посвящали. Агент получила разрешение своего начальства пожертвовать послом, позволив ему при всем честном народе пасть от руки своего августейшего «соперника». Это стало бы началом кампании нападок на Флюванну и ее правительство, напрямую ведущей вторжение в доминион Лиги.

Поскольку, по данным содескийцев, инцидент должен был произойти спонтанно, как бы сам собой, предсказать его время и место — и, следовательно, предотвратить — было чрезвычайно трудно. Вследствие этого агентам Имперской Безопасности пришлось взять обоих — и Корфуцци, и посла — под круглосуточное наблюдение. Все возможные меры предосторожности были приняты, оставалось только ждать развязки…

Посольскому лимузину Салташа было позволено подъехать к парадному входу во дворец через несколько циклов после того, как дипломат закончил знакомить Брима со сложившейся ситуацией.

— Мы поговорим об этом подробнее позже, — добавил он. — Здесь, на их территории, мы не можем гарантировать стопроцентной защищенности от прослушивания — даже в бронированном лимузине. Щупальца облачников простираются слишком далеко.