— Как ты думаешь, они доберутся до Крита?

— Конечно. Мы же следовали за сигналом до Манукрониса, и он никуда не пропадал. Кого из наших друзей ты посадил на корабль?

— Норни и Лландро.

— А кто это такой?

— Профессиональный вор. Один из организаторов восстания. Кстати, это он тогда отрывал табличку с пьедестала и потом продал тебе лошадь.

Форчун кивнул:

— А зачем ему эта табличка? Уэбли усмехнулся:

— Я задал ему тот же вопрос. Вот что он ответил: «Я долго думал, в чем секрет могущества Кроноса и Йоларабас, и пришел к убеждению, что секрет в этих волшебных значках. Если я пойму, как табличка действует, то стану таким же могущественным властелином. Я никогда не расстанусь с этим талисманом, даже после смерти». Когда я понял, что случится, то предложил ему и Норни спастись. В это время в порту спешно готовились к отплытию десятки кораблей. Многие бежали от бунта. Но мне без труда удалось убедить в образе морского бога одного капитана задержаться. Мне также захотелось спасти парочку лошадей замечательной манукронийской породы. Поэтому Норни и Лландро приехали в порт верхом, хоть Лландро и смертельно боится лошадей. Надеюсь, что, добравшись до Европы, они будут должным образом пропагандировать культ Нодиесопа, который будет курировать не только море, но и лошадей. Все правильно получится?

— Что именно?

— С культом Нодиесопа?

— Зачем в Европе Нодиесоп?

— Ты еще не понял? Нодиесоп — это же Посейдон, произнесенное задом наперед. Надеюсь, я не подверг опасности темпоральную линию?

— Что было дальше?

— Едва мы успели отплыть, как начался этот ужас. Взорвался вулкан. Целый континент стал погружаться в океан у нас на глазах. Мы все видели, поднявшись на полсотни метров на огромной волне цунами. Множество кораблей погибло, но наш уцелел. А потом я превратился в чайку и покинул их.

— Понятно. Что за припасы на борту этого ковчега?

— Пища, одежда, инструменты, зерно, шесть тысяч литров пива и десять бочонков разного вина…

— Будем надеяться, что они доберутся до Крита без всяких проблем, хваля Нодиесопа.

Уэбли засмеялся:

— Мне понравилось быть богом, но я не хотел бы продолжать эту карьеру. Интересно, почему Кронос ввел культ Золотой богини, а не обожествил вулкан? В этом было бы гораздо больше эффекта. И почему мужчины Манукрониса так легко приняли главенство богини при всем своем презрении к женщинам?

— Они были обычными мужчинами, — ответил Форчун.

— Что это значит?

— Обычный мужчина довольно рано приходит к заключению, что на самом деле не все в жизни он делает хорошо. Самый искусный воин, блестящий бизнесмен, великий любовник или художник чувствует свою ущербность в одном. В области секса и продолжения рода он всегда уступает женщине.

— Люди придают большое значение сексу, — заметил Уэбли. — Но неужели для мужчины это жизненно важно?

— Жизненно важно! — фыркнул Форчун. — Ведь вклад обычного мужчины в продолжение своего рода требует от него десяти секунд труда. А женщина делает самую важную часть работы. Вот что наносит ему моральную рану. Он здесь никогда не добьется успеха, но почти любая женщина может родить. И в раздражении мужчина делает великолепную вещь — он провозглашает всех женщин низшими.

— Тогда почему он молится богине? Форчун усмехнулся:

— Потому что это отделяет чудо рождения от женщины. Отсюда культ Богини-матери. Идея священна, но настоящие женщины — объект презрения, собственность, которую можно использовать, продавать, менять, не принимать в расчет и, конечно, никогда не уважать и не давать ей равный статус с мужчиной.

— Йоларабас, Мать человечества… — задумчиво сказал Уэбли. — Значит, она была ни чем иным, как оправданием мужчин Манукрониса за то, что они с чистой совестью грубо обращались с женщинами. Тогда этот великий золотой идол — пустышка?

— Уэбли, все идолы пусты. Я думал, что ты уже понял услышанное.

Симбионт помолчал несколько мгновений, обдумывая это. Форчун занялся звездными таблицами и судовым журналом, готовя сообщение о навигационных ошибках, которые возникали на их пути к Манукронису.

Наконец Уэбли заговорил:

— Еще один вопрос. Ты мужчина. Над кем ты чувствуешь свое превосходство?

— Я думал, что это очевидно, — ответил Форчун.

— Все равно скажи.

— Над обычным мужчиной.