Потом аккуратно добавил:

Молчун не спеша поднялся и потянулся, наслаждаясь драгоценными минутами одиночества. Подошел ко второй койке. Присел на краешек.

Он всматривался в лицо спящего капитана, как мать любуется младенцем, с особой, чуткой нежностью и вниманием читая книгу его души.

И слова сказали: «Почему должны мы любить там, где ударит молния, а не там, где выбираем сами?».

Потом: «Но я рад. Что это ты, маленький принц, рад, что это ты».

Великан протянул руку и своими толстыми неуклюжими пальцами нежно, как перышком, коснулся неподвижных губ.

ЭТО РАССКАЗ об одном человеке, который слишком многое мог, и о другом, который слишком многого хотел. Того, кто был почти всемогущ, звали Джемсом Киддером, а второй был его банкиром.

Киддер был ученый и парень хоть куда. Жил он совершенно один на маленьком островке близ берегов Новой Англии. Однако он вовсе не походил на тех страшных ученых гномов, о которых вы, наверное, не раз читали. Он не был ни дельцом, думающим лишь о личной выгоде, ни циничным безумцем с манией величия. Он никому не строил козней и, насколько я знаю, ничего не собирался уничтожать. Он аккуратно стригся, следил за своими ногтями и вообще жил и мыслил, как самый обыкновенный нормальный человек. Он любил уединение, был немного ребячлив, невысок, полноват и блистателен. Его специальностью считалась биохимия. Все называли его мистер Киддер. Не доктор и не профессор. Просто м и с т е р Киддер.

С детства был он, что называется, кислым яблочком, да таким и остался. Он не закончил ни колледжа, ни университета, так как считал, что такой путь к науке слишком долог, а главное — слишком истоптан. Он никак не мог свыкнуться с мыслью, что его учителя, может быть, кое-что знают о том, что говорят. Так же относился он к книгам. Он всегда задавал вопросы, порой весьма щекотливые, но последнее его ничуть не заботило. Он считал Грегора Менделя[1] отъявленным лжецом, Чарлза Дарвина — смешным философом, а Лютера Бербанка[2] очковтирателем.

Если он вступал в спор, то не успокаивался, пока его жертва не падала бездыханной. Когда он говорил с человеком, который когда-то что-то знал, он спрашивал, что он знает теперь, и вышибал из него дух. Когда же он говорил с человеком, который еще что-то знает, он просто повторял: «А откуда вы это знаете?» Самым любимым развлечением Киддера было сцепиться с каким-нибудь фанатичным евгеником и публично разделать его под орех. Не удивительно, что люди сторонились Киддера и никогда не приглашали на чашку чая. Он был вежлив, но совершенно не умел угождать.

У Киддера имелось немного денег. На них он арендовал остров и построил там лабораторию. Однако, будучи биохимиком, он не мог копаться только в своем огороде. Поэтому никого особенно не удивило, когда Киддер вторгся в чужую область и усовершенствовал способ массовой кристаллизации витамина В1 — при желании он мог изготовлять его тоннами! Это принесло ему кучу денег. Он купил на них остров и, когда тот перешел в его полную собственность, нанял восемьсот человек, чтобы расширить лабораторию и возвести подсобные сооружения на участке в полтора акра. Затем он занялся исследованием сезали — волокон мексиканской агавы, из которых плетут канаты, — нашел способ их растворять и разорил всю канатную промышленность, изготовив практически неразрывающийся канат из обыкновенной травы.

Вы, наверное, помните публичное испытание этого каната, устроенное Киддером над Ниагарским водопадом? Помните, как от берега к берегу протянули канат, а на нем, на крюке, остром, как лезвие бритвы, над самой стремниной подвесили десятитонный грузовик? Если помните, вам должно быть понятным, почему теперь все суда швартуются не на якорных цепях, а на канатах не толще простого карандаша, которые можно свернуть в бухточку, как тоненький шланг для поливки сада. Это тоже принесло Киддеру большой доход. Часть денег он потратил на приобретение циклотрона.

После этого деньги вообще перестали для него быть деньгами. Они превратились просто в цифры в маленьких чековых книжках. Кое-что — совсем немного — Киддер тратил на пищу и оборудование, которое ему присылали на остров. Но вскоре и эти расходы прекратились. Банк отправил на гидроплане специального агента, чтобы узнать, жив ли Киддер вообще.

Через два дня агент вернулся в легком трансе от того, что увидел на острове. Киддер был жив, здоров и сам производил для себя превосходную пищу, пользуясь удивительно простои системой синтеза. Банк немедленно обратился к Киддеру с письмом, спрашивая, не согласится ли мистер Киддер в собственных интересах обнародовать тайну своего земледелия без земли. Киддер ответил, что сделает это с удовольствием, и приложил к ответу все формулы. В постскриптуме он написал, что давно бы поделился своим открытием с другими, если бы знал, что оно хоть кого-нибудь заинтересует. Он просто не сообразил… Таков был этот человек, благодаря которому совершилась одна из величайших революций второй половины двадцатого века — переход к промышленному производству сельскохозяйственных продуктов. Это открытие сделало Киддера еще богаче. Вернее, его банк. Самому Киддеру на деньги было наплевать.

Однако по-настоящему Киддер развернулся лишь через восемь месяцев после посещения агента. И для биохимика, не имеющего даже звания доктора, развернулся довольно широко. Вот неполный список его открытий.

Промышленный, коммерчески выгодный способ переработки алюминиевых сплавов в вещество, превосходящее по прочности лучшую сталь. После такой переработки алюминий можно было использовать как структурный металл.

Демонстрационный прибор, который сам Киддер назвал «световым насосом». Его действие основано на том, что свет является формой материи, а следовательно, подчинен законам физики и электромагнетизма. В закрытой комнате к единственному источнику света приближают переменное магнитное поле, образуемое цилиндром «светового насоса», и свет втягивается в него. Затем он проходит сквозь «линзы» Киддера — кольца, поддерживающие постоянное электрическое поле вдоль линий скоростного затвора с ирисовой диафрагмой. За ней находится сердце «светового насоса» — кристалл-поглотитель, удерживающий на своих внутренних гранях до 98 процентов света. При включении такого прибора свет в комнате довольно заметно меркнет. Прошу извинить мой неученый язык, рассказываю как могу, в самых общих чертах.

Синтетический хлорофилл — в любых количествах.

Самолетный винт, при помощи которого можно развить скорость выше звуковой.

Дешевый клей для снятия старой краски. После высыхания он снимается вместе с краской с любой поверхности, как чулок с ноги.

Постоянная реакция расщепления атомов урана с выделением изотопа U-238, который в двести раз активнее старого известного изотопа U-235.

Пожалуй, достаточно?

Сидя на своем маленьком острове, он обладал таким могуществом, которое могло бы сделать его властелином мира. Однако сам Киддер, по-видимому, даже не подозревал этого. Он просто не думал о подобных вещах. Пусть мир сам печется о мирских делах, лишь бы никто не мешал ему проводить свои опыты! Связаться с Киддером можно было только по единственному радиофону особой конструкции, установленному в подвале Бостонского банка. И пользоваться этим радиофоном мог только один человек. Сверхчувствительный передатчик отвечал лишь на колебания, присущие телу банкира Конэнта. Причем Киддер предупредил Конэнта, что тот может его вызывать не иначе, как в случае крайней необходимости. Все идеи и патенты Киддера, то есть все, что Конэнту удавалось из него вытянуть, банкир осуществлял под псевдонимами, которые кроме него, не знал никто. Но ученому до этого было мало дела.

В результате открытий Киддера начался поразительно быстрый прогресс, какого до сих пор не знала цивилизация. Его плоды пожинала вся страна, весь мир. Но самый богатый урожай пожинал банк. Он стал даже слишком предприимчивым. Он начал протягивать лапы к чужим пирогам. И чем больше вырастало таких щупалец, тем больше он пожирал чужих пирогов. Прошло совсем немного лет, и банк благодаря оружию, выкованному Киддером, стал почти таким же могущественным, как сам Киддер.