— А ты чё, коммунист? — спросил я Валеру, на что тот ответил грубым и нецензурным комментарием, смысл которого заключался в том, что он вовсе не коммунист, зато я — идиот.

— Советский Союз — единственная страна, где реальным приоритетом была справедливость, а не материальные стимулы. Справедливость — это то, что сейчас позарез нужно нашей стране,— строго сообщил мне Валера, и я решил промолчать, чтобы не разжигать в тесной машине масштабную идеологическую рознь.

Зато с нескрываемым сарказмом отозвался Палыч:

— Дорогие друзья! Как только обустроитесь в своей новой, самой справедливой и славной стране, непременно потом позовите меня. Только я хочу, чтобы в

этой стране, помимо абсолютной справедливости, еще и люди бы никогда-никогда не умирали!

— Где каждый был бы счастлив и свободен и имел бы не менее трех рабов! — не удержавшись, подхватил я..

— Мудаки вы оба… — вздохнул Васильев и закурил свой вонючий «Беломор». Впрочем, деликатно выдыхая едкий сизый дым в опущенное до отказа окно.

Смотреть там было не на что — шоссе давно уже стало пустым в обе стороны.

Проехав еще километров пятьдесят, Игорь вдруг резко сбросил скорость, свернул на обочину и встал там, пристально вглядываясь сквозь желтеющую листву куда-то далеко вперед, в смутную мешанину разноцветных домиков и машин, устроенную у подножия холма, на котором мы сейчас находились.

Валера поправил очки и тоже уставился туда, подслеповато щурясь и бормоча что-то невнятное.

Я, разумеется, тоже поглазел, но ничего интересного не увидел. Тогда я порылся в нашей амуниции и выудил из кучи пакетов и ящичков футляр с биноклем. Наблюдению сквозь лобовое стекло мешали искажения и дорожная пыль. Поэтому я вышел из машины и, уже стоя на дороге, увидел, как проводят досмотр проезжающих автомобилей армейские части — у развилки трех широких дорог замерли две бронемашины и штук пять военных грузовиков, в которые непрерывно что-то грузили суетливые, как муравьи, фигурки в камуфляже.

Вдоль обочины стояло не меньше десятка фур с распахнутыми дверцами. Рядом уныло бродили сгорбленные фигурки в штатском.

— Грабят, похоже,— сказал я, указывая ребятам биноклем на развилку.— Хотите посмотреть?

— Да я все и так вижу! — с неожиданной злобой ответил Палыч и поднял глаза к потолку машины, как будто обращаясь к небесам с немым призывом вмешаться и покарать.

— Надо посмотреть, как они на легковые машины

реагируют,— заметил Валера, тоже выбираясь наружу

размять ноги.— Может, их только фуры интересуют.

Палыч услышал это предложение и оглянулся посмотреть, не едет ли кто за нами. Увы, никто никуда не ехал…

— Через час начнет темнеть. Очень может быть, что до утра вообще никого не появится,— озабоченно заявил Игорь, тоже вышел из машины и с тоской посмотрел в лес. В лесу уже смеркалось, под ветвями лежали густые тени, и даже трава на обочине выглядела не зеленой, а серой, как глина. Впрочем, может, она на самом деле была тут серой.

— А давайте-ка я туда прогуляюсь, жалом повожу, что к чему,— предложил я, откладывая бинокль на тупорылый капот «форда».

Палыч с минуту оцениваюше на меня смотрел, а потом покачал головой:

— Идти должен Валерка. У него ксива действующая. Тебя могут сдуру прямо там отрихтовать так, что мало не покажется. Или вообще в расход пустят, как лишнего свидетеля.

— Слушай, у нас вроде пока не Гаити и даже не Сомали,— не поверил Валера.— Ладно, давай я схожу.

Он вытащил из-за пояса пистолет и положил его на капот рядом с биноклем.

— Если что, считайте меня коммунистом! — подмиг

нул мне Васильев и вразвалку пошел вниз по шоссе.

Мне показалось, что подножие холма совсем близко от нас, но это было обманчивое впечатление — Валера быстро разогнался и пошел достаточно быстрым шагом, но добрался до бронемашин лишь через полчаса.

Когда мне наскучило разглядывать его сутулую спину, я принялся осматривать в бинокль окрестности. Дома вокруг выглядели дорогими и обитаемыми — в окнах висели занавески, а во дворах некоторых коттеджей я с удивлением увидел типовой провинциальный антураж — бельевые веревки, действительно увешанные бельем.

Палыч сходил в салон за биноклем для себя, но, судя по негромким восклицаниям, изучал исключительно военную заставу на дороге.

Спустя полчаса, когда Валера дошел до первого«Урала» и направился дальше по осевой линии пустынного шоссе, я подумал, что он так и пройдет заставу, ни с кем не заговаривая, и что такая разведка мало чем нам поможет. Но уже возле следующего грузовика Валеру остановил человек в камуфляже, и они довольно долго,с минуту, беседовали. Потом человек в камуфляже ударил Валеру в лицо и еще добавил ногами, пока Валера валялся на асфальте.

Валера встал и начал отряхиваться, а потом вдруг побежал назад по шоссе. Ему наперерез выскочило еще несколько солдат, которые, судя по копошению вокруг, добавили «беглецу» несколько плюх.

Потом я увидел, как Валеру ведут со связанными его же курткой руками к одной из бронемашин справа от шоссе и пристегивают наручниками к скобам БТРа, оставив сидеть на земле.

Я опустил бинокль и посмотрел на Палыча. Он тоже опустил бинокль, но смотрел не на меня, а на лес по правую сторону дороги.

Я понял его мысль, но сама идея нападения на роту вооруженных солдат мне показалась самоубийственной.

— Нереально, Палыч. Надо узнавать, кому они подчиняются, и звонить начальству,— предложил я.

— Узнавать, кому они подчиняются? — с яростным сарказмом переспросил Палыч, снова поднимая к глазам бинокль.— Судя по тому, что они вытворяют, они подчиняются сомалийским пиратам. Будем звонить в Могадишо?..

Мы изучали обстановку еще минут десять, но ничего нового, кроме довольно быстрого наступления сумерек, не происходило — Валера по-прежнему сидел на земле возле бронемашины с вздернутыми руками, а солдаты вернулись к перегрузке отобранных товаров в

СБОИ грузовики. Я подумал, что через пару часов руки у Валеры затекут до полного онемения. Палыч кивнул на капот:

— Убери здесь все,— и вернулся в кабину, заводя

«форд».

Я собрал оба футляра от биноклей и пистолет, оставленный Валерой, после чего тоже вернулся в микроавтобус.

Палыч проехал несколько метров вперед и свернул вправо, аккуратно продвигая машину в лес через едва обозначенную в этом месте придорожную канаву. Машине удалось пройти метров десять, так что с дороги ее точно было уже не видно.

Тогда Игорь заглушил мотор.

— Чего расселся! Пошли!

Я вопросительно посмотрел на амуницию у себя за спиной, но Палыч с усмешкой покачал головой:

— Штурмом мы их не возьмем. Пошли, на месте по

смотрим-послушаем, что делать. А здесь сидеть точно

нет никакого смысла.

Игорь тщательно запер машину, и мы пошли по сосновому лесу, довольно удобному для пешей прогулки — там не было густого подлеска, характерного для березовых рощ или тем паче еловых зарослей. Я прикинул, что при сильном желании между этими соснами можно будет даже провести наш микроавтобус.

Палыч думал о том же — он критично оглядел нашу машину и местность вокруг, после чего заметил:

— Вполне реально будет потом заставу лесом обойти.

Но только утром. Ночью они нас увидят или услышат.

Мы пошли быстрее, потому что и мне, и Палычу не терпелось посмотреть, как там поживает Валера. Спустя минут двадцать мы добрались до подножия холма и, осторожно пригибаясь, подкрались к кустам возле обочины.

Бронемашина стояла на месте. Рядом крутился молоденький солдатик в аккуратно подогнанной форме, с шевроном Федеральной пограничной службы на рукаве. В одной руке солдат держал пластиковое ведерко с водой, а в другой — тряпку, которой он весьма тщательно отмывал скобу, к которой несколько минут назад был пристегнут Васильев.

А вот самого Валерки нигде не было…

Палыч озирался с неменьшим изумлением, чем я, но в конце концов был вынужден признать очевидное — Васильев пропал, и где его искать — совершенно неясно.