— Все-таки жарко в таком,— сказал Валера, с Tpyt/ дом нацепив на себя нечто толстое, твердое и черепахо-образное.— В Ханкале нам выдавали самые легкие, а мы все равно из них пластины вытаскивали.

— Зато тот, который на тебе, даже гранату от под-ствольника держит,— пробурчал с водительского места Палыч.

— А от бактериологического оружия у тебя ничего не предусмотрено?..— Я осторожно пнул Валеру кулаком в жилет, для пущей проверки защитных свойств конструкции.

— От бактериологического оружия вы у меня будете руки мыть, с мылом. Мыло лежит справа, в контейнере,— снова подал голос Палыч, обгоняя очередную фуру с сопровождением.

Я тоже примерил приглянувшийся жилет, тот, что выглядел полегче, но глубокое недоверие к этой форме защиты у меня осталось еще с армейских времен, и в конце концов, повертевшись пару минут, я повесил его на спинку соседнего кресла.

Прошлым летом на стрельбах в Гюльчитае недоумок Шамиль Гуссейнов из моей роты выстрелил в живот не меньшему недоумку — некоему Захару Полищуку, сержанту третьей роты. Полищук нацепил стандартный армейский броник, чтобы на спор проверить его защитную силу, но Шамиль стрелял из «калаша», причем с двадцати метров. Так что, когда мы сняли с Захара жилет и х/б, все тело мускулистого, но тупого сибиряка представляло собой один большой синяк: спереди — черно-фиолетовый, сзади — зеленовато-оранжевый.

Полищук умер через день в окружном армейском госпитале от несовместимой с жизнью контузии внутренних органов, и я на всю жизнь запомнил комментарий тамошнего хирурга:

— Запомните, придурки: от дурака и «калаша» за

щиты не бывает! — и я подумал, что это и впрямь похо

же на правду.

Спокойное продвижение вперед по ровному и достаточно свободному шоссе стало откровенно усыплять, и мы с Валерой принялись болтать на свободные темы, стараясь вовлекать в беседу и Палыча тоже, чтобы он невзначай не заснул.

— Недавно в судебном морге анекдот рассказали,—

вспомнил вдруг Валера.— Короче, детский сад на прогулке в лесу. Воспитательница: «Дети, если кушаем ягодки, то срываем по две. Одну ешьте, а вторую кладем в кармашек, для судмедэкспертизы».

Я не стал смеяться, потому что тут же начал думать о том, как сейчас выживают детские учреждения. Ведь бюджетная охрана школ и детских садов не была предусмотрена и в мирное время, а потом этой проблемой тем более никто не озадачивался. Значит ли это, что в стране уже не осталось детских учреждений, потому что мародерам все равно, что грабить?

— У меня дело было в Калининском районе — там коммерсанта реально ягодами отравили,— вспомнил вдруг Палыч.

— Лесными? —озаботился Васильев. Большой фанат всего дикорастущего, он интересовался лесной флорой как наиболее доступной для любительского изучения и потребления.

— Ну, вроде да,— неуверенно ответил Палыч.— Супруга, типа, лечилась у какого-то экстрасенса и долечилась до того, что экстрасенс ее ежедневно трахать повадился. Ну, а мужу, чтоб не отсвечивал, экстрасенс прописал лечебный отвар. Муженек и вылечился, навсегда. Полетела, что называется, душа в рай.

— Ну уж прямо в рай… — усомнился Валера.— Ком– ; мерсантам, по-моему, туда летать не положено. Их черти;, должны жарить. Тебя, к примеру, там точно подкоптят. J-

— Статья 282 Уголовного кодекса Российской Феде-, рации,— просветил Палыч.— Возбуждение ненависти' либо вражды, а равно унижение человеческого досто-, инства по признакам отношения к религии наказываются штрафом в размере от ста тысяч до трехсот тысяч рублей. Либо лишением свободы на срок до двух лет. Я остолбенел:

— Правда, что ли ?

— Ну да, а что тебя удивляет? Религия — мать порядка,— сказал Игорь, недоуменно поглядывая на меня в зеркало.

— Я тут как-то батюшку одного сажал, он по фальшивым документам сорок тонн меди вывозил в Эстонию,— начал рассказывать Васильев,— так меня прокуратура полгода по столу носом возила — этот фармазон написал, что я его религиозное достоинство унизил.

— А ты, конечно, не унижал? — усмехнулся я, припоминая методы допросов в «убойном» отделе.

— Да мы его пальцем не тронули! Он ведь, дурилка картонная, сам сразу раскололся,— объяснил Васильев.— Но физику нелинейных процессов в ядерных реакторах я ему за два допроса объяснил. У нас там с ним диспут случился, насчет технологии подогрева котлов в аду, и этот диспут попяра позорно проиграл. Вот и обиделся — прокуратуру, как инквизицию, на помощь призвал. Так что эту 282-ю статью я знаю…

— Да ладно врать-то, Валера! — укоризненно сказал Палыч и вдруг резко нажал на тормоза.

Я увидел справа на обочине сине-белую будку ГИБДД. Оттуда к нам бежал милиционер. Судя по пузу — не меньше капитана. Он почему-то пригибался и интенсивно сучил локтями от нетерпения.

— Если гаишник к вам бежит, а не идет, значит, ему не просто нужны деньги — они нужны ему срочно! —

Игорь достал из нагрудного кармана очередную зеленую купюру.

Впрочем, когда к первому, торопливому, гаишнику присоединились еще двое автоматчиков, Палыч презрительно хмыкнул.

Капитан встал у водительского окна, истерично тыча дулом автомата едва ли не в лицо Игорю, а двое его коллег, также с автоматами наизготовку, замерли на обочине.

— Документы на груз, быстро!! — заорал капитан так, что я сразу инстинктивно потянулся к своей помпухе, пригревшейся под левым плечом.

Палыч спокойно достал накладные и показал нервному гаишнику.

— Да мне по хрену, какие там у тебя бумаги! — не логично, но крайне истерично проорал в ответ гаишник и передернул затвор своего автомата.— Быстро выгружаем всё из машины!..

Я как-то сразу догадался, что нас банально грабят, и, посмотрев на Валеру, увидел, что он тоже это понял. Тогда я кивнул ему влево, а Валера, подмигнув, кивнул мне вправо.

После этого Васильев вытащил свой новенький нелегальный «Иж», одним движением продвинулся к переднему сиденью и со зловещим щелчком взвел курок, держа пистолет у самой головы гаишника.

— Мне тебя пристрелить — раз плюнуть! — сказал

он и тут же плюнул капитану прямо на погон.

Я приоткрыл боковую дверь и нацелил свою помпу на автоматчиков, картинно вставших на обочине с автоматами наперевес.

— Против помпухи «калаш» — говно! — громко сообщил я и пальнул в воздух.

Оба молоденьких сержанта тут же подняли руки, беззвучно шевеля губами. Наверное, молились во спасение…

— Быстро! Положили автоматы! На землю!! Или!Убью! На хрен!! — заорал я, выбираясь наружу. У меня в голове зашевелилось знакомое злобное чудище,и я встряхнул шевелюрой, успокаивая его, потому что не та была сейчас ситуация, чтобы серьезно волноваться.

Сержанты быстро положили автоматы на асфальт и стали тихонько отступать к своей будке, пригибаясь так низко, как будто в них уже палил целый батальон.

Я передернул помпу и выстрелил в воздух еще раз, после чего гаишники отважно развернулись ко мне спиной и рванули со всех ног.

Я метнулся к автоматам, одним движением цапнул их за ремни и успел заметить, как Палыч забирает у кали-тана его автомат прямо через боковое стекло.

Потом капитан с поднятыми руками медленно стал отступать к своей разлюбезной будке, а я вернулся в микроавтобус, швырнув добычу на задние сиденья.

— Поехали! — скомандовал Валера, оценив обстановку, и Палыч втопил акселератор до отказа.

Взвизгнув шинами, наш «форд» рванул по пустому шоссе, но этот быстрый отъезд был скорее жестом вежливости и примирения, чем действительно необходимым действием, — нас ведь никто не преследовал и тем более не стрелял вдогонку.

«Гадят они там сейчас, возле будки…» — подумалось мне.

Минут через десять Палыч сбросил скорость до безопасных ста километров в час и небрежно бросил через плечо:

— Эпизод отработан удовлетворительно. Молодцы!

— Служу Советскому Союзу! — серьезно отозвался Васильев, и я поразился искренности, прозвучавшей в его голосе. Похоже, и спустя четверть века после гибели огромной и загадочной в своих немыслимых противоречиях Державы у нее находились верные и преданные сторонники.