– Но я же не допытываю тебя?

– Потому что не имеешь права.

– Это почему ж?

– По кочану! Покрутишься с мое, узнаешь… Так чего там с женой?

– Не хочу об этом.

– Сохатым, что ли, сделала?

Сергей вдруг побелел, схватил Юру за отворот сорочки.

– Не смей! Слышишь, не смей! Это мое… только мое! Понял?

Юра отцепил его руки, мотнул головой.

– Псих, что ли? Спросить нельзя? Ну, братан, даешь. Лечиться нужно.

Они какое-то время помолчали. Затем Юра не выдержал, улыбнулся, хлопнул Сергея по плечу.

– Ладно, не обижайся. Замяли… – И через паузу: – Дочурку-то как зовут?

– Катюша.

– С ней осталась, что ли?

Кузьмичев поднял на него бешеные глаза, тот сразу отмахнулся:

– Все, все, кочумаю. Больше ни слова… – И через паузу, свойски: – Я тебе, братан, найду такую бабеху – закачаешься.

Юра погасил сигарету о железную дверь тамбура, тоже посмотрел в окно.

– Все, кажется, подкатываем. Подкатываем к городу, где не только весело, но и страшно до жути.

Они уже готовы были выйти из тамбура, как вдруг Юра развернулся, крепко прижал Сергея к холодному железу закрытой двери, дыхнул в лицо тяжело и жарко.

– Только запомни, братан, одно. Теперь ты от меня ни шагу. Будешь все время как на веревочке.

Кузьмичев попробовал оттолкнуть его, но тот не отпускал.

– На веревочке. Как бычок… А отлучишься в сторонку, получишь свинчатку по лобешнику.

Сергей все-таки оттолкнул его.

– Припадочный, что ли?

Юра ухмыльнулся, слегка юродствуя, приблизил лицо чуть ли не вплотную.

– А знаешь, кто я?

Сергей смотрел на него спокойно, с усмешкой.

– Ну и кто же?

– Мочильщик. А по-вашему, киллер. Надо убрать какую-нибудь падлу, зовут меня.

– Но на киллера есть антикиллер, – улыбнулся Кузьмичев.

– Соображаешь… – хохотнул, а потом погрозил пальцем Юра. – Неплохо соображаешь. Вот поэтому и будешь топать рядом со мной. То я тебя прикрою грудкой, то ты меня. Вдвоем все-таки веселее.

– Боишься, что как только выйдем на перрон, так тебя сразу и грохнут?

– Ну, сразу не сразу, а такое случиться может. Поэтому, Кузьма, будем помогать друг дружке. Как в том фильме, помнишь? «Скованные одной цепью», кажись? Мы ведь с тобой проверочку взаимную прошли, верно?

– Это еще не проверочка.

Юра одобрительно цокнул языком.

– Молоток. Нравишься ты мне, Кузьма. Это еще не проверочка, а самое ее начало. Но продолжение у нас должно быть самое веселое. И высокое. Фиг с два кто до нас подпрыгнет. Будем тянуться к этому, Кузьма?

– Попробуем.

– Дай пятачок.

Сергей протянул ему ладонь, и Юра сильно ударил по ней своей пятерней.

– Смотри, братан, не кинь. Мне сейчас подобная поддержка ой как нужна. Не подведи, иначе на дне самого топкого болота разыщу. Понял, братан?

– Как не понять? Понял.

– Ну и лады. Вперед?

– Вперед. – Они покинули тамбур и уже на подходе к самому купе Сергей неожиданно спросил: – А с Грязью, случайно, не знаком?

– Чего-о? – Юра даже остановился. – С Грязью? А ты откуда его знаешь?

– Не знаю, слышал.

– И от кого же?

– От мента, которого хотел завалить. Он как раз по телефону про Грязь с кем-то базарил.

– Ты про Грязь не говорил, я про него не слышал. А случаем, увидишь живьем, старайся отвести глаза, будто ослеп вовсе. Так будет лучше тебе же…

Состав стал тормозить, Юра шумно выдохнул, вышел в коридор, приготовился к выходу. Сергей задержался, быстро осмотрел купе, пробормотал:

– Ничего не забыли? – прошелся рукой по одной полке, второй, встал ногами на нижнюю, заглянул наверх, прощупал все углы, заметил там багажное отделение. И вдруг обнаружил обещанный паспорт.

– Ты чего? – заглянул в купе удивленный Юра.

– Да так, на всякий случай… – Кузьмичев хлопнул его по плечу и двинулся следом к выходу.

Москва. Безумная, суетная, непонятная, пугающая и соблазняющая.

Поезд прибыл на один из шумных московских вокзалов. В густой толпе прибывших мелькнули Юра и Кузьмичев и быстро, стараясь не задерживаться, растворились в общем вокзальном месиве.

– Куда? – спросил Сергей, на ходу, незаметно выбросив паспорт, подаренный Юрой после электрички.

– На донышко. Полежим, отойдем, погреемся. А там, глядишь, и солнышко в нашу сторону зыркнет… – Юра оглянулся. – Хвостик не ощущаешь?

– Вроде нет.

– Гражданин… – вдруг послышался сзади женский голос. – Вы обронили… паспорт обронили. Гражданин!

– Тебя, что ли? – шепотом спросил Юра.

– Понятия не имею.

– Гражданин!

Юра зло оглянулся, прорычал старушке, преследующей их:

– Сгинь, старая цапля!

Та отстала удивленно и обиженно, Юра и Кузьмичев покинули перрон, протолкались на шумную и головокружительную привокзальную площадь.

Юра шутливо и незаметно перекрестился.

– Ну и слава Богу. Кажется, страхи были почти напрасными. Может, даст Боженька, все и обойдется.

Анна с дочерью стояли на небольшом городском кладбище возле свежего захоронения с небольшим количеством венков, цветов.

Дочка смотрела на земляной холмик, на скромный деревянный крест с недоумением и страхом, молчала.

Повернула голову к плачущей матери.

Та вытерла глаза, положила свой букет из роз на могилу, перекрестилась и, взяв дочку за руку, медленно побрела к выходу.

Катюша оглядывалась и по-детски никак не могла понять, что же произошло и почему опять стала плакать мама.

Жилье, которое снимал Юра, представляло собой небольшую двухкомнатную квартиру с самым элементарным набором мебели, с обоями в цветочек, с потертым ковром. Единственное, что здесь было хорошего класса, – это телевизор и музыкальный центр.

Юра ждал гостей. Гремела музыка, в гостиной на столе расставлялись бутылки, фужеры.

Сергей на кухне резал хлеб, мыл фрукты, овощи.

И все это легко, весело, с предчувствием праздника.

– Кузьма! – крикнул Юра. – Не особенно старайся! Гагары придут, что не доделано, доделают.

– Твоя гагара со смаком?

– И со смаком и с гыком!

– А вторая? – спросил Кузьмичев, стараясь перекрыть музыку.

– Без понятия! Но не сомнейся, деваха будет фартовая!

От звонка в дверь оба вздрогнули, Сергей дернулся открывать.

– Спокойно, сам… – опередил Сергея Юра и заспешил в прихожую.

На всякий случай глянул в глазок, увидел знакомые силуэты, распахнул дверь. На него сразу навалилась высокая яркая блондинка.

– Юрок! – завопила она. – Я уж думала, забыл любимую.

– Как тебя, стерва, можно забыть? – Юра обнял ее, закружил по комнате. – Муська! Ты же как единственная звездочка в осеннем небе!

– Ой, как классно ты говоришь! Прямо вроде как поэт!

– Не вроде, а самый что ни на есть. Особенно в постели! Что ни вздох, то стишок! – Схватил вторую девушку, рыженькую и ладненькую, потащил к Кузьмичеву. – А вот это… как тебя?

– Мила.

– А это, Милка, твоя судьба. Судьбу кличут – Кузьма. Протяни лапу, Кузьма, и скажи Милочке «здравствуй».

Сергей послушно протянул девушке руку, представился.

– Здравствуй.

– Да он у тебя будто замороженный, – рассмеялась Муська. – А ну тут же поцелуйтесь! Тут же, немедленно, иначе я уйду и не вернусь.

– Вместе уйдем! – поддержал ее Юра. – И пусть они без нас косяки тут разводят.

– А ты ничего, – неожиданно возмутилась Мила и тут же поцеловала Сергея в щеку.

– Ва-у! – взвыли Юра и Муська и принялись сами целоваться.

Девчонки шустро потащили из кухни закуску, парни стали откупоривать воду и спиртные напитки.

Мила столкнулась с Кузьмичевым в узком коридорчике между кухней и гостиной. Обхватила, стала целовать.

– Ну, а я хоть чуточку тебе нравлюсь?

Он полушутя поцеловал в ответ.

– Даже больше чем чуточку.

– Смотри, Кузьма, – погрозила она пальчиком. – Ловлю на слове. Слово легкое, последствия тяжелые. – И убежала в гостиную.