Но уже через полчаса я вновь пылала негодованием и захлебывалась ненавистью. Да ведь он мной попользовался! Нагло, скабрезно и развратно. Снасильничал в свое удовольствие и ушел, бросил! Значит, не так уж много я для него и значу. Да еще велел – сиди здесь! А кто его знает, что там сейчас на улице творится? Мой телефон разрядился и не работает. Друзья меня наверняка потеряли и пребывают в беспокойстве. Да и живы ли они вообще? Оставляя меня здесь, Конрад не понимал главного: мой удел – отнюдь не любовь! Мое высшее предназначение – служить делу Господа и охранить мир от власти злобных стригоев. Хотя на этой стезе я пока особенно не преуспела. Но именно ради этого преждевременно скончалась моя мать, а отец принял на душу неискупимую тяжесть смертного греха. И как я могла теперь не оправдать их чаяния, предать идеалы и постулаты веры? Допустить воцарение власти Тьмы и гибель всего человечества. О, если плотская земная любовь идет в разрез с моими принципами, то я выжгу эту любовь из своего слабого сердца и предам ее вечному забвению…

Я сбросила рубашку Конрада и метнулась в ванную комнату. Встала под горячий душ, радостно принимая тугие струи воды, ударившие мне в спину и плечи – струи, очищающие тело и врачующие израненную душу. И как я посмела забыть – стригои начали войну, жестокую и кровавую битву за выживание своего рода. Но кто же выступит на стороне людей? Время ли сейчас для любви? Любовь – это грех неискупимый, это Ад и соблазн дьявольский. Гнать ее из сердца нужно, гнать… «Не верь Конраду, Селестина! Он обманщик, лицемер и насильник. Он – оборотень! Какое тебе дело до сумасбродного мужчины с гибкой психикой, более озабоченного личными переживаниями, чем волей Господа, понадеявшегося на него», – внушала я себе. Вода звонко стучала по кафельным плиткам, диктуя ритм и слова:

Я вышла из душевой кабинки и приблизила свое бледное, удрученное раскаянием и терзаниями нечистой совести лицо к зеркалу над белой фаянсовой раковиной. В стекле отразились взволнованно расширенные зрачки и решительно сжатый рот. Я приняла решение. Разве не ради этого я спасала Грааль и шла через ночной, окутанный вьюгой город к госпиталю Святой Анны, разве не ради этого обнажила клинок против графа Деверо? Господь поверил в меня, и я не имела права подвести его, оказаться слабой и трусливой!

– Боже, помоги! – тихонько шепнула я. – Укажи дальнейший путь, даруй подсказку.

Неожиданно на запотевшей поверхности зеркала возникла четкая линия, словно проведенная невидимым пальцем. Я ошеломленно замерла. А линии все прибавлялись и прибавлялись, складываясь в слова и буквы.

«Бог здесь!» – гласила чудесная надпись.

– Спасибо, Господи! – возликовала я, мысленно посмеиваясь: «Ну почему, по версии обывателей, если мы говорим с Богом – то это молитва, а если Бог с нами – шизофрения!»

Внезапно раздавшийся телефонный зуммер вывел меня из состояния религиозного экстаза. Это дребезжал мой сотовый, который я неведомо зачем притащила с собой в ванную комнату. На экранчике появился текст сообщения:

«Иди на кладбище. Поторопись. Доброжелатель».

Адрес отправителя не определялся.

«Кто бы это мог быть? – размышляла я, закрывая раскладушку. – Помнится, подобное сообщение мне присылал Гонтор де Пюи. Но ведь сейчас он мертв. Впрочем, чего я раздумываю? Прошлая эсмээска не причинила мне вреда! А мне сейчас практически неважно, с чего начинать. Своих-то идей у меня нет…»

Даже не задумываясь о том, что стану делать в столь мрачном месте, да еще с учетом надвигающейся ночи, я пулей вылетела из ванной. Собрала разбросанное по квартире оружие, нашла теплую водолазку Конрада, оказавшуюся мне чересчур длинной и широкой. Но, за неимением лучшего, я напялила на себя эту балахонистую одежку, натянула свои заботливо высушенные оборотнем брюки, обулась и застегнула порванную на рукаве куртку. В прихожей мне бросилась в глаза фотография задорно хохочущего вервольфа, снятого на фоне какой-то роскошной машины с хищно-обтекаемыми очертаниями корпуса.

«А ведь он велел сидеть здесь и не высовываться», – запоздало мелькнуло в голове.

– Ага, как же, жди! – язвительно фыркнула я, щелчком пальцев сбивая фотографию на пол. – Еще не хватало слушаться какого-то бобика блохастого! – я злорадно запнула фотографию под шкаф и вышла из квартиры, мстительно захлопнув дверь у себя за спиной.

Даже самые умные и проницательные женщины нередко под влиянием эмоций и обиды склонны совершать неоправданно глупые поступки. Сейчас мной руководило наиважнейшее чувство, затмевающее все и вся – желание отомстить своему легкомысленному обидчику. «Вот пойду да суну голову в пасть к стригоям, и пусть всем будет плохо!» – эгоистично ликовала я, прыгая через ступеньку вниз по лестнице. При этом под многозначительным словом «всем», подразумевался в первую очередь, конечно же, он – Конрад. О возможных плачевных последствиях своей лихой выходки я в тот момент как-то не задумывалась, изрядно подстегнутая так удачно подвернувшейся возможностью досадить любимому, а также открыто высказанной Божьей поддержкой, идеально совпавшей с моим порывом. Увлекшись, я начисто забыла первое правило экзорциста: на Бога надейся, а сам не плошай! Впрочем, большинство мужчин вообще отказывают женскому полу в наличии хотя бы малейших задатков умственных способностей. Но ведь если бы все женщины рождались на свет одинаково уравновешенными, педантичными и предсказуемыми то, наверное, это было бы так скучно!

В мире существует невообразимое множество омерзительнейших хищных тварей, весьма охочих до горячей человеческой крови. Список подобных существ можно продолжать бесконечно – начав с обычных волков и закончив пресловутыми стригоями. Но, пожалуй, самым главным и жестоким охотником за бренной плотью и бессмертной душой человека является сама жизнь. Именно она ненасытно и неразборчиво, ежедневно и еженощно без устали перемалывает груды испуганно трепещущего человеческого материала, поддерживая ровное пламя в бездонной топке бытия. И эта страшная безликая махина не знает передышки, не признает праздников, не соблюдает выходных. В дело идет все: вещественное – кости и мышцы, ногти и волосы, а вместе с ними и невещественное – поступки и помыслы, подвиги и преступления, песни и стихи. Жизнь не брезгует ни молодыми, ни старыми; не делает исключения для красивых или безобразных. Иногда размеренный аппетит Молоха разыгрывается, и в мир приходят эпидемии, войны и катаклизмы, до предела переполняя жерло чудовищной печи. Но, как и при работе любого механизма или организма, в процессе функционирования жизнь исторгает массу плохопереработанных отходов, нуждающихся в быстрой утилизации. И людям пришлось взять на себя скорбную обязанность добровольных уборщиков, предавая земле, воде или огню то, что не смогла переварить прожорливая машина жизни. Так возникли кладбища, существсующие повсюду, где живут и умирают люди.