Скорее почувствовав, чем увидев смутную тень, промелькнувшую на фоне тускло отблескивающего окна, рыцарь выглянул из-за стойки и выстрелил почти не целясь. Рев раненой твари ударил по ушам. Отчаявшаяся уйти незамеченной, стригойка обрушилась на него всем своим весом, повалила навзничь и схватила за плечи, стремясь добраться до горла. Конрад сильно ударился затылком но, едва не теряя сознание, успел вогнать кулак в широко раскрытый рот противницы. Клыки твари затрещали. Стригойка сдавленно застонала от боли и попыталась освободиться, выказывая при этом совсем не девичью мощь. Несколько минут они молча боролись в кромешной тьме, перекатываясь по скользкому кафелю, усыпанному осколками разбитой посуды. Выроненный при падении пистолет укатился куда-то далеко. У Конрада все плыло перед глазами, в голове шумело, на языке чувствовался медный привкус сукровицы. Неожиданно он ощутил что-то угловатое и массивное, врезавшееся ему в ребра. Это был серебряный крест, выскользнувший из разжавшихся пальцев мертвого брата Бонавентуры. Собрав последние силы, вервольф схватил подаренный ему раритет и вогнал один из его концов в грудь злобной твари, попав точно в сердце. Стригойка в последний раз щелкнула челюстями, захрипела и вытянулась…

Конрад пошатываясь поднялся на ноги и для подстраховки невежливо пнул распростертое на полу женское тело. Тварь даже не пошевелилась. Лицо ее посерело и странно съежилось, кожа пошла черными пятнами. Стригойка умерла.

– Тьфу, пакость какая! – брезгливо буркнул вервольф, отходя от твари. – Падаль, она и есть падаль!

Он собрал свои разбросанные вещи, отыскал закатившийся в угол пистолет, выдернул нож изо лба второй девицы, ставшей похожей на обуглившуюся головешку, обтер салфеткой серебряный крест и бережно повесил его себе на шею, спрятав под джемпер.

– Вот вам и вся наглядная разница между терминами «блондинка» и «светлая голова», – насмешливо изрек он, наступая каблуком на прядь белокурых волос. Локон тут же распался серым вонючим прахом. – Послали блондинок на войну, а они, дуры, и рады стараться, – философски ухмыльнулся вервольф. – А я ведь говорил: война – отнюдь не женское дело! Хотя какие же они женщины? На такую тварь даже у меня не вста…

Ночную тишину прорезал вой приближающихся полицейских сирен.

– Явились, и году не прошло! – иронично подметил рыцарь. Он неторопливо пошарил за прилавком и бесцеремонно выбрал початую бутылку отличного шотландского виски.

– Ну, за прекрасных дам и прочих мифических персонажей! – Майер отсалютовал бутылкой двум кучкам праха, оставшимся от стригоек, и сделал несколько больших глотков. А затем вышел из разгромленного магазинчика, по-хозяйски широко распахнув входную дверь.

Вечерняя Венеция встретила нас отнюдь не хлебом и солью, а штормовыми порывами пронизывающего ледяного ветра и плотной завесой дождя со снегом, летящего с хмурого грязно-серого неба, затянутого низко нависщими тучами. Я сердито подняла лицо вверх, и обрадованная столь пристальным вниманием стихия не пожадничала, умыв его обильной порцией воды и снега.

– Ну и сырость, дьявол бы ее побрал, – ворчливо констатировала Оливия, собирая мокрые косы в один увесистый пучок и скручивая их на затылке. – Так и закрякать недолго!

– Пингвины не крякают! – сипло поправил ее злой как черт Натаниэль, наглядно демонстрируя начальную стадию быстро развивающегося гайморита.

– Это я-то пингвин, что ли? – мгновенно взбесилась валькирия, хватаясь за пистолет. – Да ты сам вообще – дятел по гороскопу!

– Почему дятел? – удивился сопливый ангел.

– Да потому что покоя от тебя нет ни днем, ни ночью, – категорично заявила Оливия. – Долбишь и долбишь мне мозги без передыху! Чтобы ты поскорее совсем осип!

– Ы-ы-ы, – плаксиво пожаловался Нат, – ы-ы-ы… – тут он печально замолчал и уставился на меня горестно расширенными глазами.

– А я-то чем тебе помогу? – удивленно развела руками я. – Видимо, Лив от всего сердца пожелала, вот и сбылось!

– Ну, вы сейчас наговорите, – возмутилась Ариэлла, обнимая обиженного возлюбленного. – И никакое это не проклятие, а просто простуда. Ой, да у тебя и температура поднялась! – она приложила ладошку ко лбу приболевшего ангела. – Нату нужно срочно выпить жаропонижающее и лечь в теплую постель… – она смотрела на меня умоляюще.

– Ага, и грелку во весь рост! – злорадно буркнула Оливия, разжалобить которую оказалось не так-то просто. Значительно сложнее, чем меня.

– Значит, так, – после секундного раздумья скомандовала я. – Сейчас мы найдем какую-нибудь гостиницу и устроимся на ночлег. Заодно и Натаниэля подлечим.

– А монахи-госпитальеры? – вопросительно подняла бровь Оливия.

– Ну, – немного стушевалась я, – вы четверо останетесь в гостинице, а я отправлюсь на поиски госпиталя Святой Анны.

– Фиговая идея! – протестующе набычилась валькирия. – Совсем у тебя, худобина, с головой плохо. Да в такую отвратительную погоду добрый хозяин собаку на улицу не выгонит, а ты собралась в одиночку шастать по этому странному городу, больше смахивающему на одну сплошную лужу!

– Лив! – укоризненно протянула я. – Не утрируй, пожалуйста. Венеция прекрасна даже сейчас. Это все твое паршивое настроение виновато… – я взяла подругу за руку и увлекла в сторону. – Лив, – я заглянула в кристально-чистые и столь же холодные глаза валькирии. – Сама понимаешь, все, что творится вокруг, происходит совсем не просто так. Поход в госпиталь может оказаться чрезвычайно опасным предприятием. Ариэлла и Симон не бойцы, Нат болен. Я просто обязана укрыть их в безопасном месте, а не таскать по слякоти. И еще это, – я вынула из-за пазухи сверток с Граалем и почти насильно всунула его в ладони ангелицы. – Рисковать им мы вообще не имеем права. Мне не на кого больше положиться, кроме тебя. Вот возьми, – я отдала ей свою банковскую карточку. – На тебя сваливается огромная ответственность: устрой всех в гостиницу, накорми, вылечи, обеспечь теплой одеждой, охраняй. И главное – как зеницу ока береги священный Грааль. Я смогу совершить что-то важное, лишь будучи уверенной, что с вами все в порядке, а мои тылы надежно прикрыты. Выполнишь мою просьбу?

Валькирия недовольно засопела:

– Ты все так подробно и аргументированно разложила по полочкам, что у меня попросту не осталось выбора. Я все сделаю. Но обещай мне, что не станешь рисковать попусту?

Я кивнула.

– Чего вы там шушукаетесь? – нетерпеливо спросила озябшая Ариэлла. – Решили, куда двинем дальше, или мы так и будем мерзнуть на этой чертовой привокзальной площади?

– Решили, не стони! – хмуро буркнула Оливия. – Селестина организует нам отдых, а персонально вам, – она покосилась на совсем раскисшего Ната, – сопливый медовый месяц. Как я и ожидала, этот хвастун не боец, и грипп у него явно птичий…

– Я знала, что Селестина – добрая! – возликовала Ариэлла.

– Сердце-то у нее, может, и доброе, – с сомнением покачала головой валькирия, – но излишне мягкое, да и нервы слабоваты. Вечно ей мужиков жаль. А будь на то моя воля – я бы их всех поубивала, гадов…

Мне совсем не понравился агрессивно-феминистический настрой ангелицы, и я решила перевести беседу в более полезное русло.

– Симон! – позвала я Великого грешника, который удрученно топтался в неярком свете фонаря, засунув замерзшие руки в рукава своего легкого черного плаща. Он повернул ко мне печальное лицо с сильно покрасневшим от мороза носом. – По близости есть приличная гостиница?

– А как же! – мигом оживился де Монфор. – Сейчас мы находимся на вокзале Санта-Лючия. Буквально в квартале отсюда расположена великолепная гостиница «Звезда Венеции».

– Отлично! – я хлопнула его по плечу. – Отведи туда Оливию и Ариэллу с Натаниэлем…

– А ты? – расстроился Симон.

– А я пойду искать госпиталь Святой Анны.

– Одна?

– Не бойся, – ободряюще улыбнулась я. – Я уже большая девочка, да и в кармане у меня лежит отнюдь не пачка мятных леденцов.