— Вот как. Ты, кажется, забыла, что это я выхожу замуж за Эвана, а не ты — за его отца?
Глория не знала, что и думать. Вроде надо радоваться, что в ее ребенке, всегда таком податливом, вдруг обнаружился характер, однако что-то тут было не так, вот только что?
И еще ее смущало молчание Эвана Он кивал и хмыкал как будто с одобрением, пока Рейчел излагала их позицию, он не возражал против того, что она сжимала его пальцы сначала одной, а потом двумя руками, но почему он не открывал рта? Разве не мужчине пристало говорить в подобных случаях?
— Знаешь, Эван, — обратилась к нему Глория, — я боюсь, что твоему отцу эта идея совсем не понравится.
— Лично я, миссис Дрейк, на этот счет не стал бы волноваться, — успокоил он ее сонливым голосом. — Все образуется.
На протяжении многих месяцев в нем проглядывало что-то пугающе дьявольское, но сегодня по контрасту с оживленной, решительной Рейчел он выглядел вялым. Он выглядел как уставший молодой человек, готовый поднять лапки кверху, капитулировать перед жесткими требованиями девушки, стоящей за брак. Ладно, пусть так, почему нет, читалось в его потухших глазах.
Только после того, как она сделала эти умозаключения в отношении Эвана, Глория наконец поняла, что ее смущает во всем этом. Стоит ли девушке выходить замуж только ради секса?
— Подумать только, Чарльз, — спустя день или два говорила она ему по телефону, — мы позволяем им сделать то, что оба считали совершенно… совершенно неразумным.
— Я бы сказал, что «позволяем» — это не совсем то слово, — возразил Чарльз усталым голосом. — Они достаточно взрослые люди, чтобы поступать по-своему, разве не так?
И хотя она с ним согласилась, еще долго, положив трубку, она сидела на диване и тщетно пыталась собраться с мыслями.
Будь Фил дома, они бы вместе до чего-нибудь договорились. Он, хоть и подросток, порой так ясно выражался, что все как-то сразу становилось на свои места. Эх, был бы он дома — и не надо даже ни о чем говорить, пусть просто играет с котом, или разглядывает себя в зеркале, или нарочно злит ее своим ребячеством, глядя на которое кажется, что он никогда не повзрослеет.
Она скучала по нему. В его письмах из Ирвинговской школы, пространных и временами настолько забавных, что их хотелось прочесть вслух, между строк читалось, что он там несчастен. Наверное, он был недостаточно стойким для частной школы. Слишком чувствительный, слишком развито воображение — весь в нее.
Рейчел другая. При всей внешней мягкости, при том, что она могла плакать из-за мороженого, Рейчел тверже их всех стоит на ногах, это в ней от отца.
Мягкость и твердость — странная на первый взгляд комбинация, но Глория знала, насколько основательная. А еще она знала, что выйти замуж ради секса — это распространенная ошибка, которую девушки совершают, почитай, с незапамятных времен… только не она.
Прежде чем выйти замуж за Кёртиса Дрейка, Глория дожила до тридцати лет, за ее плечами остался не один роман, и она была всерьез озабочена своим будущим. И хотя она тогда отдавала себе отчет в том, что озабоченность не лучший повод для брака, все же, с сегодняшних позиций, это предпочтительнее неведения и девической доверчивости ее дочери.
А может, в этом деле говорить о каких-либо аргументах вообще бессмысленно? Может, мужчины и женщины сходятся так же случайно и бездумно, как спариваются птицы, животные и насекомые, и всякие «поводы» — это пустые разговоры и ненужный самообман? Вот вам одна точка зрения. Вторая же, предполагавшая остроту и цепкость воспоминаний, вызвать которые по большей части она была не в состоянии, сводилась к тому, что в свое время Кёртис Дрейк завоевал ее сердце.
— Ты говоришь прелестные вещи, — часто повторяла она, свято в это веря, хотя сейчас, даже напрягшись, не могла ничего такого припомнить.
Ей нравились его изящная голова и ее посадка, а также размах плеч. Ей нравился в минуты нежности его глубокий звучный голос, хотя в разгар ссор он становился скрипучим и подчас поднимался почти до женского визга: «Глория, ты хоть раз можешь быть разумной?»
После их развода она частенько говаривала, что не понимает, какая сила толкнула ее выйти за Кёртиса Дрейка, но наедине с собой она хорошо знала ответ на этот вопрос. Услышав ночью по радио старые песни, особенно одну, она с тоской вспоминала о нем.
Давай я притворюсь,
Что люблю тебя,
И ты притворись,
Что меня любишь…
Но сейчас, хочешь не хочешь, все это следовало выкинуть из головы и заняться приготовлениями к свадьбе.
Она всегда питала слабость к епископальной церкви — единственной аристократической вере в Америке, как всем известно, — и каково же было ее разочарование, когда пастор холодно сказал ей по телефону, что они не могут обвенчать молодых, так как для Эвана это второй брак. В последующие дни, пользуясь телефонным справочником как главным источником информации, она составила короткий список заслуживающих внимания пресвитерианских и методистских церквей в округе, но душа ее к ним не лежала. Ею овладели тоска и скука, когда проблему неожиданно и счастливо разрешил звонок Чарльза Шепарда.
В Колд-Спринг есть внеконфессиональная часовня, где можно рассчитывать на достойную церемонию бракосочетания, а после этого Шепарды устроят небольшой прием у себя дома. Как ей такой вариант?
— Замечательно, — ответила она. — Это просто чудесно, Чарльз.
В утро своей свадьбы Рейчел Дрейк чувствовала себя такой разбитой и взвинченной, что с трудом заставила себя собрать чемодан. Она все бы отдала за то, чтобы снова забраться в постель и поспать еще пару часиков, но об этом можно было только мечтать.
— Мама! — крикнула она в гостиную через открытую дверь. — У тебя есть расписание?
— Что?
— Расписание поездов. Не помню, он уходит с Пенсильвания-Стейшн в девять двадцать пять или в девять пятьдесят пять, а я еще…
— Дорогая, у тебя полно времени, — отозвалась Глория. — Нам надо быть на вокзале к одиннадцати, тогда мы успеем спокойно выпить по чашечке…
— Нет-нет, — нетерпеливо перебила ее дочь. — Я уезжаю более ранним поездом, с отцом, разве я тебе не говорила?
— Вот как? — сказала Глория после большой паузы. — Нет, ты мне не говорила.
И Рейчел испуганно прикусила губу. Мамины неуправляемые проявления эмоций нагоняли на нее страху, и в данном случае дело могло далеко зайти.
— Я была уверена, что сказала, — продолжила она. — Еще бог знает когда. Но это ведь не важно, правда? Мы же все будем на этом, как его, на бракосочетании и на приеме.
В дверях появилась ее мать с горько-иронической улыбкой трагической актрисы, в великолепном новом платье, на которое ушла почти треть ежемесячного денежного перевода от Кёртиса Дрейка.
Глория не привыкла сдерживать себя, особенно если несправедливость ситуации требовала эмоционального выброса. Случаев, когда она все-таки сумела взять себя в руки, было не много, а возвышенные чувства и гордость собой, которые она при этом всякий раз испытывала, быстро забывались.
— Да, конечно, Рейчел, — сказала она тихим голосом. — Делай, как считаешь нужным.
Сидя прямо, в состоянии боевой готовности в забравшем ее на станции такси, Глория старалась по возможности разглядеть городок, открывавшийся по обе стороны дороги. Хотя она не рассчитывала увидеть нечто особенное, зная, что местных жителей отличало презрение к роскоши в любом ее проявлении, но все же ее любопытство было вознаграждено несколькими мгновенными картинками. Непривычно чистенькая широкая сине-белая подъездная дорожка из гравия, увенчанная двумя изящными каменными столбами, скрылась за живой изгородью, не дав ей даже шанса взглянуть на дом, к коему дорожка вела; а еще она успела прочесть надпись «КОЛД-СПРИНГСКОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО», порадовавшую ее глаз.