– А ты хочешь меня, моя бесценная! – пробормотал Терлоу, когда его пальцы проникли в горячую, влажную глубину ее тела.
Кэтрин задрожала – не то от желания, не то от отвращения… Она и сама уже не могла себя понять. Терлоу же не сомневался в ее реакции. Однако он не мог долго наслаждаться этой приятной, но довольно рискованной игрой. К тому же его ждали дела.
– На сегодня довольно, – сказал он, опуская руки. – Отдыхай до вечера. Мои гости уезжают завтра, и я хочу, чтобы вечером ты приняла на себя роль хозяйки этого дома.
Он направился к двери, но на пороге обернулся, пожирая взглядом ее нагую красоту.
– Я хочу, чтобы сегодня вечером ты надела платье из изумрудного шелка.
– Из изумрудного шелка? – растерянно повторила Кэтрин.
– Ну да, то самое, которое ты надевала в Белтане, когда я в первый раз тебя увидел. – Терлоу улыбнулся своим воспоминаниям. – Я прикажу, чтобы Мод приготовила его.
– Но я…
– Надень, я настаиваю, – перебил он ее. – Этим ты доставишь мне огромное удовольствие. Твое изумительное тело хочет меня, и только твое упрямство мешает тебе это понять.
С этими словами Терлоу вышел из комнаты. Он явно был доволен всем произошедшим.
Ошеломленная Кэтрин продолжала стоять в ванне. Горькие слезы стыда и раскаяния текли у нее по щекам. Она чувствовала себя грязной от его сладострастных прикосновений. Жгучий стыд владел ее сердцем. Ее тело предало ее, оно отвечало на эти мерзкие ласки вспышкой желания. И теперь Кэтрин чувствовала себя вдвойне отвратительно. Она принялась яростно тереть себя мочалкой, словно хотела стереть следы его поцелуев. Затем, отмывшись, она вылезла из ванны, добежала до кровати и, горько рыдая, упала на подушки. Она оплакивала свою честь, свою гордость, свою любовь… ибо она не сомневалась, что после того, как она станет принадлежать Терлоу, Хью не простит ей предательства. Возможно, он не прогонит ее прочь, он достаточно благороден для этого. Но Кэтрин сомневалась: захочет ли он еще раз прикоснуться к ее телу, будет ли относиться с прежней нежностью и заботой?
Она проплакала весь день и успокоилась только тогда, когда благословенная ночь спустилась на землю и окутала ее темным плащом, скрывая от посторонних глаз грехи простых смертных.
Ближе к вечеру зашла Мод.
– Как вы, миледи? Терлоу не причинил вам вреда? – обеспокоенно спросила добрая женщина.
– Нет. Пострадала лишь моя гордость.
– Очень хорошо! – Мод заметно повеселела.
– Чему же вы радуетесь? – грустно удивилась Кэтрин.
– Ну, главное, что с вами все в порядке и с вашим ребеночком тоже. А от уязвленной гордости еще никто не умирал.
Нехитрая философия этой простой женщины оказалась бальзамом для израненной души Кэтрин.
Вечером, надев, как приказал Терлоу, зеленое шелковое платье, Кэтрин вышла из комнаты и направилась к лестнице. Ей невольно пришло на память, что это платье было одним из самых любимых у ее покойного мужа. Шон также часто просил надеть его. Неудивительно, что Терлоу его хорошо запомнил.
Но теперь по вполне понятным причинам платье было ей несколько узковато. Лиф слишком туго затягивал располневшую талию, и грудь почти полностью вылезала из глубокого выреза. Кэтрин не знала, что делать, она чувствовала себя совершенно голой. И тогда ей в голову пришло неожиданное решение. Она распустила сложный узел на затылке и тряхнула головой. Волосы золотым дождем окутали ее фигуру до талии. И тогда Кэтрин перебросила несколько густых прядей себе на грудь. По крайней мере, теперь она была защищена от излишне любопытных нескромных взглядов. Она уже дошла до середины лестницы, как услышала низкий чувственный мужской смех.
– Я пришел проводить вас вниз, миледи, – произнес Терлоу, поднимаясь по лестнице.
– Дверь не была заперта, – пробормотала Кэтрин в замешательстве.
Но Терлоу не обратил на ее слова никакого внимания. Поравнявшись с ней, он положил руки ей на грудь и отвел назад волосы, обнажая соблазнительно выступающие из декольте полушария.
– Ваши груди восхитительны, – сказал он, лаская их горячими ладонями. – Они созданы для того, чтобы все ими восхищались.
Кэтрин с досадой почувствовала, что заливается краской. Довольно улыбнувшись, Терлоу предложил ей руку. Вместе они спустились вниз и вошли в зал.
Там царило оживление. Зал был полон людьми – сегодня здесь собрались воины трех кланов. Пока Терлоу вел ее к стоящему на возвышении столу, Кэтрин чувствовала себя крайне неуютно, ощущая на себе мужские взгляды. Ей показалось, что ее, словно военный трофей, выставляют на всеобщее обозрение.
Терлоу усадил ее рядом с собой. По правую руку от него сел Кальваг О'Доннел. Почти тотчас же появился Сорли Макдоннел и опустился на свободный стул возле Кэтрин. Она почувствовала себя несколько более уверенно. А когда стали подавать еду и разливать вино, она и вовсе успокоилась, перестав быть центром внимания.
– Я поднимаю этот кубок в честь леди Кэтрин! – громко провозгласил Терлоу. Последовав его примеру, остальные вожди кланов также подняли в приветственном жесте свои кубки.
Кэтрин сидела молча, сжав под столом руки и опустив взгляд. Ей не хотелось принимать столь сомнительную честь. Но Терлоу повелительным жестом положил свою руку ей на плечо.
– Выпейте, – приказал он. – Это поможет вам успокоиться.
Кэтрин подняла глаза и, встретившись с ним взглядом, чуть вздрогнула. Она поняла, что он не потерпит никакого, даже малейшего непослушания с ее стороны. Молча кивнув, она подняла свой кубок и выпила все до капли. Тепло разлилось по ее жилам, напряжение действительно несколько ослабло. Кэтрин, вздохнув, чуть откинулась на высокую спинку кресла.
Довольный ее покорностью, Терлоу улыбнулся и собственническим жестом погладил ее обнаженное плечо. Затем наклонился и, едва не касаясь губами ее шеи, прошептал:
– Улыбнись и изобрази из себя приветливую хозяйку.
Смирив гордость, Кэтрин подчинилась. Она посмотрела сначала на Кальвага О'Доннела и с улыбкой произнесла:
– Добрый вечер вам, милорд. Надеюсь, вы нашли здесь все по вашему желанию.
– Добрый вам вечер, графиня. – Взгляд О'Доннела, скользнув по ее лицу, опустился на пышную грудь, с трудом сдерживаемую тесным корсажем. – Щедрость Данганнона… безгранична!
Намек был слишком прозрачен. Кэтрин вспыхнула, а Терлоу громко рассмеялся, увидев ее замешательство. С трудом сдерживая нарастающую ярость, Кэтрин повернулась к Макдоннелу и с трудом выдавила из себя улыбку.
Стараясь скрыть свое сочувствие за холодностью, Макдоннел ответил ей насмешливым циничным взглядом.
– Вижу, ты не терял времени даром, – сказал он, обращаясь к Терлоу. – Тебе удалось подчинить себе эту строптивую кошечку.
– Конечно! – усмехнулся Терлоу. – Ведь все, что ей было нужно, – так это настоящий мужчина, который способен поставить ее на место… или лучше сказать – положить.
Эта грубая шутка была встречена громким смехом. Терпение Кэтрин кончилось. Вся горя от унижения, она резко встала.
– Надеюсь, благородные лорды извинят меня? – сказала она, недвусмысленно выделив слово «благородные».
– Сядьте, – приказал Терлоу, и Кэтрин показалось, что он сейчас прожжет ее своим взглядом. – Сядьте и ешьте. Ведь вы не хотите выставить себя на посмешище.
– Я не желаю сидеть здесь, пока вы обсуждаете меня так, словно меня здесь нет. Или вы полагаете, что у меня нет никаких чувств? – Голос Кэтрин дрожал от гнева и слез.
– Извините нас, грубых воинов, – снисходительным тоном произнес Терлоу. – И ешьте спокойно. Вам нужно набраться сил.
– Прошу вас, сядьте, – поддержал его Макдоннел. – Я не хотел вас оскорбить.
Кэтрин колебалась несколько мгновений, но все же села. Все опять вернулись к еде. Вскоре мужчины вообще забыли о ее присутствии и принялись обсуждать планы. Они говорили о том, как расправятся с англичанами после того, как Терлоу уладит свои дела с Хью О'Нейлом. При упоминании имени мужа Кэтрин насторожилась, однако Терлоу, заметив это, подал знак своим собеседникам сменить тему.
