– А меня нет? – спросил Хью.
– О вас она не упоминала, – ответила Полли и пошла прочь.
– Между вами не все гладко, да? – заметил сэр Генри.
– Она считает, что я не должен воевать с Макгайрами, – ответил О'Нейл.
– Она боится за тебя, – догадался сэр Генри. – Ее мать тоже волнуется за меня.
– Кэти уверена, что меня ждет судьба Шона, – сердито бросил Хью.
– Это понятно, – задумчиво произнес сэр Генри. – Не забывай, что Кэтрин всегда оставалась наедине со своими тревогами. До сих пор она вела жизнь затворницы.
– Но она уже не ребенок, – раздраженно заметил Хью, – и должна понимать, что для мужчины долг превыше всего.
– Да, – согласился сэр Генри. – Но женщины – существа слабые от природы. Я знаю Кэтрин с детства и, возможно, поэтому более к ней снисходителен.
– А какой она была в детстве? – неожиданно полюбопытствовал Хью.
Сэр Генри задумался на мгновение, глаза его затуманились, он улыбнулся своим воспоминаниям.
– У нее были огромные зеленые глаза, слишком, пожалуй, большие для ее маленького личика, копна медных волос, пламенеющих, словно закат, и тоненькие цыплячьи ручки и ножки…
Хью весело расхохотался.
– С тех пор она поправилась, и это явно пошло ей на пользу, – заявил он.
– О да, – улыбнулся сэр Генри. – Я тоже это заметил.
– Она всегда была упряма? – спросил Хью, не в силах сдержать любопытство.
– Все три девочки Деверо были упрямыми, очаровательными сорванцами, – возвращаясь к своим воспоминаниям, ответил старик. – Когда твой дядя впервые пожелал увидеть Кэтрин, она предстала перед ним в облике мальчишки-конюха.
Представив себе Шона, знатока женщин, известного своими любовными похождениями, которому предстояло жениться на мальчишке-конюхе, Хью затрясся от безудержного хохота. Он многое бы отдал за то, чтобы увидеть выражение лица дядюшки в тот миг, когда перед ним впервые предстала его суженая.
Поздно вечером, надеясь, что Кэтрин, быть может, еще не спит, Хью вошел в спальню жены. Но женщина спала, и Хью остановился возле кровати, не смея потревожить Кэтрин. Он смотрел на уснувшую жену, на ее покрасневшие от слез веки и испытывал мучительные угрызения совести.
Хью любил Кэтрин и теперь, зная, что причинил ей боль, сам страдал. В нерешительности топчась у кровати, он думал о том, что делать: раздеться и, как обычно, лечь рядом с ней или уйти, а завтра утром заставить ее извиниться?
С поникшей головой, согнувшись под тяжким грузом одиночества и болезненного раскаяния, Хью еще несколько минут смотрел на спящую жену, а потом повернулся и ушел в свою спальню.
Проснувшись утром, Кэтрин обнаружила, что спала одна. Уверенная в том, что Хью все еще злится на нее и поэтому отказался делить с ней ложе, Кейт решила воспользоваться случаем, который позволит ей подавить в себе любовь к мужу. Так ей будет легче смириться с утратой, если Патрик после битвы привезет домой мертвого Хью.
Вечером за ужином Кэтрин, как всегда, сидела между отчимом и мужем, не принимая участия в беседе, но внимательно прислушиваясь к разговору мужчин.
А они, конечно же, говорили о предстоящем сражении. Зная, что после ужина они на много часов запрутся в кабинете Хью, чтобы еще раз обсудить планы кампании, Кэтрин извинилась и отправилась в свою комнату.
Приняв ванну, она отпустила Полли, набросила на плечи шелковый халат и опустилась в кресло у камина. Закрыв глаза, Кэтрин попыталась забыться, выбросить из головы все тревожные мысли, и ей уже почти удалось это, как ощущение чьего-то присутствия заставило ее открыть глаза.
Она не ошиблась: перед ней стоял Хью. Он с нежностью смотрел на нее, и сердце Кэтрин учащенно забилось.
– Да? – сдержав сердечный порыв, холодно спросила она.
– Нам нужно поговорить, – отозвался Хью и, к великому удивлению Кэтрин, встал перед женой на колени, взял ее руки в свои и поднял на нее полный страдания взгляд карих глаз. – Прости меня, дорогая, за то, что я ударил тебя. Клянусь, никогда больше я не подниму на тебя руки.
Кэтрин кивком ответила на его извинения и опустила глаза на свои руки, покоившиеся в его сильных больших ладонях. Он терпеливо ждал, когда она заговорит, но Кейт молчала. Ей страстно хотелось очутиться в его объятиях, прижаться к его груди, обнять его и никогда не отпускать, но она только что поклялась себе, что выбросит из сердца любовь к нему, поэтому его слова не могли разрушить той картины, которую Кэтрин создала для себя в своем воображении. Глазами души она видела, как Патрик на взмыленном коне везет безжизненное тело Хью, а она… Она должна будет пережить и это. Ради детей.
Сделав над собой усилие, Кэтрин посмотрела на мужа. Он все еще надеялся на ее прощение.
– Ты хочешь сказать мне что-то еще? – ледяным тоном осведомилась она, в то время как сердце ее разрывалось на части от горя.
– Нет, – резко бросил Хью, встал и направился в свою спальню. Он так и не заметил горячих слез, которые заструились по щекам его жены.
В течение всей последующей недели их отношения не изменились. По ночам, ворочаясь без сна на широком ложе, Кэтрин ждала, что Хью, быть может, откроет дверь ее спальни, и тогда она… Она так и не придумала, что скажет ему тогда. Но это было неважно. Двери ее спальни так и остались закрытыми: Хью не пришел.
А спустя несколько дней она сама вошла в комнату мужа, села у окна и стала смотреть во двор, где сновали воины и, суетясь, бегали слуги. Мужчины готовились к походу. Среди вооруженных людей Кэтрин тщетно пыталась найти мужа. Она уже давно следила из окна за приготовлениями к походу и с трудом подавляла страстное желание спуститься вниз и попрощаться с Хью. И все же усилием воли ей удалось подавить этот порыв.
Вдруг сильные руки легли ей на плечи, и Кэтрин живо обернулась: перед ней стоял Хью.
– Я уезжаю, – сказал он.
– Да, – кивнула Кэтрин, заставляя себя не смотреть в его грустные глаза.
Хью целомудренно поцеловал жену в лоб, отступил на шаг, чтобы лучше видеть ее милое лицо, ставшее для него таким родным, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вдруг передумал, повернулся и молча пошел прочь.
Когда дверь за ним закрылась, Кэтрин опустила голову и уставилась на свои дрожащие руки.
Боже правый! Неужели она позволит Хью отправиться навстречу смерти, так и не сказав ему о своей любви?!
– Хью! – вскричала женщина и выбежала в коридор. Она неслась вниз по лестнице, и ее звонкий крик заполнил все уголки огромного дома, вырвался во двор и заставил смолкнуть воинов и слуг.
Увидев жену, Хью спрыгнул с коня. Вся в слезах, Кэтрин бросилась к нему в объятия. На глазах у своих воинов Хью О'Нейл крепко прижал жену к груди.
– Умоляю, вернись живым, – со стоном прошептала Кэтрин.
– Обещаю, – поклялся он, приподнял ей голову и заглянул в полные слез изумрудные глаза. Склонившись над Кэтрин, он страстно поцеловал ее в губы, вложив в этот поцелуй всю свою любовь. Ни на кого не обращая внимания, они, обнявшись, застыли посреди двора. Хью целовал и целовал Кэтрин, позабыв обо всем на свете.
– Похоже, мы никогда не вернемся, поскольку никогда не уедем отсюда, – словно гром, прозвучал в тишине веселый голос Патрика. Воины О'Нейла громко расхохотались.
Хью неохотно оторвался от жены. Напоследок он поднес к губам руки Кэтрин и медленно поцеловал холодные пальцы. Они смотрели в глаза друг друга, словно хотели навсегда запомнить дорогое сердцу лицо, пока новое замечание Патрика не разрушило их уединения.
– А если когда и уедем, то состаримся прежде, чем попадем на поле брани, – съязвил О'Доннел.
Воины дружным хохотом ответили на его шутку. Хью в последний раз быстро поцеловал Кэтрин и взлетел в седло, ворча под нос:
– Черт бы тебя побрал, Патрик О'Доннел. – И, пришпорив коня, пронесся по двору.
Поднеся руку к припухшим от поцелуев и слез губам, Кэтрин долго еще стояла во дворе, провожая взглядом войско О'Нейла.
После отъезда Хью время для Кэтрин, несмотря на многочисленные занятия по хозяйству, тянулось бесконечно. Большую часть дня она посвящала дочерям, кроме того, решила помочь Полли готовиться к свадьбе. Не обращая внимания на возражения девушки, Кэтрин заказала у мадам Бюжоль подвенечное платье – это был ее свадебный подарок невесте.