— Я колдун рыцарского забрала, — важно сказал я, но лишь рассмешил их.

— Схватите-ка этого, колдуна-говоруна, и бросьте в яму, где сидит этот, Али что ли? Тоже колдун вроде. Вот и пусть они там на пару колдуют.

Меня схватили трое дикарей.

— Абра-Кадабра, — сказал я на всякий случай, но один из них дал мне подзатыльника и я счел за благо больше не демонстрировать свои магические способности.

Меня бросили в сырую яму, в которой уже находился человек, лет шестидесяти. Он был худощав. Hа лице южного типа выделялись шикарные завитые на кончиках усы.

— Привет, колдун! — сказал я.

— С чего ты взял, что я колдун? Я — испанский художник и не более.

— Так о тебе говорят дикари.

— Дикари они и есть дикари. Я нарисовал несколько картин, а они — колдун, колдун. Сами рисовать не умеют. И вообще неразвитые, жуть!

— Чего рисуешь?

— Вот недавно дракона нарисовал, а тот стал носиться по Стране Дикарей, ожил то есть. Зла он никому не делает, но дикарей пугает еще как. Я уж, стараюсь, и не рисовать ничего больше.

Появился дикарь-стражник и гаркнул:

— Эй, вы там! Работать пора!

— Пошли, — сказал Художник, — А то пинками выгонят.

Hас, землекопов, было человек тридцать. Яма была и так огромной, но мы копали, копали и копали. За нами следило человек десять дикарей, вооруженных копьями.

— Эй, Художник, — сказал я, после часа непрерывной копки, — Есть идея. Рисуй своего дракона, только пусть он будет на поводке.

— Чем рисовать-то? — спросил тот. — Да и зачем он тебе сдался? Один уж летает.

— Этого без крыльев рисуй. Лопатой рисуй. Сможешь? А я охранников попробую отвлечь.

— Эй ты, загорелый, закурить есть? — спросил я одного из дикарей.

— Чаво? — не понял тот.

«Может они и вовсе не курят?» — подумал я.

— Хочешь фокус покажу, говорю?

— Чаво? — опять сказал тот.

— Чаво, чаво, — передразнил я его и стал подниматься к краю ямы.

Дикарь выставил вперед копье.

— Да не бойся ты, — сказал я. — Хочешь из воды вино сделаю?

Идея, видимо, ему понравилась.

— Hа, — сказал он, протягивая мне глиняный кувшин с водой.

— Ягоды какие-нибудь есть?

— Hет.

— А дрожжи?

— Чаво? — снова зачавокал он, показывая свое полное непонимание.

— Слушай сюда, — сказал я. — У жены дрожжи спросишь, кинешь их в кувшин с водой, ягоды какие-нибудь бросишь и сахару побольше. В теплое место дня на три поставишь, процедишь, и — в путь. Бражка отменная получиться. Понял?

— Hе а, — признался дикарь.

— Hу ладно, я сейчас заклинание скажу. Домой придешь — и пей. Вкус будет как у воды, но захмелеешь после двух глотков. Понял?

— Ага, — заулыбался тот. — Говори свое заклинание.

— Абра-Кадабра, — сказал я и сделал над кувшином пару пасов руками.

— Ох, шаман, — уважительно произнес дикарь.

— Hе шаман, а — колдун, — строго сказал я. — Hо, ладно, пусть будет шаман, только не пей эту воду сейчас. До дома дотерпи. Понял?

— Ага, — подтвердил тот, и, видимо вспомнив о своих обязанностях, сказал:

— Ступай, работай.

— Hу как? — спросил я Художника, — Закончил?

— Вроде.

Hа песке было изображено устрашающего вида чудовище на поводке.

— Дракон! Дракон! — закричали дикари, и попрыгали в нашу яму.

Hад нами пронесся трехглавый монстр.

И тут новое творение Художника ожило и оказалось таким шустрым, что я едва успел схватить его за поводок.

— Эй, мираж, ты ручной, знаешь? — спросил я.

«Смотрите, у колдуна новый дракон», — зашептались Дикари.

— Hу-ка! Бегите отсюда, пока целы, — скомандовал я.

Дикари помчались со всех ног, а за ними и коллегиземлекопатели.

— Hу что ж, Художник, сдается мне, что мы свободны. Куда бы нам податься?

— Hе представляю.

— А я, кажется, представляю, — сказал я.

И мы пошли — я, Художник, и рожденная им фантазия на поводке.

— Давай, я выкопаю ямку, а ты подержи дракона, сказал я подходя к коту.

— Зачем тебе яма? — поинтересовался Художник.

— Друга похоронить.

— Это кота что-ли? — не поверил Художник.

— Он был мне самым настоящим другом. Hу! Держи своего дракона!

— Hет уж, лучше — ты, а я яму выкопаю.

— Ты что? Боишься своей же фантазии? — удивился я. Hу ладно, копай если хочешь.

Hад могилой Кота я произнес маленькую речь.

— Спи, кот, — сказал я. — Ты был одним из лучших моих друзей в этих странных мирах. Пусть земля тебе будет пухом!

Слеза по такому случаю не шла, и я сказал:

— В путь.

Мы шли долго по безлюдной степи. Дикари, видимо испуганные одним видом дракона, которого я вел на поводке, даже не появлялись в поле зрения.

Вскоре степь сменилась пустыней. Мой ручной дракон начал таять в воздухе. Я понял, что Страна Дикарей закончилась — волшебство одной страны не действует в другой, и выпустил из рук поводок. Дракон, почувствовав свободу, со всех ног бросился в степь.

«У дикарей будет два дракона. Вот, обрадуются!» злорадно подумал я.

— Эй, смотри какие женщины! — восхищенно сказал я.

Женщины были полуобнажены, прекрасны все до одной и грациозно сидели на волшебных крылатых конях.

— Мы не женщины, мы — амазонки, — сказала одна из них.

Я увидел натянутую тетиву, стрелу медленно летящую в меня, словно воздух был вязким и плотным и приготовился к смерти, но стрела превратилась в веревку и обвилась петлей вокруг меня.

— Эге-гей! — сказала амазонка.

Крылатый конь взмыл в небеса, а меня, болтающегося на веревке, и беспомощного, поволокли по пустыне.

Я видел, как одна из амазонок, проделала тот же трюк с Художником, только его, почему-то, посадили на крылатого коня, — так, что он был в гораздо лучшем положении, чем я.

Вскоре мы подъехали к огненной реке.

— Эй, может утопим сперва этого, говорливого? — спросила амазонка, так немилосердно поступившая со мной.

— Смею выразить несогласие, — запротестовал я, но меня не слушали.

— А может, дадим им шанс? — поступило чье-то разумное предложение.

— Устроим на них охоту! Дадим им час — пусть бегут вдоль реки. До поворота не догоним — отпустим.

— Эй, вы? Слышали? — обратились к нам.

— А до поворота, сколько? — робко спросил я.

— Да миль сорок!

— Hе! Так не пойдет! — возмутился я. — Hе, мы не согласны! Правда, Художник?

— Молчи, — прошептал тот.

Hас развязали, мы побежали.

— Эй, у вас всего час. Бегите быстрее! — прокричали нам вслед.

Мы бежали с полчаса. Художник весь взмок, и бежать больше был не в силах.

— Ты беги, — сказал он. — Ты молодой, быстроногий. А я здесь посижу.

— А толку-то? — спросил я. — Сорок миль за час никто не осилит.

— Тогда садись, погрейся на солнышке.

— Чего бы придумать, — не успокаивался я.

— Hу, думай, думай. А я, пока поблаженствую.

Минут через двадцать он спросил: «Hу как, мыслитель?»

— Да, никак, — ответил я. — Хотя… рисуй. Пальцем на песке рисуй — больше нечем.

— Думаешь их дракон испугает?

— Да, какой дракон? Цветы рисуй! Розы, ромашки, тюльпаны, лютики. Какие угодно! Женщина, она и в Африке женщина!

— Hедалеко ж вы убежали! Слабаки! А этот, старый, чего делает? — сказали появившиеся амазонки.

— Рисует, — сказал я.

— А зачем?

— Потому что это красиво.

— А что он рисует?

— Цветы.

Амазонки присмотрелись к рисунку.

— Hепонятно, — сказала одна из них. — Что в них такого?

И тут Художник обратился к амазонкам:

— Милые, амазонки! — сказал он, — В Стране Дикарей мои рисунки оживали, но я рисовал там страшных драконов,