Литмир - Электронная Библиотека
A
A

По дороге Патрик отмечал: расшевеливаются абидонцы помаленьку… меньше угрюмых лиц, меньше заспанных…

- Вот вы на толпу смотрите, а я вижу вас четверых - и спасибо, мне и довольно,- сиял Пенапью, смущенно объясняясь в любви спутникам.

- А куда мы едем все-таки?

- Неизвестно. Удилак одно твердит: веселиться!

Где-то стравили двух петухов, сделали ставки - и вот взлетели над побоищем пух и перья! Всеобщий энтузиазм очень был выгоден ловкачам-карманникам: тренированные их пальцы освобождали некоторых болельщиков петушиного боя от их родимой собственности, от кошельков. А песня накручивала путаницу все гуще:

Подковой молот он ковал,

Огнем горнило раздувал

И, выпачкавшись в бане,

Купался в грязном жбане!

Он на ночь хлев пускал в коров,

Срывал деревья с груши,

В деревню лес возил из дров,

На лодке плыл по суше…

( Стихи немецких вагантов XI-XII веков в переводах Льва Гинзбурга )

Возле таверны кто-то привязывал куклу Поэта к стайке воздушных шаров, рвущихся в небо.

- Как, вы совсем его отпустите?

- Зачем? На веревочке…

- Смотря, что за веревочка. Если длинная - почти свобода, считай! - сказано было под общий хохот.

Марселле дали бубен, и она вышла в круг для сольного танца. Кто знал за ней смелость такую и такие способности? Некий художник стал тут же набрасывать ее портрет. Ревниво следил за его углем принц Пенапью.

36.

Дубовый зал. По пустынной части его бродила принцесса Альбина. Ей, как и всем начинающим думать, легче делать это вслух:

- Столько лет в меня был влюблен не кто-нибудь - принц… А мне внушали, что он убогий… и что приблудный какой-то, на птичьих правах… И как влюблен-то был! Надарил столько стихов… ими весь дворец можно обклеить, изнутри и снаружи! А я разве ценила?

Она подошла к Оттилии и стала загибать перед ее носом пальцы:

- Принц настоящий - раз! Говорит не хуже нас с вами, лучше даже - это два! Как поэта его и в Пенагонии уже знают - это три! В фехтовальном зале я его видела… это загляденье было - четыре! Так за что же вы отняли его у меня?… Отняли нас друг у друга?!

- Замуж за Патрика собралась? За своего двоюродного братца? - фыркнула Оттилия.

- А что такое? Подумаешь! Принцесса Мухляндская вышла за своего кузена - и, вроде, не жалуется, и родила двойню!

- Тут нечего обсуждать, - вмешался Канцлер. - Ему и его песенкам - место на каторге, на Острове Берцовой Кости…

- Да вас уже никто не боится - вы еще не поняли? Подавитесь этой вашей костью… - швырнула ему Альбина свое презрение и направилась к двери. - Мадонна, миленькая… неужто он разлюбил и ничего уже не исправить? Сейчас-то он где? С кем?

В голосе Канцлера послышалось могильное что-то:

- Говорить с бывшим немым тебе не следует, девочка.

- Да? А кто, интересно, удержит меня? Когда весь гарнизон ваш - тю-тю! Вы сами, что ли? Отец, пусть он не подходит ко мне… со своими соплями!

Канцлер был печален. Он вынул серебряный пистолетик игрушечного вида и попросил кротко:

- Отойди от двери, Альбина. Пожалуйста.

- Э, свояк, убери игрушку! - крикнул Крадус, но как-то сипло. - Я еще тут пока…

- Удержите ее сами. Нам с вами одинаково нужно, чтобы она не наделала глупостей, их сверхдостаточно было…

Крадус приблизил к нему свое обрюзгшее за последний час лицо:

- Мне уже ничего не нужно… Я устал, брат… - он снял корону и протянул свояку. - На, бери! Мне лучше, чтоб голова дышала… а ты лысеешь… Из-за этого украшения потерять семейство? А у твоей Тильки глаза так и горят…

(Оттилия и в самом деле не расставалась с короной сестры.)

- Так что забирайте! Я не в цезари, я - знаешь, куда хочу? В ночное… Ты ведь не был никогда, а? Оно и видно. Хочу в ночное, Альбиночка! Чтоб костерок был, и звездочки в небе, и простор… И чтоб рядом - кони: матки, жеребцы, стригунки… Вот и все мои желания, свояк… веришь? Ты уж поверь: я и хотел бы, может, соврать, да не получается!

Канцлер чихнул. Альбина, пользуясь моментом, когда враг не держал ее на мушке, выскользнула за дверь.

37.

Нужно ли говорить, что куклы в руках у Марты по-настоящему ожили - на потеху одним, на устрашение другим? Кое-кто даже покинул таверну, чтобы не стать соучастником столь опасного дела…

Желтоплюш тронул за рукав Патрика:

- Мне только что сказал наш пенагонский друг, чей вы сын…

- Он и мне это сказал, - отвечал Патрик задумчиво. - оттого и веселье не очень-то мне дается… Выходит, я - принц? И что с этим делать?

- А принцам необязательно ходить в черном и чахнуть от тоски! Мы с вами дружили в детстве, Ваше Высочество! Вы вечно крутились около отца моего - Жан-Жака-Веснушки…

Патрик всматривался в него:

- Я вспомнил. Думаете, сию минуту? А вот и нет - раньше! Когда мы с Марселлой, - он накрыл ее руку своей, - ваш кукольный театр прятали…

А снаружи продолжали старательно горланить песню о путанице:

Мужик, закончив зимний сев,

На шляпу голову надев,

Поплелся на пирушку.

В кругу заплаканных кутил

Он, трубку спрятав, закурил

И в пиво налил кружку!

Трактирщика оттеснили от его собственной стойки зрители кукольного театра - Марта развернула его именно там. Трактирщик тянулся разглядеть что-нибудь за их спинами, когда к нему прицепился Пенапью:

- Сударь, ну признайтесь: стыдно вам за давешнее? За тот завтрак, каким вы нас угощали?

- Не докучайте, господин хороший, некогда мне! Вы - народ пришлый… вас забрали и выпустили. А нам тут жить!

- Вы как-то странно выразились: будто жизнь - это тюрьма! И если ты не узник, то стражник…

- Да, да! - гаркнул хозяин таверны. - Это не мною заведено!

- Патрик! - страдальчески воскликнул Пенапью. - Патрик, послушайте, что говорит этот человек. Если он прав… я не знаю… тогда жить - никакого удовольствия, надо все переделывать!

А упорная песенка завершалась так:

Эх, не пришлось попировать:

Подвыпивший бродяга

По кулаку зубами - хвать!

И помер наш бедняга.

Ему могилу принесли,

Он встал живой из-под земли,

Отпел отца святого

И в пляс пустился снова!

( Стихи немецких вагантов XI-XII веков в переводах Льва Гинзбурга )

38.

Дубовый зал. Задохнувшись, вошла сюда Альбина:

- Они вернулись! Вернулись… только, наверно, они сверху войдут…

Патрик и четверо друзей его действительно появились на галерее. И сразу - к столику с голубой розой. Марселла убедилась, что ее "крестница" в порядке, и они с Патриком понимающе улыбнулись друг другу.

- Патрик! - крикнула Альбина. - Ты только учти: у этого типа есть оружие!

- Не смешите людей, принцесса, - и видом, и тоном Канцлер показал, что неразумно принимать ее слова всерьез. - Пугач у меня, игрушка… И кто собирается палить, в кого и зачем? Тем более что наш Патрик одет сегодня в броню фантастического везения: ему возвращен голос!

- И не только! - напомнила Альбина. - Еще и титул!

- Тем более. Голос - это, допустим, по воле Провидения, оно свои поступки не объясняет. Но есть и еще загадка: одновременно на всех присутствующих напала безудержная, неуправляемая, болтливая откровенность! С языков слетали вещи, опечатанные сургучами строжайшей тайны на протяжении шестнадцати лет! Ваше мнение, милый Патрик: где тут зарыта собака? Знаю, знаю: вы желали бы отделаться от меня, чтобы отпраздновать ваши удачи плюс незаконное освобождение этих актеров…

- Незаконное?!- не выдержал принц Пенапью. - Да что ж у вас за законы такие?

19
{"b":"107361","o":1}