VIII Скоро мы в гости пойдем, скоро мы купим орехи. Скоро напьемся слегка и, признаваясь в любви, Глянем на облак летящий, такой же кораблик, Скажем тихонько себе, чтобы не слышал никто: Ну и что, что из этих предметов, увы… Медленным взором своим я слежу Опадание листьев, гусиную невскую кожу. Тихо стучит сердечко, колокол тихо звенит. Я поднимаю очешник, снова роняю. Девочка с киской бежит, мальчик ругается матом. Утки и чайки летят, крякая важно «да-да». IX 1 Вообразился я в косом раю. Скажи мне, ангел, где они Те переулочки глухие, кривые, Где булки розовеют, мякоть задохнулась, Тепло, и голос не звучит? Я сам себе приснился? Наяву ли? Уж булки розовеют, мякоть слышит, Тепло, и голоса не дышат. Тепло, и голос не звучит. Так где же переулочки косые, кривые, Где булки розовеют, мякоть задохнулась И голос по-особому молчит? Скажи мне, ангел. 2 Толкает твердь, толкает воду, Кровотеченье чудное томится И возвращается, чтоб влагу остудить, Чтоб позабыть свою природу. Спаси меня, веселье терпкое, спаси, Пусть красный привкус виноградин От площади немолодого сердца В сырой груди у города сочится: Суровое мерло глотают губы И нам знакомы первые удары Осколка Исаакия в груди… 1997 — 1998 Адаптированный Гораций I У рябины вкус, у забора цвет, Дальше жизнь и улица сходят на нет, Здесь и я поселюсь, давши грусть в обет И на семь ответ; Замерзая, листва шелестит, и летит Монах в переулок, за ним скорей, Там озноб-загрей ледяных кровей, Загрустил дружок, Захлебнувшись, свивается желтый отток Дровяной дали в голубой мешок И клокочет синь за усталым ртом, Вот и все, глотнем — Ка еще, задохнув выпрямляюща, В улиц ряд ты выходишь, тихо дыша, За тобой, как всегда, ясень с ликом Христа И моя душа Осторожно летит, за тобой, сквозит Чистый шиферный воздух, и грусть не разгрызть Если светлая ночь на распутье стоит И не может уйти. II Фальшивым голосом пою Приди, красавица, ко мне. Приди в ночи, густой тиши И трам-пам-пам с тобой, мой друг. Шепчу, осипши, ангел мой, Одна из сладостных наяд, Чья красота как взгляд назад, А я халву люблю, мой друг. У рыбы клацает губа, Молю у юности тепла, Молю, русалка, скрась досуг, Молю любви твоей, мой друг. III
Трудно спорить с водой, западая в Оку С ключевой водицей в груди, в цвету Красных ягод, где глухо вороны орут Словно глаз клюют; Церкви тонут в листве, доносится всплеск, Придержа разгон разлитых небес, Чтобы в синей петле лицевых степей Причастить земле; Там в одной сельпо и в углу кивот, В алтаре за мясницким секатором поп Расчленяет тельца, угощает народ, Свет, и служба идет; С околотка богов и святых слободы На покос гуськом семенят упыри, Матерятся иконы, и черной зари Пьют глотком фонари; В барахолке пространств, запылив леса, Покатилась из рук, зазвеня, коса, И в глазах кузнеца поллитровая пся В черных жилках вся. IV Der Tod und das Mädchen Минута медлит, кончена страница. Часы стоят и не глаголит слово. Ушли гуляки; замолчи, певица. Поет петух, но это нам не ново. Ленора плачет, проклинает Бога, Летун сигает, молния сверкает, Зашлась природа глухо, у порога По косяку, рыдая, мать сползает. Мертвец несется по пустыне, Ленору сжав, он корчит рожи, А та, любя его и ныне, Гнилую лобызает кожу. Ты получила все чего хотела. И в чистой вере лежа на кровати Кончается единственное тело В узле тугих небытия объятий. |