— К полудню тучи пройдут. В это время года грозы надвигаются с востока, а не с севера.

Блейд пожал плечами; после Туноровых Клыков его едва ли можно было испугать бурей. Но он так устал… лишние волнения казались совершенно некстати.

Пристальным взглядом он окинул корабль. Подобно остальным тридцати судам, капитанская галера напоминала греческую трирему с тремя палубами и тремя ярусами весел. Восемьдесят пять отборных гребцов приводили в движение это морское чудовище. Эрсы, числом тридцать один, находились на верхней палубе, гребя с небольших выступов, что позволяло сильней наваливаться на весла; двадцать семь харвов на средней и столько же версов на нижней палубах располагались на скамьях. Галера имела парус на случай попутного ветра — такого, как сейчас, когда гребцы отдыхали; но в бою она шла на веслах.

Гребцы галер не были рабами, они считались воинами — наравне с пращниками, лучниками и хойлами-секироносцами, составлявшими абордажную команду кораблей. Хойлы защищали судно с верхней палубы или захватывали вражеский корабль, поврежденный ударом тарана.

На этот раз вооружение галер отличалось от привычного, и большинство мореходов в недоумении косились на странные деревянные конструкции, которые были установлены на корме каждого судна под бдительным присмотром капитанов. Блейд, лучше всех понимавший, что происходит, не мог сдержать довольной усмешки.

За день до отплытия Ярл, по его просьбе, созвал на совет своих офицеров. Некоторые еще помнили принца Лондонского и, хотя были весьма удивлены, обнаружив его во дворце, дружески-почтительно приветствовали гостя. Победитель Геторикса пользовался уважением в этих краях…

Новички же косились на него ревниво, шептались между собой. Он понимал их опасения, но надеялся, что мелкие распри и борьба за первенство не помешают капитанам Ярла внять голосу разума.

Начали с того, что владетель Канитры объявил во всеуслышание новость, давно уже переставшую быть секретом: им предстоял поход на твердыню Фьодара. На лицах воинов, суровых, загорелых, иссеченных шрамами, отразилась алчная радость: богатства острова Тайт давно не давали пиратам покоя. Уничтожить соперничающий клан было их давней мечтой.

Но к радости примешивалась изрядная доля опаски и недоверия.

— Фьодар слишком силен!

— У него больше кораблей!

— Замок неприступен!

Такие возгласы раздались в зале, но Ярл властно поднял руку, призывая к молчанию. Шум мгновенно стих, и все взоры устремились на предводителя.

— То, что вы говорите — правда, — вымолвил вождь. — Фьодар силен, и потому прежде мы не решались напасть на него. Это было бы чистым безумием! Но теперь все изменилось… — Он обернулся к Блейду, который сидел поодаль, всем своим видом выказывая уверенность и спокойствие. — Покажи им, мой господин.

Странник не стад демонстрировать чертежи и пускаться в пространные объяснения, отлично понимая, что перед ним люди действия — грубые, жестокие, не склонные доверять пустым словам и мудреным картинкам. Он сам порою был таким же, и потому настроение пиратской вольницы не составляло для него тайны.

Нет, он не собирался ничего говорить, он просто вывел их во внутренний двор замка, где заранее все подготовил с помощью двух дюжих слуг, присланных в помощь Ярдом. Там Блейд молча кивнул на непривычного вида деревянную конструкцию с упругими канатами; в его родном мире она называлась катапультой.

Это было очень простое устройство; ничего похожего на сложнейшие механизмы римлян, что посылали каменные глыбы на расстояние трехсот ярдов. Его катапульта стреляла поближе, и снарядами для нее должны были стать обычные глиняные горшки.

Но не зря провел Блейд столько бессонных ночей в закрытом для чужих глаз крыле дворца, куда, по приказу Ярла, доставили все необходимое для его экспериментов: черную смолу, которой обмазывали днища кораблей, желтоватые минералы из дальней каменоломни, источавшие удушливый запах, и густое янтарное масло.

Пока оружейники Канитры совершенствовали точность стрельбы невиданной прежде машины и пытались увеличить ее прочность и дальнобойность, Блейд тер, смешивал, выпаривал, поджигал, опять тер и смешивал свои таинственные ингредиенты. Наконец из окна его кельи заструился жаркий свет, и он вышел из добровольного заточения — усталый, с воспаленными глазами, обожженными пальцами и сияющей улыбкой на закопченном лице. Он заново открыл греческий огонь — или то жуткое горючее зелье, которым пользовались кантийцы, завоеватели Ханнара.

Но ничего такого он не собирался рассказывать капитанам Ярла; лишь попросил помочь самого крепкого из них, и вдвоем, под, пристальными, недоверчиво-удивленными взглядами остальных, они оттянули тугой рычаг, закрепили его и уложили заранее подготовленный снаряд. Запалив фитиль, Блейд нажал на спусковую скобу.

Внутренний дворик был совсем невелик, но тем внушительнее получилось представление, когда глиняный сосуд, ударив в деревянный щит у самой стены, разлетелся осколками, и пламя, точно демон, вырвавшийся на волю, яростно охватило доски, взмыв вверх почти на двадцать футов. Закаленные в боях морские волки не смогли сдержать испуганных криков; одни бросились бежать, громко поминая Тунора, другие же в благоговейном молчании уставились на Блейда.

— Так мы одолеем Фьодара, — сказал он, и воины Морского Братства поверили, что так и будет.

Остальное уже являлось делом техники.

Тридцать катапульт (по одной на корабль) погрузили на галеры под покровом ночи. Собрать их предстояло уже по выходу в море: Ярл опасался, как бы лазутчики Фьодара не пронюхали об их секретном оружии, и Блейд был с ним согласен.

Конечно, оставался еще секрет горючей смеси, которую капитаны уже успели между собой окрестить Хейровым огнем. Странник не был уверен, стоит ли посвящать Ярла в таинство ее изготовления. Владетель Канитры не заговаривал об этом, и Блейд сказал себе, что примет решение позднее.

Пока же моряки, проходя мимо возводимого на корме непонятного сооружения, каждый раз украдкой делали знак, отвращающий злых духов…

Блейд, сидя за чисто выскобленным деревянным столом в капитанской каюте, перебирал потертые пергаменты древних портуланов, которыми пользовались здешние мореходы. Еще в прошлый раз он убедился, что письменность в мире Альбы доступна лишь друсам, умевшим тонкой кисточкой наносить угловатые руны на кожу или чистую бересту. Карты, что показал ему Ярл, были также начертаны на коже, напоминавшем земной пергамент. Он вытащил из вороха свитков портулан южного побережья и поднес поближе к тусклому свету масляной лампы. Судя по всему, через сутки должен показаться Тайт.

Он не сомневался в победе. План сражения, разработанный совместно с Ярлом, был прост, изящен, безупречен, и капитаны галер согласились с ним безоговорочно. Теперь оставалось лишь ждать…

Поднявшись на палубу, странник подставил лицо соленому ветру. Свежий воздух бодрил. В голове сразу прояснилось.

Хорошо! Ему еще о многом надо было подумать.

…Последнее, что успел сделать Блейд перед отплытием, это навестить Абдиаса. Странное происшествие в пустыне не давало ему покоя, и он был рад, когда лекарь Ярла, похожий на земного шамана, с гроздьями клыков на шее и запястьях, объявил, что, хотя старец и не вполне оправился от болезни, но может уже принять посетителей.

Исхудавший, с обтянутым пергаментной кожей лицом, похожий на мертвую птицу старик неподвижно лежал на низком ложе, плотно закутанный в меховые накидки. Заслышав шаги Блейда, он зашевелился, открыл глаза и попытался выдавить улыбку на растрескавшихся губах.

— Ах, мой господин… Не знаю, как благодарить тебя и как молить о прощении. — Голос его был едва слышен и походил на шуршание сухих листьев. Блейд присел на резную скамеечку у изголовья и наклонился, чтобы лучше слышать его. — Ты спас мне жизнь. А я… — Абдиас издал странный стон, похожий на всхлип. Глаза под набрякшими, источенными веками слезились. В уголках рта запеклась сукровица.