Воарр понял, что делают гросайдечь и жуткая безымянная тварь. Каждый из них поджигал здания справа от себя. На перекрестке они должны были встретиться и продолжить свой путь, пройдя деревню насквозь и создав пылающий огнем коридор. Тогда Фаммирен запылает вся. Но до тех пор, пока чудовища не встретились, у тех, кто оказался слева от нежданных ужасных гостей, еще оставался шанс спастись. Эльфы же этого не понимали. Воарр видел, как темные фигурки мечутся в огне. Многие были слишком пьяны, чтобы соображать – но Воарр протрезвел мгновенно, увидев, кто прибыл в деревню.

– В лес! – закричал Воарр. – Бегите в лес, придурки!

Он услышал длинный свист за спиной, тихий свист приближающихся крыльев, и обернулся. Перед эльфом промелькнула зубастая пасть, холодный желтый глаз чудовища, похожий на янтарную пуговицу, светлый металл короны, на котором были выгравированы руны. Наездник поднял меч – двуручный меч, который был слишком тяжел для него. Воарр понял это по той ужасающей медлительности, с которой клинок проплыл перед ним. В прорези шлема сверкнули зеленым глаза – огромные, невинные, почти детские… но мертвые, как и положено назгулу. Воарр успел удивиться тому, что зрачок у чудовища вертикальный, как у темного эльфа.

Это было последнее, что Воарр сделал в своей жизни. Меч воткнулся в его живот подобно хоботу гигантской осы, пробил его насквозь и вышел из спины. Убийца выдернул меч и двинулся дальше.

Эльф упал назад. Снег под ним начал чернеть.

Серые хлопья пепла кружились над Воарром словно снежинки. Искры падали на щеки, оставляя черные отметины. Одна из них упала на плащ Воарра, и одежда затлела, вскоре вспыхнув. Но эльфу в ту ночь повезло больше многих.

Когда он горел, он был уже давно и безнадежно мертв.

Морана не особо афишировала наличие в своей таверне телепорта. Суккубу никогда не давалась отчетность, и графики прибытия-убытия ей вести не хотелось. Гоблину хватало хлопот и со сведением дебета-кредета по самой таверне. Зато Морана отлично умела ладить с людьми. Мандреченский инспектор телепортов, как-то явившийся проверить таверну по наводке доброхотов, ушел совершенно очарованный и несколько ослабевший, но протокол-схема осмотра таверны гласила: «Передающих магических устройств не обнаружено». Доброхот следующей ночью ослабел до смерти, и больше проверяющие в таверну «На Старой Дороге» не приходили.

Но портал пришлось перенести с луга за баней в подвал таверны. Теперь гости, выходя из телепорта, оказывались между сумрачно поблескивающих бутылей и бочек, над которыми витал терпкий винный дух. Между бочками находился добротный, но не очень изящный стояк для лыж, сделанный Магнусом. Морана сдавала их напрокат всем желающим за умеренную плату. Для того, чтобы попасть в кухню таверны, вновь прибывшим приходилось пройти сквозь длинную галерею подвешенных к балкам окороков и колбас, и миновать ряд ларей с мукой.

Когда партизаны вывались из телепорта, время уже близилось к полуночи. Эльфки все вымазались в саже и устали, но обе были очень довольны. Марфор же почернел от усталости, и даже всегда приветливый Кулумит не улыбался. Тэлери и не такое видел. Но рыжему эльфу впервые пришлось участвовать в уничтожении целой деревни. Партизаны юга себе такого не позволяли. Но, с другой стороны, Кулумит и представить себе не мог, чтобы сельчане выдали мандреченам кого-нибудь из Ежей.

Ваниэль сказала, стряхивая снег с завязок лыж:

– Это был славный бой, Глиргвай. Я рада, что рядом со мной была ты.

Принцесса поставила лыжи в стояк у стены, рядом с лыжами Глиргвай. Кулумит помогал освободиться от лыж своему Синергисту. Тэлери боком привалился к стене и закрыл глаза.

– Я тоже, – меланхолично ответила единственная уцелевшая партизанка из отряда Махи Морриган.

– Что ты собираешься делать теперь? – спросила принцесса.

Они направились к галерее окороков. Мужчины впереди, девушки чуть сзади. Ваниэль поймала себя на том, что они идут привычным разведочным клином.

– Ну, мне сейчас надо отработать Тирбену за колечко, которое он мне сделал, – сказала Глиргвай, когда они миновали бочки, от которых сладко пахло вином. – И заработать денег на дорогу. До весны, в общем, у него в лавке буду.

– Дорогу? – спросила Ваниэль.

– Да, – ответила партизанка. – Я поеду в Мандру и убью дракона.

Принцесса с интересом посмотрела на нее. Марфор оглянулся через плечо. Глиргвай нахмурилась.

– Вы можете смеяться надо мной и считать меня сумасшедшей, но я сделаю это, – сказала она угрюмо.

– Никто не будет смеяться, – заметил Кулумит мягко, а Ваниэль добавила: – Ты уверена, что хочешь пойти одна?

Глиргвай озадаченно посмотрела на принцессу.

– Мой брат и Лайтонд скоро пойдут на замок Морул Кера. Они собирают отряд, и им как раз нужна девушка, – объяснила Ваниэль. – Это как-то связано с чарами, которыми опутан замок дракона. Лайтонд в тот раз проиграл потому, что с ними не было женщин. По крайней мере он так говорит. Я могу связаться с Рином и сказать, что нашла такую девушку. Если ты согласна, конечно.

Глиргвай энергично кивнула.

Самая темная ночь в году оказалась позади, но день если и прибавился, то всего на несколько минут. Караван Аласситрона выступил в темноте. Впрочем, это было громко сказано. Караван купца состоял всего из двух крепких, тяжелых саней, на которых помимо мехового шатра, искусно свернутого, и припасов в дорогу, лежали ящики с самым дорогим, что можно было увезти из Железного Леса – механическими вещичками гномов Эммин-ну-Фуин. Больше ценились только меха, которые добывались в Железном Лесу – горностай, соболь, песец. Но Аласситрон ехал в Фейре, где хватало своего пушного зверя, и поэтому предпочел взять другой груз в обмен на доставленный в Железный Лес обоз, где мука и сахар занимали лишь самый верх мешков. Все остальное пространство было отдано милому изобретению сюркистанских гномов – пороху. Мортиры были слишком неудобны для партизан, а вот бомбами они пользовались охотно. По мощности обычная бомба немногим превосходила файербол, и была весьма сложна в приготовлении. По этой причине на бомбы не было спроса в землях, богатых магами. Но темные эльфы были самыми слабыми волшебниками среди своих собратьев. Реже, чем в Железном Лесу, маги рождались только в Экне. Именно поэтому Аласситрон приехал в Железный Лес так поздно и задержался так долго – он не хотел привлекать излишнего внимания, а таможня в Эреборе закрывалась в октябре. Товары, прибывавшие позже, шли без досмотра, чем и воспользовался купец.

Одними санями управлял сам Аласситрон, вторыми должен был управлять его помощник из местных, Танген.

Но Аласситрон сегодня утром дал ему расчет, и теперь первыми санями правила та самая темноволосая девушка, которую он два дня назад угощал грогом. Как и предполагал купец, Ваниэль и ее друзья приехали на похороны принцессы – вчера их весь день не было в таверне. Эльфка ввалилась в его номер уже ближе к полуночи. Точнее, не ввалилась, а ворвалась. Как снежная буря, как тайфун, сметающий все на своем пути.

Одной из житейских мудростей, которой отец научил Аласситрона, была такая: «Никогда не беги за отливом и за женщиной – придет прилив, и красавица тоже вернется». Эльф в очередной раз убедился, что старый, одряхлевший Звездный Рыцарь был прав. Аласситрон мог выехать еще вчера. Один из друзей Ваниэль, хмурый, взъерошенный эльф, утром принес ему долгожданное письменное разрешение на выезд от принца Рингрина. Таким образом предположения купца о роде занятий эльфки и ее спутников подтвердились. Вся компания была партизанами, Ежами. Разрешение принца стоило дороже всех сургучных печатей мандреченской таможни на ящиках с товарами. Хотя официально правителем Железного Леса считался Моруско, Аласситрон знал, что король лишился своего фамильного перстня в тот же день, когда его страна потеряла независимость. С тех пор перстень Моруско прикладывался к указам, которые писал мандреченский воевода, самим же воеводой. Неудивительно, что темные эльфы не считали себя обязанными соблюдать подобные законы. В качестве своего повелителя жители Железного Леса признавали только Рингрина, ушедшего в партизаны сына Моруско. Письмо принца сохраняло и жизнь, и груз обладателя этого клочка пергамента. А мандречены за свои печати брали много, но в пути это ничем не помогало.