— Еще чиновники из портовой администрации, которые презирают инженеров из Добывающей Кампании, те и другие сторонятся врачей, врачи дерут нос перед торговцами — и все в пределах одной касты.

— А наши?

— Нормально, конечно, иначе бы не возник миф о Космосе обетованном. — А чего вы, собственно, добиваетесь?

Ноэл тихо улыбнулся.

— Автономия Космоса. Всего-навсего.

— Ничего себе! Это в каком виде?

— Не знаю. Боюсь, никто этого толком не знает. Мы ведь до отвращения наивны… в остальном. Пожалуй, прибейся вы к нам, вы бы в пять минут выбрались в лидеры, а Ктар?

— Может быть. Только я бы к вам не прибился.

— Почему же?

— Не верю. Я, доктор, человек простой. Умно или глупо, а против фактов сроду не пер. Ну вот, к примеру, какая у авларцев программа?

— Обширная. Создать некое… руководство, что ли, которое подчинялось бы правительству чисто номинально. Начать активное освоение планет, конечно, Авлара в первую очередь. Мощная промышленность прямо на авларских рудных запасах, своя пищевая база. Можно сказать, новая цивилизация. Конечно, потребуется огромный приток рабочей силы… но ведь это же не проблема? На Планете полно безработных… отменить выездные ограничения, равная оплата за равный труд… вам смешно?

— Да. Вы извините, доктор, но это прямо сказочка про волшебную страну Илмуа, где у нищих посохи из чистого золота. Как по-вашему, для чего существуют выездные ограничения? На Планете ведь каждый — каждый, понимаете? — под колпаком. А в Космосе? Ну? Вон вы до чего домечтались!

— Положим, никто не думает, что правительство пойдет на это добровольно.

— Ого! — сказал Тэви. — Вы так кровожадны, Сат? Правительство собираетесь свергать?

— Я лично — нет. Кое-кто считает, что без этого не обойтись.

— А вы хоть знаете, какое оно — правительство? — спросил Хэлан серьезно. — Я вот сколько бьюсь… Знаете, как фальшивый подарок: обертка, обертка, еще обертка — а внутри ничего. А еще лучше — лестница. Ступеньки, ступеньки — а сверху дырка. Как такое можно одолеть?

— Чтобы заставить, не обязательно уничтожать.

— Мгм. Заставить. А где силу возьмете?

— На Планете. Наша программа — это миллионы рабочих мест.

— Милый мой доктор! Сколько ж это вам было, когда вы с Планеты ушли?

— Двадцать два.

— Где-то уже работали?

— Санитаром в Ожоговом центре в Тоти. А в чем дело?

— Хочу прикинуть, с чего начинать. Да, доктор, безработных на Планете хватает. Триста миллионов только зарегистрированных, а по правде где-то вдвое больше. Сами знаете, не всякий, кто получает пособие, фиксируется, как безработный. Те, кто не работал до тридцати лет, уволенные — кто не нашел работу в течение года или если достигли возраста пятидесяти лет.

— Я это знаю, Ктар.

— А понимаете ли? Что такое человек, который нигде не работал до тридцати лет? Как по-вашему, Ол?

Тэви пожал плечами.

— Не знаю. Неудачник, наверное.

— Думаете? Майх, ты же в Хафти в девятнадцать поступил?

— Да.

— Значит, год без пособия? А на что жил?

— А на что придется. Я, правда, не очень искал — сам знаешь, только подпиши бумажку… а мне все равно уходить.

— Тебя регистрировали когда-то?

— Если больше десяти дней — всегда.

— Ну вот. Человек, который нигде не работал до тридцати лет, просто не хочет работать. А не хочет потому, что уже что-то себе нашел — легкие деньги. Он теперь к станку не пойдет — тяжело у станка! — он лучше в банду пойдет — воровать будет, наркотики прятать, а работать не захочет. Он и в Космос не полетит, нечего ему там делать. А пятидесятилетние вам ни к чему. Даже сорокалетних, которых уже выкинули, вы не возьмете. Не спорю, два-три миллиона можно найти, но это ж не сила, доктор!

— Легко миллионами раскидываетесь! Разве их нельзя сделать силой?

— Как? Мы ж каждый в своей скорлупке живем, никому и ничему не верим. Вот вы, доктор, — вы посмеете с прохожим заговорить? А заговорите — ночь спать будете? То-то и оно. С детства с нашего приютского знаем: человек — щепочка, пылинка, с ним все можно сделать, ничем себя не защитишь. Живешь среди ушей — молчи. Живешь на глазу — спрячься. Нет, доктор, это работенка лет на сто — чтоб людей хоть во что-то верить научить.

— Так это будет через сто лет. Мир не изменится.

— Нет, Сат, — сказал Тэви, — изменится. Вы уж извините, все искал, что возразить Ктару, а возражать приходится вам. Понимаете, я ведь на «ты» со статистикой, а она дама болтливая. Мир вовсе не так стабилен, как думаете. Есть процессы… и угрожающие. Вы знаете, что за последние двенадцать лет рождаемость упала на 17 процентов, причем в… основной массе…

— Ну и что? — спросил Ноэл.

— А то, что уже через десятилетие проявится диспропорция между работниками и едоками, и это, в первую очередь, скажется на рынке труда. Вам просто некого будет звать в Космос, Сат, тем более, что на Планете есть и останется громадный резервуар, поглощающий невостребованную рабочую силу — организованная преступность. Кстати, Ктар, тенденции к снижению роста преступности не наблюдается!

— А с чего ей снижаться? Полиция борется только с неорганизованной преступностью. Организованная — это для нас, считай, начальство.

— Кстати, Сат, такой вопрос: на осуществление вашей программы нужны громадные средства. Где вы их рассчитывали взять?

— У правительства.

— Боюсь, что у правительства их просто нет. Вся прибыль, получаемая государством, уходит на содержание армии, флота и самого аппарата. И на социальные нужды — что да, то да. Представляете, сколько стоит содержание хотя бы безработных и нетрудоспособных? А приюты? А политика ограничения цен?

— А коррупция? — подхватил Хэлан. Тэви поморщился.

— По-моему, это не из той серии, Ктар!

— А по-моему, из той. Не знаю, как по вашей статистике, а по нашей миллиардов по сто застревает в карманах. Может, больше.

— Ладно, — сказал Ноэл. — Тогда пусть прихлопнут преступные объединения. Там уж денег на всех хватит.

— Ну, доктор, это вы загнули! Все равно, как правительство свергнуть. Большинство государственных чиновников прямо или через кого-то — но на содержании у банд. Все, что правительство само не может, оно их руками делает. Народ, например, травить — чтоб не рыпался. Частный сектор прижать — чтоб конкуренции не было. Господи, да их ведь теперь не разберешь — где еще банда, а где уже аппарат. Что, веселое времечко?

Ноэл вдруг встрепенулся, глянул на часы и с тихим воплем выскочил вон.

Хэлан усмехнулся:

— Что, Ол, сеанс окончен? Доктор сбежал…

— Что-нибудь просрочил, наверное. Заговорили.

— Больше не буду, — сказал Хэлан. — С этими ребятами ясно. В схеме.

— В схеме, говорите? Занятно это у вас выходит. Как будто и ничего нового… а впечатляет. Интересно, то, что вы из меня вытянули, тоже в схеме?

— А как же!

— А какое отношение к этому… ко всему имеет прогнозирование?

— Рано спрашиваете, Ол. Я ж не знаю, является ли прогноз инструктивным материалом.

— Что?! — Тэви так и вскинулся, даже побелел.

— Ох, черт!

— Вот-вот. А вы завидовали.

— Но вы… вы же поймите — идея… нормальная здоровая идея!

— Остыньте, Ол, — мягко сказал Хэлан. — Я ж не спорю насчет идеи. У нас умеют идею испохабить. Вон даже планетарную станцию в тюрьму превратили. Разве не остроумно?

— Да идите вы! Не понимаете? Если заведомо неверный прогноз становится шаблоном, к которому примеряют жизнь…

— Да все я понимаю, Ол. А чего не пойму, Кел скажет… Когда свидимся. А ты что призадумался, Майх?

Майх поднял голову, поглядел, пожал плечами.

— Не знаю, Хэл. Противно. Никогда не думал, что Мир такое болото. Тут я тебе и правда не помогу. — Встал — нет, очутился перед Тэви, тот даже голову в плечи втянул. — Господин Тэви, я хотел бы узнать…

— Да?

— Вчера я говорил с господином Бари. Мы с Хэланом просим отдать нам корабль-памятник.

— Ну и что?