Здесь могли обосноваться и признанные среди христиан еретиками последователи Нестория, которые, по некоторым сведениям, проникали в Азию вплоть до Китая еще до начала эпохи арабского халифата (VII век). Подтверждение тому – мечеть Шекпак-Ата, имеющая в плане форму креста, что для мечетей вообще не характерно. При этом в центральном зале в потолке пробито отверстие, в которое с равным успехом могло светить солнце и выходить дым. В отличие от других подземных мечетей, датируемых XIV—XVI веками, Шекпак-Ата вырублена в белом известняке каньона Шекпак-Ата-Сай. Над ее входом, точнее, на расстоянии 100 метров от крошечной двери, ведущей внутрь горы, работой ветра и воды выточен необыкновенный барельеф, который можно назвать чудом, потому что фантазия человека не способна создать подобное. Здесь, в диком краю, природа создала своих ангелов и химер, со смеющимися ртами и глазами, полными отчаяния. Здесь на захлебывающихся градом каменных слез стенах воображение рисует и лики смерти, и живую плоть, замкнутую в камне, и очертания исполинских чудовищ. Возможно, первоначально этот храм был построен христианами, потом использовался огнепоклонниками и лишь много веков спустя перешел к почитателям ислама.
Появление суфиев на Мангышлаке обычно связывают с именем учителя Ходжи Ахмета Яссауи, жившего в XII веке. Именно в этот период суфизм бурно развивался в Персии. Вероятно, Ходжа Ахмет был такой же пассионарной личностью, как и Абд-ал Кадир Джилани (1088—1166). Последний, предположительно, был одним из самых почитаемых святых суфийского ордена Сухравардийа. Имя его окружено бесчисленными легендами, равно как и прозвище Мухиаддин – «оживляющий религию». В XII веке суфизм еще не был признан ортодоксальным исламом, поскольку главная идея суфиев – непосредственное познание Бога через личный мистический опыт. Такое положение казалось противоречащим краеугольному камню ислама: Бог однажды и во веки веков доверил свое откровение пророку Мухаммеду и не станет доверять его каждому не в меру впечатлительному дервишу. Вот почему некоторые суфии подверглись гонениям, другие были казнены за слишком смелые высказывания (подобное заявлению мистика Абу-л-Мугис Хусайн ибн Мансура ал-Халладжа, что он полностью воссоединился с Богом). Но уже во времена монгольского нашествия в Персию ситуация изменилась. Суфийский опыт был признан «сердцем» религии, возникло множество духовных орденов, руководители которых – шейхи пользовались необычайным поклонением (что отчасти соответствовало культу святых в христианстве). Шейх, по мнению суфиев, мог представительствовать перед Аллахом за человека. Это противоречило изначальной доктрине ислама, предостерегавшей правоверного («И не призывай помимо Аллаха того, что не поможет тебе и не повредит! А если ты это сделаешь, то ты будешь тогда неправедным» (Юнус 10:106), но отвечало потребностям людей в живой, страстной религии. Очевидно, именно в таком непосредственном и личном опыте ислам и мог быть воспринят кочевниками. Их мышление – образно, и правду они могли принять только из уст проповедника, учителя, всей своей жизнью засвидетельствовавшего святость исповедуемого им учения.
По устному преданию (другой формы «памяти» местная история не знает) Ходжа Ахмет Яссауи закинул посох мудрости Асатаяк на Мангышлак и отправил своих учеников искать его. Когда же после долгих поисков ученики обнаружили посох, он уже врос в землю и стал деревом…
В этой легенде события развиваются в единой временной плоскости и предстают некой организованной культурной миссией, осуществленной одним из суфийских братств. Однако реальный Ходжа Ахмет жил в XII веке, а последователи его учения стали появляться на Мангышлаке лишь четыре столетия спустя. Об одних из них известны некоторые подробности, о других – почти ничего, но жители полуострова считают Мангышлак «святой землей», поскольку, как говорят, здесь жили и проповедовали 360 святых. Сам культ святых, нехарактерный для ислама, возник у суфиев. Последователем Ходжи Ахмета Яссауи предание считает наиболее почитаемого казахского аулия (святого) Бекет-Ата, о котором точно известно, что умер он в 1813 году, дожив до «возраста пророка», то есть до 63 лет. В молодости он окончил медресе в Бухаре, врачевал, обладал огромной физической силой и талантом проповедника. Подземная мечеть Бекет-Ата в предгорьях Устюрта, несмотря на труднодоступность, до сих пор остается местом массового паломничества.
Говорят, что после посещения его могилы и мечети с верующими случаются исцеления. Мангышлакские каньоны разверзаются среди абсолютно плоской степи как пропасти. Там внизу, в каньоне, всегда есть вода, а заросли терновника, тамариска и деревьев карагача образуют настоящий оазис жизни. Наверху, у края каньона, – домик паломника. Рядом с домом колодец и ступени, ведущие к подземной мечети местнопочитаемого аулия Султан-Епе. Наверху – его могила с невысокой оградой.
Внутри первой ограды находится вторая, такая же невысокая, засыпанная землей, в которую вкопано несколько шестов, сплошь обвязанных белыми кусочками материи – своеобразными «просьбами» к святому о заступничестве. Возле них тростниковые свечи и обгоревшие камни с углублением в виде креста – светильники с древним знаком огня. Считается, что шест – символ дерева, соединяющего мир мертвых, мир живых и вечное небо. Но шесть шестов символизируют еще и мачты, потому что Султан-Епе для мусульман Мангышлака – покровитель мореходов и путешественников, как у православных христиан святой Николай.
Имя Султан-Епе сопровождает множество легенд. Согласно одной из них, мечеть эту в XVI веке построил мальчик Хейрулла из ногайского аула, который похвастался, что знает наизусть Коран, но его подняли на смех.
Тогда он обратился за помощью к Султан-Епе, который сказал Хейрулле: «Ты будешь знать Коран, но за это построишь мне место для молитвы в склоне этой горы». – «Но как же я справлюсь?» – удивился мальчик. – «Ничего, ты будешь понемногу расширять помещение, которое я начал строить, а когда устанешь, просто скажешь: „Султан-Епе, помоги мне“, – и силы не оставят тебя». Наутро мальчик прочитал своим обидчикам Коран от корки до корки и, оставив их стоять пораженными, пошел исполнять свое обещание. Он принялся за работу с киркой и лопатой, а когда уставал, просил: «Султан-Епе, помоги мне». И силы возвращались к нему. Он очень полюбил своего учителя.
Другое сказание говорит, что отец Султана-Епе, напротив, никогда не верил, что его сын способен творить чудеса. Однажды он позвал сына в гости, но тот опоздал. «Что заставило тебя опоздать в гости к отцу?» – сурово спросил он. – «Я спасал корабль рыбаков на море», – ответил Султан-Епе. «Ты спасал корабль? – рассмеялся отец. – Выдумал бы что-нибудь получше!» Тогда сын стянул с плеча лоскут одежды, чтобы отец увидел, что он не лжет: в плоть врезался след корабельного каната. Но отец все равно не верил и не упускал возможности подтрунивать над ним. Однажды на празднике он высмеял сына перед гостями, и тогда Султан-Епе сказал: «Хорошо, я докажу тебе. Но больше ты меня не увидишь». К празднику зарезали барана и съели, после чего остались шкура и кости. Султан-Епе сложил кости в шкуру и сказал: «Кости, встаньте и идите». Кости и шкура опять превратились в животное. Все изумились такому чуду, но после этого Султан-Епе исчез. Стал невидимым.
Конечно, при таком исходе событий могилы святого быть не должно, но по законам легенды она существует, как существуют познанная и непознанная история Мангышлака, бесконечно далекого от современной цивилизации и в то же время пережившего множество других.
Василий Голованов
