Егор прищурился, глянул в окно… и вдруг недобрым голосом спросил:
— Вы… все сказали?
— Д—да, — растерялся обер—вахмистр.
— Ну так теперь послушайте меня.
Егор неспешно расстегнул полушубок, затем ворот рубахи, затем…
Обер—вахмистр увидел сверкнувший на груди у арестованного медный кружок с двумя рядами цифр.
— В—ваш? — только и спросил скобленый.
— Да, смею вас уверить.
— А… номер?
— Столичный. Вы можете снестись по телеграфу, уточнить.
Обер—вахмистр посмотрел в окно — было темно, шел крупный снег — и сказал:
— Но, сами видите, погода как назло. Депеша не пройдет.
— Я подожду, — усмехнулся Егор. — И пока попрошу вас ответить на некоторые вопросы. Итак… Скажите, а какое вы имели право арестовывать меня, даже не поинтересовавшись, кто я такой и почему я здесь оказался? Или у вас здесь жители — все сплошь курсанты Командирской Академии? — и с этими словами Егор поправил на груди медный кружок… или, проще говоря, «собачий жетон».
— Но, понимаете… кто мог предположить! — скобленый был явно обескуражен таким поворотом событий. Он, может, и в столице—то ни разу не был. Боится, как бы ему теперь не влетело по начальству…
— Ну, хорошо, — строго сказал Егор. — Забудем. Все бывает. Беда в другом… — и продолжал уже совсем другим, почти что приятельским тоном: — Вы представляете, событие невероятное! Сегодня после построения… На Первой Главной линии, на Атаманском острове… Да—да, вот именно, еще сегодня утром я был там!.. Итак, я сразу после построения вернулся к себе на квартиру, переоделся в вольное — день праздничный, а мы ребята хваткие, и чтобы не нарваться на патруль… А после вышел, взял извозчика, лошадка понесла, возок упал… и вот я здесь! Как понимаю, возле Гдатска. Ведь это так?
— Да, так, — задумчиво ответил обер—вахмистр.
— И, более того, — уже совсем легко, уверенно продолжал рассказывать Егор. — Ну ладно бы, на этом все. Так нет! Вместо лопатника в моем кармане вы вдруг находите… Ну, какова история?
— Дела! Дела! — обер—вахмистр встал и заходил по комнате.
Егор закинул ногу на ногу и вновь — теперь уже обеспокоено — заговорил:
— Мне завтра утром в караул. Моя полусотня идет во дворец, я староста. Вы представляете?!
— Да, несомненно.
Обер—вахмистр стоял возле окна, спиной к Егору. На столе лежали пистолеты.
— Ваш личный номер в Академии? — вдруг спросил скобленый.
— 2–01–ЕЧ, — уверенно ответил Егор.
— И вы… упали из саней?
— Да, к сожалению.
Обер—вахмистр вернулся к столу, сел, свел брови, подумал… и сказал:
— Это могло случиться только… Да, только так! Смотрим сюда!
С этими словами он расстелил перед Егором карту местности, любовно разгладил ее, указал ориентиры:
— Трактир. Деревня. Лес… — потом спросил: — Вы где упали?
— Наверное, здесь, — Егор показал на южный склон одной из высот.
— Когда?
— Сегодня днем.
— Так—так! — оживился обер—вахмистр. — И с вами была женщина, правда?
Егор задумался.
— Ну—ну, не будем скромничать! — воскликнул обер—вахмистр. — Мы ж говорим наедине.
— Да, вы правы, — сказал Егор. — Была.
— И эта женщина… она какая из себя?
— Так, в шубке, волосы распущены, — небрежным тоном записного гуляки ответил Егор. — Ну, понимаете, я ж в увольнении, чего…
— Прекрасно! — обер—вахмистр даже привстал. — И все это случилось сегодня днем. А если поточнее?
— В три четверти пополудни.
— Отлично! — обер—вахмистр повернулся к двери и крикнул: — Ребятки!
В комнату вбежали пластуны.
— Взять его! — приказал обер—вахмистр. — В погреб!
Егора схватили под руки, сорвали с табурета.
— Дорогой ты мой! — ликовал обер—вахмистр. — Ну конечно! Откуда ты мог знать, что Лисавета Иванна была арестована еще до рассвета!
Как ни волокли его пластуны, Егор все же сумел задержаться у двери.
— Я не понимаю! — гневно воскликнул он. — Кто она такая? — его толкали, били по ребрам. — И вообще, причем тут она, эта ваша Лисавета?
— А притом, что только она одна и могла сыграть с тобой подобную шутку! — не скрывая своего торжества, ответил обер—вахмистр. — Но, к счастью, Лисавета к тому времени уже крепенько сидела у меня под арестом! А вот где и у кого ты собачьим жетоном разжился, мы с этим тоже разберемся!
Егора выволокли из комнаты, захлопнули дверь. Обер—вахмистр заходил взад—вперед, довольно потирая руки.
— Ну голова! — приговаривал он. — Голова! Распутал, раскрутил! — а после вдруг резко остановился и позвал: — Микита!
Загремели по крыльцу сапоги, вбежал Микита.
— Так, — насупился обер—вахмистр. — Где Мажар?
— Ждет.
— Скажи: хватит сидеть! Иди.
Микита ушел. Обер—вахмистр достал из кармана медальон с изображением офицера, полюбовался им, а после хитро подмигнул и сказал:
— Вот так—то, ваше благородие!
Глава восьмая. Двенадцать пуль
В кромешной тьме загремели запоры и открылась тяжелая дверь. Егора толкнули в спину, и он, не удержавшись, упал и покатился по сбитым ступенькам, ткнулся лицом в что—то колючее, зажмурился… И услышал, как там, наверху, захлопнулась дверь и вновь загремели запоры. Открыл глаза — темно. Тогда он осторожно высвободил руку и ощупал… холодный каменный пол и солому на нем. Вверху, под самым потолком, виднелось маленькое зарешеченное окно. Егор повернулся…
И вздрогнул. Рядом с ним сидела женщина — в светлой короткой шубейке, со сбившимся с головы платком.
— Ты чей? — тихо спросила женщина. — Откуда?
— А… вам это зачем? — насторожился Егор.
— Так просто! — усмехнулась женщина. — Вот как выйдем отсюда, я к тебе в гости приду. Ну, так откуда ты?
Егор молчал. Тогда женщина немного подалась к нему и уже громче сказала:
— Не хочешь, я сама узнаю. Дай руку.
Ничего особенного в ее голосе, да как и в ней самой, в этой женщине, не было… И тем не менее Егор почему—то не посмел перечить и послушно подал ей свою руку. Женщина осторожно повернула его ладонь к свету, к окну, некоторое время внимательно ее рассматривала… а потом едва слышно, с придыханием, заговорила:
— Зовут тебя Егором, Егоршей. Казенный ты, да на казенных волком смотришь. А вот хранитель твой, без головы. А вот… Ну что! Рука у тебя легкая, да только… — и замолчала, и задумалась. Потом спросила, не поднимая головы: — Кто научил тебя? Зачем?
Егор подавленно молчал. А женщина схватила его за руку, сжала запястье, замерла… а после с обидой сказала:
— Мальчишка! Заячья душа! Но от судьбы не убежишь!
Егор отдернул руку, отшатнулся. Потом, немного успокоившись, сказал:
— Не понимаю, что ты говоришь. Бродяга я. Замерз. В дом зашел, обогреться просил, там и взяли…
Глаза у женщины были большие и чуть—чуть раскосые. Вот она снова улыбнулась… и вкрадчиво спросила:
— Поверил тебе вахмистр?
Егор облегченно вздохнул и сказал:
— Нет, смеялся. Кто б, говорил, тебя околдовал, когда мы Лисавету взяли?
Женщина сокрушенно покачала головой и сказала:
— Вот так всегда.
— Что?
— А то, что я у них всегда во всем виноватая. Все они на меня валят. Говорят, я колдунья. А мое колдовство — это ж я сама!
Тут Лисавета — а это была именно она — гордо улыбнулась и спросила:
— Красивая?!
— Красивая, — шепотом ответил Егор.
Но Лисавета уже вновь нахмурилась.
— Красивая, да не про тебя, — строго сказала она. — Все вы одним миром мазаны. — И продолжала, повышая голос: — Что я такого сделала? Ну, дома своего не имела, по дорогам шаталась. Так что же, одна я такая? Ну, еще зелья варила, людей лечила, младенцам рубашки счастливым узором вышивала. И все ж это радости для! Дома нет, мужа нет, деток нет и не будет. Знаю я! — Лисавета властно сверкнула глазами, почти приказала: — А ты ложись, чего сидишь?! Ну!
Она взяла Егора за плечо и почти насильно уложила на солому. Сказала:
