В результате непредвиденного моржевания многие переболели бронхитом, но нечисти в селе стало меньше, по крайней мере первое время. Дня три после спектакля никто ни с кем не здоровался, вероятно, по рассеянности, а клуб сельчане обходили десятой дорогой, чтобы он не напоминал им о том, как они боролись с костлявой, душившей их ледяной водой и тянувшей их на илистое отвратительное дно. Только Наталочка отделалась, по известным причинам, легким испугом.
Но время, как общеизвестно, лучший лекарь, и вскоре все вернулось на круги своя. Возвратились в село и разбежавшиеся было соседки, но что это означало для приунывших сельчан, мы расскажем вам в следующий раз. Ибо многое, очень многое предстоит нам еще поведать о доблестных жителях Горенки, которые днем, и причем с неизменным успехом, притворяются обыкновенными людьми.
Глава 2. Тоскливый роман
Уж очень хотелось Тоскливцу согрешить с соседкой, но оказии, как назло, не было – Клара словно почуяла что-то и встречала его у порога присутственного места, а по утрам провожала на работу. И хотя соседки мельтешили прямо под сельсоветом и иногда забредали в кабинет Головы, чтобы того потормошить, при виде Тоскливца они скрывались в норе и корчили ему оттуда рожи или показывали кое-что, отчего ему становилось еще горче, но добраться до лакомого блюда перспектив у него не было. «Вот если бы приманить соседок к себе в дом, – размышлял Тоскливей, – то тогда дела бы у меня пошли на лад и Клара, почуяв конкуренцию, сразу пошла бы на попятную, а то, как только седалище у нее зажило от ожога, снова напяливает на себя известный пояс и талдычит про ЗАГС, словно документ может что-либо изменить. Изменить ведь может жена или муж, а не документ, но ей это трудно объяснить из-за ее зацикленности на свидетельстве о браке. В конце концов, я ей сам могу выдать справку про то, что она моя жена, и пусть она повесит ее на стенку в рамочке и любуется на нее, как на икону. А я устрою под полом нору с двуспальной кроватью и скажу Кларе, что там у меня скит, в котором я отдыхаю душой и запрещаю мне мешать. Только она ведь, подлая, не поверит и застукает меня с поличным, и тогда, если меня не прикончат соседки, а ведь Голова утверждает, что они опасные, то Клара наверняка меня укокошит, и вместо десерта я отправлюсь на два метра под землю. И все из-за Клариного упрямства и эгоизма. А что если потребовать от нее, чтобы она хотя бы частично вносила свою лепту за квартплату? И предложить ей, что я могу брать натурой, если у нее проблемы с наличными? Нет, все-таки женщины – это загадочные существа. Мужчины могут думать, что они их понимают, но это от самонадеянности. На самом деле проблема заключается в том, что женщины сами себя не понимают, но требуют от мужчины, чтобы те догадывались о том, что им нужно. Но все это порочный замкнутый круг. И я из него вырвусь, чего бы мне это ни стоило. Ведь та соседка, что забегает к Голове, чертовски хороша, и имеются определенные надежды на то, что она не наградит меня рогами, как чертовка, хотя и она, наверное, сатанинского разлива, но уж очень хороша – белокурая, статная, бледная из-за отсутствия солнца в норе и с голубыми глазами и с крутыми, как Гималаи, бедрами, которые мешают мне спать, особенно когда Клара изображает своим носом духовой оркестр. Эх, жизнь!».
Таким горестным мыслям предавался наш Тоскливец всю первую половину октября, и совсем уже было затоскливел, но все не предлагал Кларе сходить с ним в загс, а та, хоть и сама страдала по той же причине, но не сдавалась и старательно делала вид, что пояс ее не тяготит. Правда, по вечерам она принялась бегать кроссы, чтобы охладить то адское пламя, которое то и дело норовило разлиться по ее жилам расплавленной лавой, да стала ходить на курсы кройки и шитья, чтобы концентрироваться на чем-то неживом, но и то, и другое ей плохо удавалось, и она уже начала было подумывать о том, что придется ей, бедолашной, сдаться на милость Тоскливца, пока она выглядит, как девушка, потому как, если ее красота растает, то Тоскливец может и передумать.
Одним словом, позиции обеих сторон, хотя и кардинально отличались, но имели точки схода, и поэтому Клара притворялась ласковым котенком и готовила бывшему супругу вкусные обеды и тот жадно их поедал, но при этом неизменно притворно уличал Клару в многочисленных оплошностях, чтобы держать ее в узде и воспитывать, и все строил воздушные замки и мечтал о гареме из послушных и покорных соседок, которые забесплатно будут исполнять его прихоти. Но надеялся он на это, понятное дело, зря, потому что подлинные планы соседок еще никто не раскусил, и вряд ли они набежали в село из Упыревки или из самой преисподней, чтобы на дармовщину развлекать мужиков.
Тем временем село гудело от слухов. Супружницы уверяли, что соседки, которые якобы никогда не старятся, хотят выжить из села всех настоящих баб, а затем свести с ума мужиков, выпить их жизненную силу и завладеть Горенкой. Правда, для чего им понадобилась Горенка, бабы объяснить не могли, и мужики склонялись к тому, что это вранье. И злорадно усмехались в усы, когда бабы поносили прилюдно соседок и обвиняли их во всех смертных грехах. Гапка, например, уверяла всех, кто готов был ее слушать, что порядочная девушка не станет жить в крысиной норе, и нормально ли это дело, что они то и дело превращаются в крыс? Бабы ей поддакивали, но мужики, по известной слабости, склонны были занимать по отношению к соседкам либеральную и, как считали супружницы, попустительскую позицию.
Трудно сказать, чем бы все это закончилось, но в один сладостный и теплый осенний вечер, когда сельчане по обыкновению бездумно заседали в заведении Хорька и в корчме, на Горенку из леса надвинулся непроглядный туман, такой густой, что он словно залил село густыми чернилами и возвратиться домой из корчмы никакой возможности не было, а супружницы, отправившиеся на поиски своих суженых, чтобы вытащить их за уши из известных заведений, заблудились и многих из них так никогда и не нашли. А потом, уже под утро, все живое, и даже начальство, а Голова заседал в эту ночь в корчме вместе со всеми, потому что наплевательски отнесся к советам внутреннего голоса, призывавшего его незамедлительно уехать к Галочке, впало в странное забытье. И когда озябшее во время странствий по холодному космосу светило показалось над тем местом, где ранее находилась чудная наша Горенка, оно увидело на его месте гигантскую пустошь.
А Голова проснулся в огромной постели под балдахином, на белоснежных простынях. На голове у себя он обнаружил странный колпак. Осмотревшись по сторонам, он увидел, что в постели под отдельным узорчатым и, судя по всему, очень дорогим одеялом спит кто-то еще.
«Ну и набрался я вчера, – подумал Голова. – Прав был подлец внутренний голос, нельзя мне было в корчму, но ведь он тоже врет через раз, вот и знай, когда слушать его, а когда – нет».
Тем временем существо, которое спало в одной с Головой постели, пошевельнулось, приподнялось и перед Головой появилась юная и свежая, как роза, купающаяся в утренней росе, Гапка. На ней, правда, была надета батистовая с кружевами, прежде никогда не виданная Головой ночная рубашка, а ее заспанное личико чуть лукаво, как показалось Василию Петровичу, выглядывало из кружевного капора. Но это зрелище, которое, вполне вероятно, у человека, не знакомого с характером Гапки, могло вызвать вполне определенные весенние чувства, у Головы вызвало ужас. «Нализался до того, что по ошибке возвратился к Гапке! Нужно бежать к Галочке, а то она меня не поймет. Бежать и повиниться искренне, она простит, она добрая». Но тут Гапка проснулась, насмешливо посмотрела на Василия Петровича и довольно ласково сказала:
– Ваше Величество, изволите бодрствовать?
Трудно сказать, что именно ожидал Василий Петрович услышать от бывшей супружницы, но Гапкины слова его озадачили.
– Ты это, – ответствовал он. – Не язви. Я и сам знаю, что не должен тут находиться. Но я уйду. Уйду к Галочке. Она меня простит.
