– Похоже, что пребывание в Лондоне пошло вам на пользу, леди Сэйбл, – пробормотал он ненавистным ей хриплым голосом.

Поборов неистовое желание вырвать руку из его холодных пальцев, она, запинаясь, сказала:

– С вашей стороны очень любезно, что вы так скоро навестили нас после возвращения.

– Ведь кто-то должен был приветствовать возвратившихся домой Сен-Жерменов, – ответил Клиф, ведя девушку к столу. – Поскольку мой отец ушел в иной мир, я счел это своим долгом.

– Никому не доставляло удовольствия видеть его безжизненное лицо! – донесся ехидный голос с противоположного конца стола.

– Дэнни, пожалуйста, ты не должна так говорить о сквайре, – с укором сказала графиня. – Тем более что он не имеет возможности ответить тебе.

– Нет-нет, не беспокойтесь, ваша милость, я не в обиде! – галантно заверил графиню Клиф, не ведавший, что губы Рэйвен дрогнули, когда глаза ее встретились с суровым взглядом Дэнни. – Мне хорошо известно, что мой отчим и миссис Дэниэлс недолюбливали друг друга, однако я намерен сделать все возможное, чтобы укрепить отношения между Блэкбернами и Сен-Жерменами.

Говоря это, Уайклиф улыбнулся Сэйбл; молодой человек, однако, не заметил, как вытянулось лицо графа.

Во главе полированного дубового стола, как всегда, восседал Чарльз Сен-Жермен, слева от него – шаловливый Лайм, а справа – графиня. На другом конце стола сидел Нед; как и отец, он хмурился, наблюдая за гостем, который с вожделением поглядывал на Сэйбл.

– Еще чего! – взорвалась Дэнни, услышав замечание Клифа.

Сидевшая на стуле с высокой спинкой, старушка казалась крошечной и хрупкой, но ее выцветшие карие глаза метали молнии. Волосы Дэнни, когда-то напоминавшие ворох пуха соломенного цвета, теперь были сплошь седыми. Когда-то пухлые руки стали сухопарыми и покрылись голубыми жилками, но Дэнни отважно продолжала мстить клану Блэкбернов.

Старушку глубоко опечалила смерть сквайра, так как она получала огромное удовольствие, пикируясь с ним. В восемьдесят лет женщина может говорить все, что захочет, даже людям, стоящим выше ее на общественной лестнице, и Дэнни, обладавшая острым, как бритва, языком, не преминула воспользоваться этой возможностью. Когда сквайр появлялся в Нортхэде, она наслаждалась тем, что постоянно отпускала колкости в его адрес.

Иногда ей казалось, что она довела его до белого каления и что он больше уже никогда не приедет, но он всегда возвращался. Даже спустя много лет его влечение к Рэйвен Сен-Жермен нисколько не ослабело.

Правда, сквайр умер и был предан земле, а его тихая, как мышка, жена, которая ненавидела туманы и шквалистые ветры побережья Корнуолла, вернулась в Девон. Однако теперь Дэнни наслаждалась тем, что мстила другому члену того же клана. Конечно, досаждать отпрыску сквайра было не так приятно, поскольку он был таким безмозглым, что вряд ли понимал, когда его оскорбляют. Тем не менее Дэнни не успокаивалась. Ее решимость добиться того, чтобы «этот сверчок знал свой шесток», в последнее время лишь окрепла, поскольку она заметила, что Уайклиф проявляет нездоровый интерес к леди Сэйбл.

– Эге, да вы в точности уподобились своему отчиму, мистер Блэкберн! – сказала она, заметив, что взгляд Клифа остановился на розовых губках Сэйбл.

– Хр-р-умпф, – смущенно прочистил горло Перри, появившийся в дверях. – Можно подавать, ваша милость?

– Прошу, – ответил граф с усмешкой. Сен-Жермен в душе наслаждался колкими замечаниями Дэнни. Много лет назад он сделал попытку высказать жене в полушутливой форме, что на ней лежит ответственность за поведение ее бывшей гувернантки в присутствии гостей, но безжалостная Рэйвен поручила ему самому заняться перевоспитанием старушки. И хотя Чарльз Сен-Жермен в свое время храбро шел в атаку на пиратов на реке Африди, сражался с мятежными сикхами и выдерживал жестокие штормы на своем корабле, ему недоставало мужества, когда речь шла о том, чтобы усмирить худенькую, дряхлую старушку с золотым сердцем и змеиным язычком.

К восторгу Лайма, пирожки оказались изумительно вкусными: как и ожидалось, они были со свежей селедкой, вымоченной в пикантном соусе.

На некоторое время за столом воцарилось молчание, и даже Уайклиф, забыв о своем страстном увлечении леди Сэйбл, с жадностью проглотил целых четыре пирожка.

– Ты еще не рассказала мне, – неожиданно заговорил Эдвард, когда со стола убирали тарелки, – встретила ли ты в Лондоне человека, который смог бы похитить твое сердце?

Он задал этот вопрос, чтобы побольнее задеть Уайклифа, и удивился, когда Сэйбл покраснела и потупила свои прелестные зеленые глаза.

– Нет, – прошептала она.

– Но вовсе не из-за отсутствия интереса к ней со стороны лондонских франтов, – вмешалась графиня, не разглядевшая краски на лице дочери. – Так вот, могу тебя заверить, Нед, что если не считать премьер-министра, то высшим кругам лондонского общества совершенно нечем похвастаться.

– Приятно слышать это, мадам, – процедил граф, и его зеленые глаза сверкнули, когда он окинул взглядом жену.

Графиня лукаво посмотрела на него:

– По правде говоря, был один человек, которого я находила очаровательным, милорд. Он напомнил мне отчасти тебя в молодости. У него такая… опасная для женщин внешность, такой мрачный, высокомерный взгляд. Я просто не знала, что и думать о нем!

– Кто же это? – поинтересовался граф.

– Сэр Морган Кэри. Если ты помнишь, он был на вечере у Хэверти.

Чарльз кивнул:

– Да, помню. Суровый парень! Не могу себе представить, что он делал на подобном приеме.

– Вы с ним знакомы? – с любопытством спросила Рэйвен.

У Сэйбл перехватило дыхание; она слушала, уставившись в свою тарелку.

– Лично – нет. Впервые я услышал его имя от королевы, когда был в Виндзоре перед самым рождением Лайма. Тогда она как раз сделала Кэри рыцарем Ордена Бани.

– А что это за рыцари, папа? – оживился Лайм, уже представлявший себе отряд рыцарей в доспехах, со сверкающими мечами – рыцарей, чьей священной обязанностью было охранять королеву Викторию, пока она купалась.

– Это боевой орден, – объяснил граф. – Судя по всему, Кэри отличился в Крымской войне и был награжден за храбрость. Кажется, Роджер Тенсинг говорил мне в тот вечер у Хэверти, что во время Гражданской войны в Америке Кэри участвовал в прорыве блокады.

– В прорыве блокады?! – в восторге воскликнул Лайм.

Мальчику доводилось слышать об этих подвигах от работников, занятых на складах Сен-Жерменов в Фолмауте, и он твердо решил, что, когда вырастет, тоже отправится на войну. Хотя Гражданская война в Америке в какой-то мере подрывала коммерцию его отца, Лайм крайне сожалел, что война окончилась и у него не осталось никаких шансов на то, чтобы присоединиться к героическим участникам прорыва блокады.

– Кэри командует клипером «Вызов», – добавил граф. – Говорят, этот клипер непобедим в бою.

Рэйвен не могла не улыбнуться, когда заметила, как заблестели при этих словах глаза Чарльза.

– Мне кажется, ты бы все на свете отдал ради того, чтобы твоя «Звезда Востока» смогла потягаться с его клипером.

К ее удивлению, Чарльз отрицательно покачал головой.

– Нет, мадам, с морем покончено. Пусть теперь его завоевывают молодые люди, обладающие таким же мужеством, как Кэри. Мне же остается лишь наблюдать за их подвигами с берега. Теперь моя судьба – находиться здесь, с вами.

У Рэйвен перехватило дыхание – с таким чувством муж произнес последние слова. Ее дети, казалось, ничего не заметили. Зато Уайклиф Блэкберн почувствовал ужасную неловкость.

«Бог ты мой, – думал он, – неужели старшие Сен-Жермены всегда ведут себя как пылкие влюбленные? Ведь они женаты уже больше двадцати лет, а ведут себя как молодожены!» Все будет обстоять иначе, когда он обвенчается с Сэйбл. За пределами спальни – никаких нежностей!

Сердце Клифа забилось чаще. «Боже мой, как меня влечет соблазнительная леди Сэйбл! Сколько еще времени потребуется разыгрывать из себя милого поклонника, когда же граф начнет доверять мне и я смогу просить руки очаровательной Сэйбл? Ничего, – утешал себя Уайклиф, – скоро я завоюю их сердца. Я достаточно умен, чтобы не упустить Нортхэд и соблазнительную девушку. Я не то, что мой несчастный, глупый отчим».