— Хорошо. А чем торгуют в этой лавочке? Круизы в Гонолулу и всякое такое прочее?

— Да, вроде этого. Коллективные экскурсии. Но, на мой взгляд, главным бизнесом была организация всякого рода конгрессов. Я тут просмотрел кое-какие досье. Хартли обладал монополией на организацию всевозможных конгрессов в городе. Насколько я могу судить, если кто намеревался провести конференцию, устроить банкет, организовать съезд, то следовало обратиться к Хартли, он все устраивал.

— Хм! Для нас это не представляет никакого интереса! Но вот девицы другое дело! Совсем другое дело! Наличествует набитый деньгами холостяк, который в состоянии содержать сногсшибательных секретарш. И вот однажды его находят с кухонным ножом промеж лопаток, а одна из секретарш вдруг исчезает. Не надо обладать семью пядями во лбу, чтобы понять, что к чему. Не так ли?

Он выпустил из ноздрей струю смердящего дыма и посмотрел на меня.

— Что ты молчишь, Престон? Признайся, иного вывода сделать невозможно?

— Раз ты так себе это представляешь, лейтенант, значит, так оно и есть! Только ты, видимо, упустил из вида одну мелочь, которая может оказаться весьма важной.

Рурке с сожалением посмотрел на меня.

— Послушай хорошенько, Рэндалл! Не часто представляется случай внимать такому доке, как Престон. Так что за мелочь?

Рурке меня поддразнивал. На самом же деле он знал, что я намерен сказать, и Рэндалл знал тоже.

— Все дело в том, что твоя версия могла бы выглядеть более убедительно, если бы кто-то не забыл такой же кухонный нож в спине несчастного Хадсона.

— Да, это несколько усложняет дело, — согласился Рурке. — И, по-моему; У тебя на этот счет есть свои соображения, а, Престон? Ты, конечно, страстно желаешь ими с нами поделиться, не правда ли? Кстати, о какой миссис Уайтон шла речь?

— Отвечая на твой первый вопрос, могу сказать: да, есть кое-какие соображения. Несколько позднее мы с тобой это обсудим.

Рэндалл с невозмутимым видом шагнул к двери и загородил выход.

— Помогите глупым полицейским, попавшим в сложное положение! — сказал он. — Поделитесь с нами своими бесценными теориями!

— Это не теории, Джил! Это даже нельзя назвать просто догадкой. Это зародыш догадки. Скажу, что намерен предпринять. Я переговорю со своей клиенткой и объясню ей, что она ставит меня в затруднительное положение, заставляя отказываться от сотрудничества с людьми, которых я знаю и уважаю не первый год. Затем попрошу разрешения сообщить вам то немногое, что мне известно: Возможно, большой пользы это не принесет, но постараюсь сделать все, что в моих силах.

Эту белиберду я изложил на полном серьезе. С видом человека, который старается защитить свою клиентку от враждебно настроенных чиновников и который готов пожертвовать старой дружбой во имя своего профессионального долга. Моя тирада произвела должный эффект.

— Сожалею, Престон, но речь идет не о ставках на скачках! Мне известно, что вы готовы помочь полиции, если окажетесь в состоянии это сделать. Так что уладьте этот вопрос со своей клиенткой.

— Брось терять время, Рэндалл! — прорычал Рурке. — Он тебя заставит проглотить любую чепуху! Зря притворяется, будто у него рот на замке! Если только, конечно, этот замок не золотой… А теперь выслушай меня внимательно, Престон! Согласится миссис Уайтон или нет, мне все равно! Даю тебе сроку шесть часов, и включайся в нашу работу! Я хочу знать все, что тебе известно. Цени мою доброту, дарю тебе целых полдня, чтобы разобраться! Если нет, посажу за решетку.

Пришлось уйти, пока он не передумал и не арестовал меня тут же на месте. В приемной лысый доктор продолжал приводить в чувство единственную и последнюю представительницу туристского агентства. Спустившись вниз на лифте, я миновал холл, запруженный журналистами и фотографами, и заперся в телефонной будке.

— Полиция! — ответил мужской голос на другом конце провода.

— Пожалуйста, уголовную! — сказал я нарочито грубым голосом.

Меня переключили на требуемый номер.

— Уголовная полиция! Инспектор Мондерс слушает!

— Попросите, пожалуйста, лейтенанта Рурке к телефону!

— Лейтенант на задании. Кто говорит?

— Друг. Скажите лейтенанту, что, если он намерен узнать побольше о том типе, что забывает повсюду кухонные ножи, пусть обратится к Бицепсу Смайноффу.

— Смайнофф? Не понимаю. О чем идет речь? — спросил Мондерс.

— Об убийстве. И запомни имя — Бицепс Смайнофф. И повесил трубку. Я полагал, что Смайнофф не убивал ни Хадсона, ни Хартли, но он наверняка работал на того типа, который немало знал обо всем этом. Полиции было известно о деятельности Смайноффа. Учитывая его уголовное досье, полицейские не станут долго размышлять, схватят его и подвергнут обработке. Возможно, что-нибудь и узнают; во всяком случае, работодатели Смайноффа решат, что полиция взялась за дело основательно и наступает им на пятки. Это может привести к интересным результатам.

…Газета «Мир» в Монктон-Сити помещается в здании из тесаного камня, расположенном в самом центре города. В местной прессе эта газета занимает особое место. Она не принадлежит к какой-либо партийной группировке и не содержится на средства местных финансовых воротил. Газета была основана после первой мировой войны и поначалу была почти незаметной; популярность она приобрела сенсационным разоблачением финансовых скандалов в тридцатые годы. Главным редактором ее вот уже восемнадцать лет был Чад Штейнер. Он представлял собой журналиста старой школы, про которых говорят, что у них в жилах течет столько же чернил, сколько крови. Видя, что я вхожу в его кабинет, он поприветствовал меня кивком головы:

— Привет, Простои! Долго же мы с тобой не виделись! К сожалению, сейчас очень занят, дел по горло!

У Чада вечно озабоченное лицо, покрытое глубокими морщинами. В пятьдесят три года он уже приобрел старческий вид, впрочем, насколько помню, он всегда так выглядел.

— Чад, я пришел к тебе вовсе не затем, чтобы докучать по пустякам. Думаю, мы могли бы заключить сделку. Он вздернул брови.

— Сделку? Я бедный человек, Престон. Мне нечего тебе предложить.

— Есть что. Кое-какие сведения.

— Сведения! В таком случае ты попал по адресу. Без похвальбы могу сказать, я в курсе всего, что происходит в мире, а если чего и нет в моих архивах, то есть тут! — И он постучал себя по лбу.

— Хуже другое, Чад! Я тоже бедный человек и вряд ли что смогу предложить. Но не исключено, что выведу тебя на весьма смачное дело. Конечно, и другие потом о нем разнюхают, но тебе гарантирую право первой печати, будешь получать информацию раньше других газетенок!

— Престон, — заявил Штейнер, нахмурив брови, — если хочешь иметь со мной дело, то не забывай: моя газета называется «Мир», и я не позволю именовать ее газетенкой. Это тебе не бульварный листок желтой прессы! А теперь выкладывай, что именно тебя интересует?

— Доводилось ли тебе слышать о некоем Свенсоне? Гарри Свенсоне?

— Разумеется. Ну и что?

— Меня интересует преступление, которое было совершено вчера. Свели счеты с неким Хадсоном.

— Убийство кухонным ножом? Это что, Свенсон его прикончил?

Я рассмеялся.

— Послушай, Чад, ты же прекрасно понимаешь, будь все так просто, меня бы здесь не было. Тебе известно, думаю, что сегодня утром еще одного прикончили. В том здании, где это произошло, я заметил двух твоих парней.

— Да, мы в курсе. Опять кухонный нож…

— Я считаю, что быстрей разберусь во всей этой истории, если побольше узнаю о Свенсоне.

— Понятно. Послушай, мне не хочется выглядеть в твоих глазах навязчивым, но все же скажи: тебе-то какое до этого дело?

По тону я понял, что Чад заинтересовался этой историей. О Свенсоне мне мог бы дать исчерпывающие сведения любой городской журналист, но я доверял только Штейнеру. Вот почему сразу к нему и обратился. Собравшись с духом, рассказал ему некоторую часть того, что мне было известно. Не все, конечно. Кстати сказать, миссис Уайтон при этом не упоминалась. Чад внимательно выслушал меня, ни разу не перебив. Потом сказал: