Эльсалилль постаралась быстрее сделать свою работу. Она вымыла и протерла насухо все бокалы и кружки. Потом она повернулась к стойке в стенном проеме, чтобы взглянуть, не поставлено ли там еще посуды. Не найдя ничего, она осталась у стойки и выглянула в зал.

В это время посетителей в трактире обычно не бывало. Оттого и хозяйки не было за стойкой, да и в зале не видно было подавальщиков. В конце большого стола сидели трое мужчин. Это были гости, хотя похоже была, они чувствовали себя здесь как дома. Один из них, опорожнив свой бокал, подошел к стойке, вновь наполнил его из одного из стоявших там бочонков с пивом и вином и вернулся на место.

Эльсалилль стояла долго и смотрела в зал, но все мысли ее были с ее мертвой сводной сестрой и она находилась словно бы совсем в другом мире. Прошло немало времени, прежде чем она поняла, что эти трое были ей хорошо знакомы, ибо это были сэр Арчи и его друзья, сэр Реджинальд и сэр Филип.

Последнее время сэр Арчи не заходил к Эльсалилль, и она была рада увидеть его. Она уже была готова крикнуть ему, что она здесь, совсем рядом, но вдруг подумала, что, может, неспроста не приходит он к ней больше. «Может быть, у него другая девушка? — решила она. — Может, как раз о ней он и думает теперь?»

Сэр Арчи сидел чуть в стороне от других. Он молчал, глядя куда-то перед собой, и не пил. Участия в беседе он не принимал, а когда друзья говорили ему что-то, он чаще всего оставлял это без внимания.

Эльсалилль видела, как друзья пытались развеселить его. Они спрашивали его, отчего он не пьет. Советовали ему пойти к Эльсалилль, чтобы вернуть себе хорошее настроение.

— Не обращайте на меня внимания, — сказал сэр Арчи. — Я думаю сейчас о другой. Ее я вижу перед собой постоянно, и в ушах моих постоянно звучит ее голос.

Эльсалилль видела, что взор сэра Арчи устремлен на одну из массивных колонн, на которых покоились своды погребка. И тут она вдруг обнаружила, что у этой колонны стоит ее сводная сестра и смотрит на сэра Арчи. Она стояла неподвижно, и разглядеть ее, прислонившуюся к колонне и одетую в серого цвета платье, было непросто.

Эльсалилль стояла, затаив дыхание, и смотрела в зал. Пока ее мертвая сестра была с ней, веки у нее были все время опущены. Теперь же, когда она глядела на сэра Арчи, глаза ее были открыты. Они были какие-то мутные, потухшие, безжизненные. Свет не отражался в них вовсе, и смотреть в глаза мертвой было страшно.

Прошло какое-то время, и сэр Арчи вновь принялся сокрушаться.

— Я постоянно вижу ее перед собой, она следует за мной повсюду, куда бы я ни шел, — сказал он.

Он по-прежнему сидел и смотрел на ту самую колонну, прислонившись к которой стояла мертвая. Но Эльсалилль теперь стало ясно, что он не видит ее. Стало быть, не о ней говорил он теперь, а о какой-то другой девушке, что постоянно занимала его мысли. Эльсалилль по-прежнему стояла у проема в стене и наблюдала за происходящим. Она думала, что, наверное, больше всего теперь хотела бы она узнать, кого же сэр Арчи носит повсюду в своих мыслях.

Вдруг она заметила, что мертвая присела на скамью рядом с сэром Арчи и стала нашептывать что-то ему на ухо.

Но было видно, что сэр Арчи не знает о том, что она сидит так близко от него. Он почувствовал лишь пронизывающий его страх. Эльсалилль увидела, что, как только мертвая вздохнула и шепнула ему что-то, он уронил голову на руки и зарыдал.

— Ах, зачем только я нашел тогда эту юную девушку! — сказал он. — Ни о чем другом я не сожалею, но мне следовало отпустить ее, когда она стала молить меня об этом.

Двое других шотландцев перестали пить и с ужасом посмотрели на сэра Арчи, который, сказав такие слова и, стало быть, поддавшись чувству раскаяния, уронил тем свое мужское достоинство. Мгновение сидели они в нерешительности, но потом один из них подошел к стойке, выбрал там кружку побольше и наполнил ее красным вином. Потом он подошел к сэру Арчи, хлопнул его по плечу и сказал:

— Выпей, брат мой! Не перевелись еще у нас деньги господина Арне. И пока мы можем позволить себе пить такое вино, печалиться нам не пристало.

В тот самый момент, когда слова «Выпей, брат мой! Не перевелись еще у нас деньги господина Арне» были сказаны, Эльсалилль увидела, что мертвая поднялась со скамьи и исчезла.

И тотчас же перед Эльсалилль возникла картина: трое бородатых мужчин, одетых в мохнатые шкуры, убивают людей господина Арне. И теперь этих мужчин узнала она, это были те трое, что сидели сейчас здесь в погребке: сэр Арчи, сэр Филип и сэр Реджинальд.

Эльсалилль вышла из каморки, где она только что мыла хозяйкины кружки, и тихо прикрыла за собой дверь. В узком коридоре она остановилась. Там, прислонившись к стене, она простояла около часа, и все это время мысли ее были об одном: «Я не могу его предать, — думала она. — Что бы плохого он ни совершил, сердцу моему он дорог все равно. Я не могу послать его на колесование, я не смогу видеть, как его станут пытать, подпаляя ему руки и ноги».

Шторм, бушевавший всю ночь, с наступлением вечера усилился, и Эльсалилль слышала, стоя в темноте, как гудит ветер.

«Вот и пришел первый весенний шторм, — думала она. — Он пришел, чтобы, обрушившись всей своей силой на лед, взломать его и освободить море. Пройдет всего несколько дней, и сэр Арчи сможет отплыть отсюда, чтобы никогда больше не возвратиться. Он больше никогда не совершит в этой стране преступлений. И какая же польза будет от того, что его схватят и накажут? Не будет от этого радости ни мертвым, ни живым».

Эльсалилль закуталась в свой плащ и решила, что она пойдет сейчас домой, усядется там тихонечко за свою работу и никому не станет рассказывать свою тайну.

Но тут же, не успев сделать и шага, она передумала и осталась стоять в темном проходе.

Она стояла тихо и слушала шум ветра. И снова подумала она о том, что скоро наступит весна. Снег уйдет, и земля оденется в зеленые одежды.

«Боже милосердный, какая же это весна будет нынче для меня! — подумала Эльсалилль. — Не принесет мне зелень ни радости, ни счастья после холода зимы».

«А ведь всего год назад я так радовалась, что зима подходит к концу и наступает весна, — думала она. — Я вспоминаю один вечер, столь прекрасный, что я не могла усидеть дома. Тогда я взяла свою сводную сестру за руку, и мы пошли в поле набрать зеленых ветвей, чтобы украсить ими печь».

Эльсалилль стояла и вспоминала, как шли они тогда по зеленой тропе. И рядом с дорогой увидели вдруг подрубленную молодую березку. По срезу было видно, что подрубили ее уже много дней назад. Но теперь несчастное дерево начинало пускать зелень, и из почек вот-вот должны были появиться листочки.

Тогда ее сводная сестра остановилась и нагнулась над деревом.

— Ах, бедное деревце, — сказала она, — отчего не дано тебе умереть спокойно? Что сделало ты плохого, что теперь должно раскрывать листочки свои, так, словно бы ты еще живое.

Эльсалилль тогда рассмеялась и ответила ей:

— Оно распускает так нарядно свою зелень, чтобы тот, кто срубил его, увидел бы, что он наделал, и чтобы он тогда испытал раскаяние.

Но сводная сестра ее не засмеялась в ответ. В глазах у нее появились слезы.

— Рубить дерево, когда у него распускаются листья, когда силы жизненной у него столько, что оно не может умереть, — большой грех. Ужасно, когда мертвый не может обрести покой в собственной могиле. Умершим не приходится больше ждать каких-либо радостей. Ни любовь, ни счастье никогда не придут к ним. Одного только желают они: уснуть в тишине и в покое. Мне хочется плакать, когда ты говоришь, будто бедная березка не может умереть, оттого что думает о своем убийце. Разве это не самая тяжкая участь для лишенного жизни, когда он не может уснуть мирно, но должен преследовать своего убийцу? Ведь мертвым, кроме покоя, ничего не нужно.

Когда Эльсалилль вспомнила эти слова, она стала плакать и ломать руки.

— Моя сводная сестра не сможет обрести покоя в своей могиле, — сказала она, — если я не выдам своего возлюбленного. И если теперь я не помогу ей, она будет вечно бродить по земле, не зная отдыха и успокоения. Бедная моя сводная сестра, нет у нее более других желаний, а я смогу дать ей покой, лишь послав на колесование того, кого люблю.