Томобэ и какибэ сидели на земле, считающейся собственностью какого-нибудь старейшины, вождя, члена царского рода; они обрабатывали эту землю для хозяина земли и сами принадлежали владельцам этой земли. Их хозяева брали от них все, оставляя, очевидно, столько, сколько минимально нужно было для их существования. Поэтому томобэ и какибэ гораздо ближе к рабам, чем к крепостным.

Но есть один признак, который вносит некоторый оттенок в это японское рабство. Томобэ и какибэ – во всем рабы – были тесно связаны с землей: вне земли они не существовали. Как это видно из приведенного мною отрывка из Кодзики, земля и люди были в этом случае неотделимы друг друга. Один из современных историков Хаякава Дзиро в предисловии к своей "Книге для чтения по японской истории" (Ниппон рэкиси токухон) высказывает мысль, что японских бэ можно в известной мере сравнивать со спартанскими илотами. "По форме они – крепостные по содержанию – рабы" (ук. соч., стр. 4).

Это сближение с илотами требует, конечно, большой проверки, тем более, что слишком много отличий в общественном устройстве древней Спарты и древней Японии. Однако, во всяком случае, как мне кажется, ясно, что если бэ (имея в виду бэ в позднюю эпоху) действительно следует признать рабами, то все же не в том смысле, как мы понимаем античное рабство. Но все это – одна из форм рабства и поскольку этот период – V, VI и начало VII в. ознаменован именно развитием такого рабства, поскольку именно оно составляло то новое, что характерно для этих веков и чего нет ни до – в эпоху родового строя, ни после – в эпоху надельной системы, постольку эти века можно в известном смысле назвать эпохой рабовладельчества, не получившего ни значения единственной формы социально-экономического строя, ни развития в дальнейшем. Феодальные элементы, созревавшие в этом строе, выступили в дальнейшем на первое место и не дали японскому рабовладельчеству развиться до степени особой рабовладельческой формации.

К сказанному необходимо добавить несколько слов о тех, к кому обычно применяется слово "рабы" – о так наз. яцуко, как показывает значение этого слова, яцуко – домашние слуги и служанки. Они составляли собственность своего владельца и находились всецело в его распоряжении. Никакого серьезного значения для производства они не имели. Это явствует между прочим и из правового положения, если о таком можно говорить. Различие в положении яцуко и бэ обычно определяют так: яцуко можно было распоряжаться как вещью, т.е. их можно было продавать, наказывать, дарить, а также убивать; бэ же нельзя было ни убивать, ни даже продавать и наказывать. Такая формулировка, принятая в большинстве работ, должна быть понимаема так: поскольку бэ были неотделимы от земли, их отдельно от земли действительно нельзя было ни продавать, ни наказывать; но вместе с землей их можно было, как я показал выше, передавать другому; то же обстоятельство, что яцуко можно было продавать, свидетельствует как раз о том, что они не имели касательства к земледелию, т.е. к основному производству той эпохи; о том же говорит и право их убивать, при одновременном запрещении убивать бэ; эти последние были слишком ценны, как занимавшиеся основным видом производительной деятельности. Из этого же всего следует, что рабство в эту эпоху надлежит искать не в яцуко, а в бэ.

БОРЬБА РОДОВ в V-VI в.

Как было выяснено в предшествующем изложении, V, VI и начало VII века представляют картину окончательного распада родового строя. Этот распад вызван появлением внутри родового строя рабовладельчества, разложившего родовую общину, но не развившегося до степени самостоятельной социально-экономической формации. Вместе с тем наряду с этим рабовладельческим укладом внутри того же родового строя созревали элементы феодальных производственных отношений. Рабовладельческие тенденции нашли свое выражение в системе томобэ и какибэ, феодальные – в установлении для некоторой части свободного населения – родичей налога и отработочной повинности. Как это известно из дальнейшего, в окончательном итоге возобладали феодальные тенденции, и в середине VII они были утверждены путем политического переворота, известного под именем "переворота Тайка" (645 г.).

Эти столетия представляют таким образом исключительный интерес, так как именно в это время происходит и созревание рабовладельческих и феодальных тенденций, и их борьба, и окончательное оформление антагонистического общественного строя – классов, и сформирование государства, уже не того примитивного "государства", которое сводилось к союзу родов, державшему на положении данников другие роды, но государства в точном смысле этого слова.

Распад родового строя нашел свое выражение прежде всего в разложении родовой общины. Ее сменила соседская община. В основе это было вызвано ростом населения, увеличением потребностей, запашкой новых земель и тем переворотом, который был внесен в хозяйство новой, пришедшей из-за моря техникой: корейские и китайские переселенцы приносили с собой, как это было сказано раньше, более совершенные, чем в Японии земледельческие орудия и новые, более совершенные способы обработки земли. Огромную роль сыграли появившиеся и растущие в своем числе рабы: они окончательно подорвали прежнюю родовую общину как основную экономическую единицу общественного строя.

Об этом изменении характера общины можно судить и по истории японских поселений. Основной формой совместного поселения, идущей с глубокой древности, является "мура" – селение. Первоначально это была группа совместно живущих кровных родственников; иначе говоря, понятие селения совпадало с понятием родовой общины. Первый шаг на пути к разрушению этой общины составляло отделение части родовой общины и поселение ее на новых местах; это имело место в связи с необходимостью расширить количество обрабатываемых земель. В дальнейшем при царских "миякэ" или соответствующих "складах-конторах" вождей крупных родов стали зарождаться поселки нового типа, составленные из землепашцев, работающих на царских полях – "мита" или на землях старейшин – наридокоро или тадокоро.

Отдельными поселками селились пришельцы из-за моря – корейцы и китайцы, отнюдь не обязательно составлявшие каждый раз кровные группы. Наконец, существовали и поселки, образованные группами подневольных мастеров-ремесленников, поставляющих свои изделия царям или другим членам родовой знати. Возможны, наконец, и особые поселки пленников – из числа Кумасо и Эбису.

Насколько можно судить по Кодзики и Нихонги, в этих селениях, превратившихся в соседскую общину, сформировались даже свои органы управления, построенные на началах, отличных от тех, на которых строится управление родовой общиной. В селениях появились свои "старосты" – "мура-но обито" или "инаги"; в селениях, образованных переселенцами, они назывались "сугури". Конечно, во многих случаях эти новые "старосты" происходили из тех же прежних "старейшин", но это было, во-первых, не обязательно, а во-вторых, – это главное, – их функции уже были несколько иные.

Изменение характера общины, появление в ней нового типа самоуправления, повлекло за собою дальнейшие следствия: главы прежних крупных родов, родовые старейшины, стремились подчинить своему влиянию уже не свою родовую общину, фактически распадавшуюся или распавшуюся, а соседскую. Это приводило к тому, что они начали превращаться в своего рода правителей отдельных районов. Мы знаем их под именами "агатануси" и "куни-но мияцуко", которыми выражалось и их новое положение и их отношение к царям: так их называли цари, которым они обязаны были представлять дань. Появление этих местных "правителей" также есть один из показателей изменения родовой общины.