– Вы можете спокойно поговорить в библиотеке, – предложила графиня, которая, по-видимому, знала, что именно Панин хочет обсудить с московскими гостями.
Библиотека была стилизована под колониальную викторианскую эпоху с низкими столиками на слонах и наборными панелями красного дерева, укрывающими стены и потолок.
– Что вы собираетесь делать с саблей? – прямо спросил Панин, когда они уселись в удобных креслах библиотеки.
Лена посмотрела на Розума, который задумчиво рассматривал фигуру Будды на столике возле кресла. Молчание затягивалось.
– Честно говоря, Владимир Георгиевич, ни я, ни Лена еще серьезно об этом не задумывались, – наконец произнес Розум, продолжая разглядывать Будду.
– Ну что ж, понятно, делить шкуру неубитого медведя – плохая примета. Но теперь медведь убит и освежеван. Завтра вы получаете саблю, и сейчас самое время подумать, как вы собираетесь ею распорядиться.
– Сабля Ленкина, ей и решать, – наконец оторвался от Будды Розум.
– А какие, собственно, у нас варианты, Владимир Георгиевич? Мы, к сожалению, не очень осведомлены в этой области, – призналась Лена.
– Да вариантов, Елена Леонидовна, – Панин официально назвал Лену по-имени отчеству, подчеркивая серьезность разговора, – собственно, только два. Либо вы решаете продать саблю, либо вы ее оставляете у себя. Хотя второй вариант в вашем случае вряд ли осуществим.
– Это почему же? – вмешался Розум.
– Дело в том, – охотно пояснил Панин, – что содержание такого экспоната само по себе чрезвычайно дорогостоящее мероприятие. Необходимо обеспечить определенный режим хранения, специальное помещение. Кроме того, сабля нуждается в неотложных восстановительных работах. Например, дамасская сталь после такого длительного времени претерпевает изменения на структурном уровне и скорее всего нуждается в восстановительной обработке. То же с импрегнированной гравировкой золотой тамги на клинке. И многое другое. Эта чрезвычайно ответственная и высокопрофессиональная работа может быть выполнена только в условиях специализированной лаборатории. Таких лабораторий всего несколько во всем мире. Специалистов для работы такого уровня можно пересчитать по пальцам. Я уж не говорю про безопасность. Обеспечить в России безопасность для раритета такого уровня по карману, пожалуй, лишь нескольким самым богатым олигархам.
– Хорошо, вы нас убедили, Владимир Георгиевич, держать у себя мы ее не можем. Остается второй вариант. Продать саблю. – И Лена оглянулась, ища поддержки у Розума.
– Наверное, вы правы, граф, – согласился Розум. – Мы в этом деле дилетанты, а вы коллекционер с мировым именем. Но лично я бы не спешил с продажей. Я считаю, что надо привезти саблю в Россию и посоветоваться с российскими специалистами. Я думаю, в России есть и лаборатории, и профессионалы достаточного уровня, чтобы провести экспертизу и все необходимые работы по восстановлению и необходимой профилактике сабли.
– Я нисколько не сомневаюсь, Алексей, – заверил Панин. – Безусловно, все это можно сделать в России. Но продавать саблю в России я бы на вашем месте не рискнул.
– Если вы имеете в виду безопасность, то мое ведомство здесь пойдет мне навстречу, как и в случае с двумя первыми находками, так что безопасность сабли, во всяком случае до момента продажи, гарантирована.
– У нас с вами, Алексей, немного разные понятия о безопасности для такого бесценного экспоната, каким является сабля Чингизидов. Согласно мировым стандартам безопасность не является очевидной, пока вещь не застрахована в одной из ведущих страховых компаний, такой, например, как «Ллойд». Ну представьте, что в здании вашего ведомства, где вы собрались хранить это сокровище, случился пожар. Или после того, как вы ее сдали на хранение, вы с Леной попадаете в автомобильную катастрофу и погибаете. Как ее сын получит саблю из вашего ведомства, Алексей? Но в данный момент я говорю даже не о безопасности, а совсем о других рисках.
– Чем же мы еще рискуем, Владимир Георгиевич? – Лена внимательно смотрела на Панина.
– Ваше право владения, голубушка моя Лена, не является юридически бесспорным, а основывается исключительно на согласии заинтересованных сторон. К примеру, если бы нашей милой графинюшке Александре вдруг взбрело в голову не отдавать вам саблю, то никаким образом получить ваше наследство вам бы не удалось.
– А как же письмо Архипа? – удивилась Лена.
– Видите ли, по вполне понятным причинам мне глубоко неприятен ваш бывший сосед Павел Николаевич Кардашев, но как с юристом я с ним абсолютно согласен. Эти письма, не оформленные в виде официального завещания на конкретное лицо, юридически ничтожны. И ни один суд их к рассмотрению не примет. Да что говорить, если там даже не назван предмет наследования! Ну где там написано о сабле? Там идет речь о каких-то вещах, принадлежавших какому-то бригадиру.
Лена во все глаза смотрела на Панина.
– Но даже если суд примет к рассмотрению это письмо и сочтет его документом, подтверждающим право наследования на самаринскую саблю, то почему вы уверены, что распорядителем наследства являетесь вы?
– А кто? – совсем растерялась Лена.
– Ну, есть еще как минимум пара претендентов. Ваша мама Лида и ее сын Платон. Вы уверены, что Лидия не оспорит ваше право как старшая из каратаевских наследников? Нет-нет, я ни в коем случае не хочу поставить под сомнение порядочность Лиды, но, положа руку на сердце, разве вы застрахованы, что она не попадет под чье-то недобросовестное влияние? И вам, Алексей, по решению суда придется передать раритет из вашего всемогущего ведомства в руки семьи Арсановых. И тут за безопасность сокровища я не дам и ломаного гроша.
Розум хмуро кивнул в знак согласия.
– Но я сейчас говорю даже не о ваших родственниках. Где гарантии, что кроме семьи Арсановых не появятся другие наследники?
– Но из прямых потомков Архипа остались только мама и ее дети, – робко возразила Лена.
– Да знаю я прекрасно, – отмахнулся Панин, будто досадуя на непонятливость Елены, – я же говорю не о настоящих, а о мнимых наследниках.
– О мнимых? Это каких?
– Хорошо, – терпеливо вздохнул Панин. – У Архипа, как вы знаете, был старший сын Сережа. О нем упоминается в письме.
– Да, только он потомства не оставил.
– А это не факт. Фактом является только то, что вы ничего не знаете о существовании каких-либо потомков Сергея Каратаева.
– Да, ничего не знаем ни о каких потомках, – подтвердила Лена.
– Теперь представь на минуту, что у командира полка Красной Армии Сергея Каратаева на фронте случился роман. Могло такое быть?
– Могло, конечно.
– Где он воевал?
– У Тухачевского.
– Ну вот, представь себе, что объявляется какая-нибудь семья Пупкиных из Поволжья, скажем из Самары, и предъявляет письма их прабабки Дуси Пупкиной, из которых совершенно ясно, что их дед Пупкин – родной сын Сергея. Может такое быть?
– Ну, в принципе может.
– А теперь объясните мне, пожалуйста, если я человек, который охотится за каратаевским наследством, и я настолько влиятелен, что в состоянии послать группу спецназа в другую страну для проведения акции захвата, насколько трудно для меня будет организовать появление таких наследников в России в любом требуемом мне количестве?
– Совсем нетрудно. Элементарно, – оживился Розум, заинтересовавшийся панинским сценарием.
– Я думаю, для такого человека это не составит труда, – подтвердила Лена.
– Прекрасно. Как только эти мнимые родственнички заявляют о себе, они сразу же становятся юридическими претендентами на каратаевское наследство. Опять же саблю изымают из вашего, Алексей, ведомства и в лучшем случае передают судейским. И опять же за ее безопасность я и ломаного гроша не дам. Впрочем, им и грабить не нужно. Просто оформят передачу прав наследования семье Пупкиных в нужные руки и все. А с вами уж как-нибудь разберутся. Не таких там обламывали.
Собеседники помолчали, осмысливая панинскую информацию.