Саблю решено было спрятать в одном из подземных ходов под цитаделью. Генеральный кавалерий Франческо де Корса во главе отряда черкесов-аргузиев спустился в подземелье. Саблю спрятали в неприметной нише одного из бесчисленных боковых ходов. Когда стражники начали заваливать нишу камнями, из глубины главного входа показалась фигура консула. Консул остановился в проходе, не дойдя до ниши, и подал знак факелом. В ту же минуту черкесский сотник, стоявший за спиной генерального кавалерия, перерезал Франческо де Корсе горло.
Этой же ночью, перед самым восходом, турецкая эскадра пропустила небольшую галеру, увозившую последнего генуэзского консула Кафы в сторону Босфора. А еще через два дня Кафа сдалась. Ни один из членов совета города не вернулся в Геную живым.
Через два года крымский хан Менгли-Гирей признает протекторат Османской империи. На долгие три столетия Крым станет вассалом Блистательной Порты. В качестве признания Чингизидов из рода Гиреев единственными законными наследниками дома Бату султан передаст хану саблю с алмазом – родовую реликвию улуса Джучиева.
Москва, июнь, 2005 г.
В пятницу в два часа дня на даче Арсановых принимали брюссельских родственников. Розум поехал за ними в гостиницу, а Лена с утра помогала матери приготовить праздничный обед. Старик Арсанов предстал перед гостями в генеральском мундире с орденскими планками. Уговорить его переодеться в штатское не удалось. Старый генерал на правах хозяина встречал прибывших у ворот. Он галантно поцеловал руку баронессе, они вместе поднялись на крыльцо дачи и прошли в зал, где был накрыт стол.
Генерал представил членов семьи. Баронесса села с Лидой и Леной, а Панина усадили напротив. После вручения подарков завязалась непринужденная светская беседа.
– Я просто счастлива, что у нас оказались такие замечательные родственники, – с чувством провозгласила баронесса. – Просто невероятно, что при ужасном людоедском режиме, при этом кошмаре, царившем в России столько лет, вы сумели создать и сохранить такую прекрасную семью.
Лена застыла с вилкой у рта и испуганно посмотрела на генерала.
Генерал, так удачно сумевший противостоять кошмарному режиму, с неожиданным энтузиазмом закивал головой:
– Вы знаете, вы очень правильно сказали. Ужас и кошмар. Страна разграблена кучкой негодяев.
– Слава богу, грязные руки этой шайки не дотянулись до вашего стола, генерал, – усмехнулся Панин, накладывая себе закуски.
– Пока здесь есть еще такие блестящие офицеры, как вы, – кокетливо кивнула баронесса генералу, – всегда остается надежда на возрождение былого величия России.
– Да, я вам должен сказать, единственная надежда – на офицерство и армию. Больше ни на кого надеяться нельзя, – согласился генерал. – И смею вас заверить, терпение армии не безгранично.
– Я уверена, русское офицерство в конце концов вышвырнет эту большевистскую сволочь вон из России! – с пафосом предрекла баронесса.
– Вот именно! – обрадовался генерал неожиданной поддержке со стороны прогрессивной заграницы. – Именно что большевики, новые большевики. Ничего святого. Я в Бурденко ходил на прошлой неделе, а они мне говорят: «На осмотр надо записываться за две недели». Да разве раньше такое было возможно?
– Чернь. Глумливая чернь, – возмутилась баронесса. – Одна фамилия чего стоит, Бурденко! Плебейство какое-то.
– Вот именно, что чернь. Мерзавцы.
– Ваша фамилия, Арсановы, – это ведь старая русская фамилия, генерал? – поинтересовалась баронесса.
– Да, фамилия старинная, – солидно согласился Арсанов.
– Я так и знала, породу видно издалека. Воронежский предводитель Арсанов не ваш родственник? Меня когда-то с ним знакомили в Париже.
– Да-да, помню, помню. Что-то такое было, – подтвердил генерал, получивший свою фамилию по месту пребывания детдома в маленьком райцентре Арсаново.
– Какая милая шляпка, – решила вмешаться Лидия, чтобы уйти от опасной темы. – И эта вуаль. Она вам так идет. Неужели Карден?
– Это же траур, мама, – простонала Лена в затылок матери.
Но баронессу вопрос нисколько не смутил.
– Моя близкая подруга – владелица салона мод в Брюсселе. Она мне всегда подбирает аксессуары, – с готовностью начала рассказывать баронесса.
И Лида принялась увлеченно обсуждать с баронессой проблемы женской моды в Европе и России.
Слегка ошарашенный фантасмагорическим развитием беседы, Розум с тревогой посмотрел на Панина. В глазах Владимира Георгиевича искрились веселые огоньки.
– Не волнуйтесь, моя кузина может заморочить голову целому генеральному штабу, – шепнул он Алексею. – Пойдемте покурим на веранду.
– А вы из тех самых Паниных? – спросил Розум, когда они вышли покурить.
– Точно такой вопрос мне совсем недавно задал один русский в Париже. Панины те самые, да я не тот. У моей бабки второй муж был граф Панин. А мой родной дед, как выражается наша баронесса, был блестящий флотский офицер. Очень любил играть. К сожалению, в основном проигрывал. Когда Каратаевым надоело оплачивать его долги, он получил пинком под зад. Так что я Каратаев. А дед погиб при Моонзунде. А что это вы так удивленно смотрите на наших дам?
– Да просто поразительно, как баронесса быстро нашла общий язык с Лидией, да и с генералом тоже.
– Ну, я полагаю, ваш генерал вырос не в профессорской семье, – засмеялся Панин. – А Эмилия так и не смогла за свою жизнь закончить ни одного учебного заведения. Так что за них я не беспокоюсь. По-моему, вы мне хотите что-то сказать, Алексей?
– Ну что ж, вы правы. Вас интересует архив Каратаевых, не так ли?
– Да, это так.
– Я вам его предоставлю.
– Правда? Так он у вас?
– У меня. Но у меня будет одно условие.
– Какое?
– Вы мне откровенно расскажете, зачем он вам и барону понадобился через столько лет.
– А вы не догадываетесь?
– Собственно, я знаю наверняка. Вы ищете наследство бригадира.
Панин удивленно поднял брови.
– Так вы же все знаете.
– Не все. Я хочу знать, что собой представляет бригадирово наследство.
Панин задумался.
– В принципе это семейная тайна, но вы имеете право ее знать как член семьи Каратаевых. Так что так и быть, я вам все расскажу.
– Договорились. Завтра утром я за вами заеду. А правда, что Ройбахи практически были в разводе?
Панин усмехнулся.
– Однако вас хорошо информируют. Да, это правда. Вообще барону надо бы поставить памятник. Честно говоря, я был уверен, что Сашка не продержится и месяца после свадьбы. А они прожили целых одиннадцать лет. Впрочем, я не должен сплетничать о наших семейных делах.
– У меня будет еще одна просьба, Владимир Георгиевич.
– Не много ли просьб на сегодня, подполковник?
– Вы не должны никому говорить об архиве. Даже вашим кураторам из «Ратника».
– А где мои гарантии, Алексей?
– Ну, вы можете сообщить, что едете со мной, или даже взять с собой охрану, только об архиве не говорите.
– Хорошо, я вам верю, охрана мне не нужна.
На веранду вышел генерал.
– Как вам наш зять, граф?
– Хорош, хорош. Настоящий каратаевский зять. В нашей семье женщины всегда питали слабость к военным. А как там наши дамы?
– Договариваются на завтра. Лидочка приготовила баронессе программу. Хочет показать Москву. Красную площадь, Кремль, а вечером в Большой.
– И Эмилия согласилась?
– О, она в восторге.
– Неисповедимы пути Господни, – пробормотал Панин.
– Владимир Георгиевич, мне Леша сказал, что завтра вы у нас обедаете, – обратилась Лена к Панину, выходя на веранду.
– Да, если не прогоните.
– Мне надо с вами посекретничать.
– Я к вашим услугам.
– Скажите, только правду, что вы обычно едите? Ну, какие ваши любимые блюда?
– О, вы вряд ли сможете мне угодить, дорогая.
– Ну дайте мне шанс, – засмеялась родственница.
– Тогда, пожалуйста, приготовьте селедочку в подсолнечном масле с лучком, черный хлеб и вареной на пару картошки в мундире. Картошки побольше.