«Эх! Питона бы сейчас сюда! Втроем с Витькой и Збигневом мы бы этих пижонов под орех разделали бы!.. Ладно... Чего уж теперь... Если они такие классные, как кажется, то у каждого должно быть по меньшей мере по две лежки!.. Не могут же они не понимать, что все их набеги тщательно изучаются и из них делают выводы!.. И не могут же они не понимать, что рано или поздно, но на них начнется охота, причем не ооновские облавы, а охота их же коллег, снайперов!.. И тогда... Находиться в лежке больше, чем на время одного выстрела, может быть смертельной глупостью!..»

Это была суровая правда. Потому что кто-кто, а уж Андрей на всю жизнь усвоил то, что сказал ему когда-то Бык: «Каждый снайпер обязан быть хорошим стрелком, но далеко не каждый хороший стрелок может быть снайпером! Тут очень многое зависит от состояния твоих мозгов, от терпения и упрямства!.. Стрелок в бою, он что? Выстрочил из автомата рожок-другой да и убрался восвояси, если повезло, конечно... А вот снайпер... Он своего права и времени на один-единственный выстрел порой может ждать несколько суток! И в таком ожидании самое главное – маскировка: залег в „лежке“, затаился и превратился в камень, в колоду, в придорожную кочку. И „засох“ до появления цели. Так, чтобы заяц попасся травкой, которая маскирует твою башку, и не догадался бы, что съел твою маскировку... А уж если выстрелил – меняй позицию не задумываясь! И помни, что у противника тоже может найтись парень, умеющий обращаться с оптикой, и со старой „лежки“ он даст тебе стрельнуть еще не больше одного раза!.. Запомни это, если хочешь выжить!..» Слова умудренного опытом снайпера-виртуоза, аса своего дела, которому удалось все же дожить до довольно преклонных годов, несмотря на бурную молодость. Эти слова были много раз ценнее любого самого дорогого бриллианта, потому что ценой им были человеческие жизни...

«По две „лежки“ на рыло... А ведь нет у вас, ребятки, такой возможности! – вдруг понял Андрей. – Ну, „курильщика“, положим, не достанешь из-за дальности – он может работать относительно спокойно, хотя и он не может знать наверняка, будет ли у его коллеги-противника тяжелая дальнобойная оптика или нет. А вот трое остальных рискуют! Ох как рискуют!.. А что если?.. Как там у Фауста? „Люди гибнут за металл!..“ А не боитесь ли вы, парни, оставлять у себя за спиной человека с таким оружием, который обладает многомиллионным секретом, как и вы сами?!. Ведь „колхозничков“ своих вы все вместе приговорили! А где гарантии, что он не приговорил вас самих, а?!.»

От этой родившейся вдруг мысли Чифа даже бросило в пот. Потому что именно в этом и могла быть разгадка всего этого косовского ребуса.

«Этот крендель ходил в Бело Поле со своим вторым номером безо всяких следопытов, значит, они лично ему просто не нужны – он и сам следопыт, каких поискать! Он безо всякого страха погони находился в „лежке“ у лесного перекрестка еще около полутора-двух часов, и только после этого стал догонять весь „обоз“... Тертый калач! И с нервами у него все в порядке... Значит, он запросто может „слить“ не только весь отряд, но и его разведчиков и даже первую снайперскую пару! И уйти налегке, вдвоем или втроем, прихватив с собой и командира... Тогда аккумуляторы на мотоциклах не понадобятся – втроем можно уйти и на одном „Хорьхе“!.. Значит, его второй номер будет где-то недалеко... На склоне в винограднике, на дальности, с которой позволяет работать его винтовка – пятьсот-шестьсот метров...»

В это время пошли доклады от его бойцов, которые немного отвлекли Андрея от напряженных раздумий и поисков:

– Джагглер Чифу!

– На приеме, – ответил Андрей.

– У нас чисто!

– Принял. Продолжайте!

– Вайпер!

– Слушаю!

– В мэнэ чышто!

– Добро!

– Оса Чифу!

– Слушаю!

– У нас порядок!

– Продолжайте!

– Водяной!

– Говори!

– Тишина!

– Добро... Конец связи!

Прошло первых полчаса поисков.

Андрей еще раз осмотрел деревню без оптики, пытаясь сообразить, где могут облюбовать свои «лежки» двое других приговоренных снайперов. Это должны были быть две точки, расположенные повыше. Таких точек в деревне было всего три: церковная колокольня, двухэтажное здание какого-то миниатюрного сельского заводика и сельский клуб или что-то в этом роде.

«На колокольню они не полезут – это точно! Завод, административный корпус? Гарантированно! Там десяток окон на втором этаже и еще чердак... Дальше... Клуб... Может быть, но... Его окна выходят в глухие маленькие улочки, а на площадь – только крохотное слуховое окно чердака. Плохая позиция, слабенькая, с очень маленьким сектором обстрела и неудобными путями отхода... Значит, что? Здание завода?..»

Андрей в который уже раз оторвал от глаз окуляры бинокля и стал обозревать всю картину целиком, все, что можно было увидеть не вооруженным оптикой взглядом. Потом опять посмотрел в бинокль, но уже целенаправленно и оценивающе.

«Значит, все-таки завод... Хорошая позиция! Просто отличная! – Филин представил себя на месте партизанских снайперов. – Здание находится в центре деревни. Пред ним довольно большая площадь с клумбой – абсолютно лысое место, ни одного камешка, чтобы укрыться!.. К площади со всех сторон, как лучи, подходят широкие улицы. Все как на ладони! Десять окон, одно из которых на торцевой стене! Сектор обстрела почти двести семьдесят градусов! Угадать, откуда будет сделан следующий выстрел, практически невозможно! Раздолье для снайпера – стреляй не хочу! Это только то, что видно отсюда, с этой стороны! А ведь почти наверняка есть окно и на втором торце здания! И уж почти стопроцентно есть окна, выходящие в сторону огороженной каменным забором цеховой зоны! А еще есть чердак! Вон, даже отсюда видно, что у него шесть больших слуховых окон, по два на каждом скате и по одному на торцевых фронтонах! С чердака вообще можно держать круговую оборону! А ведь выкурить двух „кукушек“ из этого домика будет сложно! Разве что жахнуть по окнам из гранатометов или башенных скорострелок, да и то без гарантии, что уничтожишь! А уходить им оттуда просто! Выскочил на территорию завода через проходную или окно первого этажа, пробежался между цехов – и все, ищи ветра в поле!.. Ясно! Значит, завод... Ну что... Теперь все это можно и поближе рассмотреть, тем более время не ждет...»

На пригорке Андрей провел почти час, но он не жалел о потерянном времени – теперь у него постепенно начала складываться картина предстоящего боя.

Андрей бегом спустился с пригорка к деревне, потому что торчать на нем и дальше значило уподобиться памятнику среди поля – наступал день, и становилось уже совсем светло. Он не стал рисковать и выходить на широкие мощеные улицы, а решил пройтись по периметру деревни, что называется, огородами и попасть на деревенский завод с тылу. Посмотреть, что там и как уже непосредственно на месте.

Война войной, а жизнь продолжалась. Люди, рискнувшие остаться жить в разграбленной албанскими боевиками деревне, хоть и находились в постоянном страхе, но жизнь деревенская все же диктовала им свои условия, шла ли война или нет. Кто-то мог выйти за ворота к колодцу за водой, кто-то отправиться за несколько километров за дровами, а кто-то подняться на террасы и начать ухаживать за виноградными лозами – жизнь возвращалась в разрушенный войной уклад, и помешать этому было не по силам никому и ничему...

Через полчаса пробежки по околицам и плутания по глухим узким задворкам Чиф вышел все же к двухметровому кирпичному забору и с ходу его перемахнул – такие заборы вообще не могли быть преградой ни для него самого, ни для его разведчиков – двухметровые стенки его научили преодолевать еще на первом курсе училища, на занятиях на ОПП.[35]

Чтобы досконально исследовать этот заводик, все его цеховые помещения, склады, бытовки и каптерки, у Андрея ушло около полутора часов.

Оказалось, что этот завод был именно той «курицей, которая несла золотые яйца», – он кормил всю округу. Здесь изготавливали вино. И не просто изготавливали. Здесь был законченный цикл – в одни ворота завозили виноград, собранный со склонов, а из других вывозили аккуратные, похожие на посылочные, ящики, в которых покоились пересыпанные кудрявыми стружками бутылки с вином. Он нашел в одном из дальних уголков складского подвала несколько таких чудом сохранившихся ящиков, в которых рядочками стояли высокие, тонкие зеленые бутылки с длинным горлышком и симпатичной этикеткой.