Мак повернулся к фермеру.

— Спасибо, мистер.

— Это не моя ферма. И корова не моя. Я здесь издольщиком.

— Все равно спасибо. За то, что нож одолжили. — Мак помог Джиму взобраться в кабину, и тот сел рядом с водителем. Рукав рубашки у Альберта Джонсона до самого плеча побурел от крови. Альберт завел мотор, и, тяжело пыхтя, машина двинулась по проселочной до роге. Полицейский у ворот фермы поджидал их, и как только они выехали на дорогу, пристроился сзади.

Сидевшие, на мешках в кузове затянули песню.

Полицейский лишь усмехнулся, а из кузова уже пропели и ему:

Мак, перегнувшись через Джима, бросил Альберту:

— Городом не поедем. Нам нужно груз в целости и сохранности в лагерь доставить. Не беда, если придется круг дать.

Альберт угрюмо кивнул.

Небо очистилось, но высокое солнце не грело.

— То-то ребята обрадуются! — сказал Джим.

Альберт снова кивнул.

— Дай им вволю мяса нажраться, так они тут же спать завалятся.

Мак рассмеялся.

— Удивляюсь тебе, Альберт. У тебя что же, нет высоких представлений о благородстве рабочего класса?

— У меня вообще ничего нет, ни представлений, ни чего понасущнее.

— И терять нечего, кроме цепей, — вставил Джим.

— Как это нечего? Вон, волосы еще остались.

— Да и грузовик еще, — напомнил Мак. — Без грузовика мы б ни за что не управились.

— Доконал меня этот грузовик, — с сердцем сказал Альберт. — Чтоб ему пусто было, я с ним по миру пойду! — Альберт не сводил взгляда с дороги, но глаза у него погрустнели. Сквозь зубы он процедил: — Когда работенка есть, заработаешь, бывало, три доллара, ну, думаешь, сейчас девочку какую-никакую подцеплю. И всякий раз, как нарочно, упрется мой тарантас, закапризничает. И починка ровно в три доллара обходится. Этот чертов драндулет почище ревнивой жены.

— Живи мы в справедливом обществе, была б у тебя хорошая машина, — без тени шутливости сказал Джим.

— Да живи я в справедливом обществе, у меня б девчонка была. Я ведь не Дейкин. Это он на своем грузовике помешался, больше ничего в жизни ему не надо.

Мак повернулся к Джиму.

— Да, сразу видно, этот парень знает, чего хочет. Вовсе не машина ему нужна.

— Это ты верно подметил! — сказал Альберт. — Насмотрелся, как коров кончают, так сразу и прозрел.

Они уже ехали безбрежными садами. Листья яблонь потемнели после дождя, почернела и земля. По придорожным канавам бежали бурливые мутные ручейки. Полицейский не отставал, он повернул вслед за Альбертом раз, другой — грузовик дал крюк, объезжая город. За деревьями мелькали дома, там хозяйничали либо сами фермеры, либо издольщики.

— Кабы у ребят от дождя не портилось настроение, я б не возражал, чтоб и дальше лило как из ведра. То-то яблочки на деревьях погниют.

— И наши одеяла заодно, — угрюмо ввернул Альберт.

А в кузове затянули новую песню.

Альберт резко повернул и выехал на дорогу к ферме Андерсона.

— Отлично! Городок за милю объехали. Вдруг бы нас задержали немного б мы тогда привезли! Даже подумать страшно!

— Смотри, дымят, — указал Джим, — видно костер уже разожгли. — Меж яблонями вился, не поднимаясь выше крон, голубой дымок.

— Ставь машину в самом конце, у деревьев, — посоветовал Мак. Ведь туши-то придется разделать, а куски развешивать негде, разве что на ветках.

Их уже поджидали. Сидевшие в кузове на мешках махали шляпами, вскакивали, отвешивали поклоны. Альберт сбавил скорость и медленно повел машину через толпу в конец лагеря, там уже начинались яблони.

Лондон, а за ним и Сэм пытались протолкаться к машине. Люди вокруг заходились в радостном крике.

— Туши повесить! — скомандовал Мак. — Лондон, скажи поварам, пусть мясо потоньше нарезают — быстрее изжарится. А то ребята проголодались.

Глаза у Лондона блестели так же радостно, как и у всех вокруг.

— Господи, неужели поедим досыта! — приговаривал он. — Мы уж было вас и ждать перестали.

Сквозь толпу пробрались повара. Туши повесили на нижних ветках, освежевали, выпотрошили.

Мак крикнул:

— Лондон, надо чтобы все в дело пошло. Кости, головы и ноги пригодятся для супа.

На большой противень нарубили мяса, понесли к земляной жаровне, и вся толпа двинулась следом, освободив поварам место. Мак стоял на подножке грузовика и созерцал всеобщую суету. Джим все еще сидел в кабине, рычаг передач приходился ему меж ног.

Мак тревожно заглянул в кабину.

— Ты чего, Джим? Плохо себя чувствуешь?

— Да нет, все в порядке. Правда, плечо совсем затекло, не пошевелить.

— Тебя, небось, просквозило. Может, док чем подсобит. — Он помог Джиму выбраться, поддерживая под руку, повел к жаровне. Запах жарившегося мяса разносился по всему лагерю. С противня на угли капал жир, маленькие язычки-всполохи враз слизывали его. Толпа так тесно окружила жаровню, что поварам — а они переворачивали мясо длинными лучинами — приходилось проталкиваться к противню. Мак дошел с Джимом до палатки Лондона.

— Ты посиди здесь, а я за доком схожу. А приготовят мясо принесу.

В палатке было сумрачно. Брезентовые стены почти не пропускали света. Глаза у Джима постепенно привыкли к полумраку, и он увидел, что на матраце, накинув на плечи одеяло и закутав им младенца, сидит черноглазая Лиза и открыто, без любопытства, смотрит на него.

— Привет! Как дела?

— Хорошо.

— Можно к тебе на матрац присесть? Мне чуток нездоровится.

Она подобрала ноги и отодвинулась. Джим сел рядом.

— Чем это так вкусно пахнет? — спросила она.

— Мясом. У нас столько мяса, ешь — не хочу!

— Я мясо люблю! Одним бы мясом кормилась!

Вошел, откинув полог палатки, темноволосый худой сын Лондона. Остановился, уставясь на Лизу с Джимом.

— Он чувствует себя плохо, — поспешила объяснить Лиза. — Он ничего такого не делает. Его в плечо ранили.

— А-а, вон что, — протянул парень. — А я «ничего такого» и не подумал, — обратился он уже к Джиму. — Жене все время кажется, что я ее ревную, а этого и в помине нет. — И назидательно добавил: — Не веришь женщине, так смотри за ней, не смотри — все без толку. Гулящая гулящей и останется. А Лиза у меня — жена верная. С чего бы ей не доверять. Он помолчал. — Там мясо жарят, много мяса. А еще фасоль привезли. Но ее, наверное, потом будем есть.

— Я и фасоль люблю, — вздохнула Лиза.

— А ребятам не терпится, — продолжал ее муж. — Так и норовят недожаренный кусок ухватить. Ведь заболеют же.

Полог взлетел вверх, и в палатку вошел доктор Бертон. В руках он держал кастрюлю с кипятком.

— Прямо святое семейство, — улыбнулся он. — Мак сказал, ты, Джим, плечо застудил.

— Болит очень, — кивнул Джим.

Док взглянул на Лизу.

— А что, если ты малыша на минутку положишь и сделаешь нашему больному согревающий компресс.

— Я?

— Ты, ты. Мне некогда. Снимешь с него куртку, наложишь на плечо горячую тряпку. Старайся, чтоб вода в рану не попала.

— Да я, наверное, не смогу.

— Отчего же? Ведь он тебе помогал. Давай, снимай с него куртку, потом рубашку. А я попозже приду и наложу свежую повязку. — И он вышел.

Лиза несмело спросила:

— А ты сам-то хочешь, чтоб я…

— Конечно! Давай, все у тебя получится.

Она передала малыша Джо, помогла Джиму снять голубую куртку, стянула с него рубашку.

— А майку ты не носишь?

— Нет.

Она молча намочила тряпку, приложила к ноющему плечу. Мало-помалу боль отпустила. Лиза прижимала тряпку, разглаживала ее на плече, а муж не сводил с нее глаз. Вскорости вернулся доктор Бертон, а с ним и Мак он принес насаженный на щепку большой кус подгоревшего мяса.